Связанные любовью

Роджерс Розмари

Элегантный дворянин исчез, остался лишь мужчина во всей своей примитивной, могучей и притягательной стати.

— Не стоит напоминать, что вы оставили меня в грязном парижском отеле, опоенного и без гроша в кармане, — возразил он, к счастью не догадываясь о проносящихся в ее голове безумных мыслях.

— Вы правы, — бросила она, приподнимаясь и не обращая внимания на жгучую боль. Сэр Чарльз, может быть, и сошел со сцены, но письма матери затерялись, и их еще предстояло вернуть. А для этого нужно было отыскать тот злосчастный постоялый двор, который она

покинула в спешке и не по собственной воле. Помочь ей в этом мог только Геррик Герхардт. — У меня нет времени на глупые, бессмысленные препирательства.

Она уже собралась подняться, но не успела даже откинуть одеяло, как герцог оказался у кровати и схватил ее за запястья.

— Попробуете встать, и — клянусь богом — мне придется связать вас.

От одного лишь его прикосновения ее бросило в дрожь.

— Вы здесь не в том положении, чтобы командовать мною.

— Буду командовать. А вы — если у вас в голове еще осталась хоть капля здравого смысла — подчиняться.

— Ваша светлость…

— Вам известно мое имя, — проворчал он, пожирая ее алчными глазами. — Я неделями гонялся за вами, пребывая в постоянном страхе оттого, что вы находитесь в руках врагов, и больше не намерен церемониться. Мне все равно, как вы себя чувствуете, и я в любом случае поступлю по-своему.

Грубоватое признание тронуло нежное сердце, но Софья знала, что не может позволить себе отвлекаться на такие пустяки.

— Если вы так заботитесь о моем благополучии, то почему держите в этом доме, куда в любой момент может вернуться сэр Чарльз со своими людьми?

Хватка ослабла. Теперь его пальцы уже не сжимали ее запястья, а поглаживали их.

— Сейчас перевозить вас нельзя. Уже стемнело, близится ночь. Незамеченным к дому никто не подберется — я выставлю часового.

— Но я не могу здесь остаться.

— Почему?

От этих поглаживаний у нее пересохло во рту.

— Моя мать ужасно переживает. Сэр Чарльз направил ей записку с требованием выкупа.

— Сэр Чарльз? — Он нахмурился, припоминая. — Чарльз Ричардс?

Софья напряглась:

— Мне показалось, что вы незнакомы.

— Мы не встречались, но имя я слышал… — Стефан покачал головой. — Нет, не могу вспомнить. Был какой-то скандал, из-за которого ему пришлось уехать из Англии.

Она поджала губы. Вот, значит, как? Оказывается, теперь англичане выгоняют своих сумасшедших в Россию?

Неудивительно, что Александру Павловичу так не понравилось в этой стране.

— Сэр Чарльз — настоящее чудовище. Его следует бросить в Тауэр… отрубить голову…

Стефан едва заметно усмехнулся:

— Я передам вашу жалобу королю.

Софья высвободила руки — его прикосновения не давали ей сосредоточиться.

— Не вижу ничего смешного. Я должна сообщить матери, что жива и здорова.

Усмешка растаяла. Он положил руки ей на бедра, наклонился и посмотрел в глаза.

— Но вы ведь не здоровы. И пока я не буду уверен, что вы оправились и готовы путешествовать, вам придется остаться здесь. Утром я отправлю вашей матери записку.

— Нет. — Ей никак

не удавалось оторваться от его губ. Они были так близки. Так соблазнительно близки. — Мне нужно выехать сегодня. Вы не понимаете.

— Так объясните, и, может быть, я пойму.

Софья отвернулась, посмотрела в темное окно. Ну как сосредоточишься, когда все тело звенит и тянется к нему?

— Вы же знаете, я не могу этого сделать.

— Ради бога, перестаньте. Это же не игра. — Стефан взял ее за подбородок. — Не отворачивайтесь. Вы скажете мне правду. А если попытаетесь снова опоить опиумом, треснуть по голове или проделать какой-то другой фокус, то имейте в виду, что у Бориса есть четкий приказ: схватить вас и любой ценой доставить в Мидоуленд.

Силы покидали ее. Воля слабела.

И дело было не только в том ужасе, с которым она жила последние дни, зная наверняка, что рано или поздно сэр Чарльз убьет ее и слуг.

Не только в страхе перед преследовавшими ее врагами.

Не в плохой пище, недостатке сна, отсутствии элементарных удобств.

Не в том, что приходилось трястись в разбитых каретах по разбитым дорогам и ночевать в грязных комнатах.

Нет, все было проще — она устала ото лжи.

— Я не понимаю, зачем вы здесь, — прошептала Софья, из последних сил стараясь удержать чужие секреты.

— А вы что думаете?

— Стефан…

— Пожалуйста, Софья, мне надоели наши постоянные стычки. Чтобы защитить вас, я должен понимать, какая опасность вам угрожает.

— Я обещала матери…

Его глаза полыхнули злостью.

— Если ваша мать не понимает, что ваша жизнь стоит дороже каких-то замшелых секретов, она не заслуживает вашей преданности. Об этом я и намерен сказать княгине, когда наши пути пересекутся.

Неожиданно для себя Софья обнаружила, что понимает его гнев и даже согласна с ним в глубине души. Пораженная этим открытием, она торопливо напомнила себе, что не желает такого согласия, но виновато признала, что его чувства приятны ей.

— Вы ничего ей не скажете.

— Скажу. И с большим удовольствием.

— Мать любит меня.

— Возможно. Но заботится о вас плохо. — Он провел большим пальцем по ее щеке. — Я не буду таким невнимательным.

— Я и сама в состоянии о себе позаботиться.

— Тогда, может быть, вам стоит позаботиться обо мне. — Его взгляд скользнул к лифу сорочки. — После всех этих мытарств я был бы не прочь отдаться в нежные, заботливые руки.

— Поищите эти нежные руки где-нибудь в другом месте, — неуверенно пробормотала она.

— Посмотрим. — Стефан с видимым нежеланием отвел глаза. — А пока я удовольствуюсь немногим. Скажите, зачем вы приезжали в Англию. Поймите, больше отмалчиваться нельзя. Время пришло.

Софья попыталась напомнить себе, что не должна и не может открыть ему правду, что герцог Хантли и без того слишком глубоко вошел в ее жизнь, но прием не сработал.

— Да. — Она вздохнула и попыталась отодвинуться от него. Не помогло. Стефан как будто заполнял собой всю комнату. — Наверное, пришло.