Сыч — птица ночная
Шрифт:
— Цементу, кирпича белого… ну, много чего еще, — настороженно буркнул атаман. — Ты дело говори!
— Представил, значит? — обрадовался я. — Ну-ну… И вот вы вкалывали, как папа Карло, с зорьки до заката, в то время как остальные станичники почти декаду напролет водку жрали, баб драли да песняка давили… И десятого мая, утречком, красавец домище стоит, готовый. Принимай, любуйся. И вы с бригадой гордые вокруг ходите, локтем друг друга пихаете — ай да мы! Ай да мастера! Представил?
Атаман кисло ухмыльнулся и почесал затылок, отводя взгляд, — понял, видимо, к чему я клоню.
— А потом приехал подрядчик, или кто там еще — кто дом заказывал. Да не один, а
— Ну и что ты после этого будешь с тем подрядчиком делать? Зацелуешь в попу до одури?
— Херню какую-то несешь, нах! — смутился атаман. — Слушать противно, нах! Да такого сроду быть не могло, нах! Чтобы с мастеровыми, да так…
— Ага, я херню несу! — жестко оборвал я собеседника. — С мастеровыми, значит, таким вот образом никак нельзя. А с ратными людишками — что ж, запросто… Ты действительно недопонимаешь или просто неловко прикидываешься? Нет, я очень добрый и покладистый — но атавистическое чувство мести мне присуще вполне. Если не в крайней степени… Да я уважать себя перестану, если не сделаю все, чтобы найти свою команду и примерно наказать негодяя! И заметь — вопрос о моем перемещении не стоит. Как жил у вас, так и буду жить, мне просто нужно довести до конца это дрянное дельце — вот и все… Опять помолчали.
— Бензину не дам, нах, — после тягостной паузы отрезал атаман. — Не потому что жалко. Ты раскатывать по району будешь недолго — это я тебе, нах, гарантирую. До первого встречного разъезда, нах. У нас в одиночку никто не катается — опасно. Ты чужой здесь, запросто, нах, примут за шпиона…
— Какого, к черту, шпиона? — удивился я. — Чего у вас тут шпионить можно? Вернее, за чем шпионить? За кем?
— Не знаю, — уклончиво буркнул атаман. — Но в лучшем случае повезут на съезжую, нах. И запрут на гауптвахту до выяснения личности. Пару суток проторчишь запросто, нах. А в худшем — шлепнут прямо на месте, нах, и как звать не спросят. У нас тут просто так никто не катается, нах. Или ты не понял до сих пор, где находишься, нах? А еще хлеще — напорешься на чеченский рейд, нах. Не везде службу справно несут, как у нас. В иных местах, нах, абреки гуляют по нашему берегу как у себя дома. Так что…
— Не нравится мне твоя настойчивая опека, — недоброжелательно прищурился я. — Не дашь бензина — пешком пойду. Оружие дашь?
— Ярмарка двадцать третьего будет, — проигнорировал мою эскападу атаман. — В райцентре, нах. От нас туда колонна будет спозаранку. Дам бензина, нах. Заправишь свою «Ниву», нах, семью возьмешь, в колонне пойдешь. Так пойдет?
— Чего я на той ярмарке забыл? — досадливо воскликнул я и тут же спохватился:
— Хотя надо же пацанам подарки на праздник. Татьяне обновки посмотреть… Денег дашь?
— Обязательно, нах. — Атаман ухмыльнулся в лохматые усы и неожиданно подмигнул мне:
— Я тоже там буду, нах. И скажу тебе, нах, где искать твоих запропастившихся головорезов. Если, конечно, они живы вообще. Так пойдет?
— Не понял! — обескураженно воскликнул я. — Откуда ты знаешь… откуда будешь знать, где их искать? Или у тебя уже имеется информация по этому поводу? Если есть, поделись! Я подскажу, как правильно организовать розыск, в каком направлении работать. Тут все-таки нужен определенный профессионализм, с наскока, просто так, ничего хорошего не получится…
— Надо кое-что еще разузнать, нах, — опять подмигнул атаман — загадочно и хитро. — Пока ничего не скажу, нах, — потерпи. И сиди, нах, не дергайся никуда — нечего понапрасну людей баламутить да бензин портить. Так для всех лучше будет…
В ночь с 22 на 23 февраля меня растолкали в половине четвертого утра, насильственно спрыснули чело молодецкое ледяной водой и сообщили, что через полчаса состоится старт колонны.
— Какого черта?! — возопил я, пытаясь натянуть на голову одеяло. — Открытие ярмарки в десять утра! До райцентра два часа езды! Какого черта мы там будем париться целых четыре часа? Совсем, что ли, сдурели?
— Уже полгода так ездим, — пояснила бодрая Татьяна, вновь запуская руку в кувшин с водой. — В такое время безопасно. Как нохчей [19] побили полгода назад, так они поутру больше не шастают. Вставай, прогуляйся, через пять минут утренничать будем… — И пошла из спальни, убедившись, что залезть под одеяло я более не пытаюсь и вполне готов покинуть постель.
— Чертовы нохчи! — пробормотал я, накидывая полушубок и выходя на двор. — И угораздило вас так рано в рейд идти! Не могли, что ли, кофе попить да в семь утра через брод… — И осекся, припомнив, какое отношение имеет тот чеченский рейд к моей семье.
19
Так называют себя чеченцы; жители приграничья часто пользуются этим названием.
Во дворе было бодро. Чадила тускло керосинка над крыльцом, сновали пацаны, готовя машину к выезду и оживленно разговаривая о каких-то глупостях — жвачках, конфетах, боксерских лапах и так далее. Предъярмарочная лихорадка имела место. Оживленно брехал Джохар, разбегаясь на блоке и всей массой откормленного тела лениво натягивая цепь к калитке — дескать, смотрите, вот-вот сорвусь да устрою вам тут! Я пригляделся: у калитки маячил какой-то мужлан, опасливо переминался с ноги на ногу, стесняясь проходить далее — не желал попасть к Джохару на завтрак.
— Утро доброе. Мастер! — крикнул от машины Сашко и с деланной небрежностью добавил:
— Там Семен пришел, кушак тебе принес.
— Доброе, — отозвался я, широко зевая и вздрагивая всем телом от морозного утреннего воздуха. — Какой кушак?
— Как какой? — насторожился Сашко. — Чемпионский, знамо! Да ты что, не помнишь? А ну погодь… — И побежал загонять Джохара в будку.
В течение ближайших пяти минут выяснилось, что это за кушак и для чего его мне притащили ни свет ни заря. Дело в том, что мои меньшие подмастерья, желая проверить, на что годен их Мастер, с неделю назад привели к нам тутошнего чемпиона по борьбе — здоровенного мужлана Семена, которому от роду совсем недавно стукнуло двадцать четыре года. Надо вам сказать, что Семен этот чрезвычайно могуч и кряжист, аки дубовый корень. Если бы он изловчился ухватить меня в объятия, задавил бы за три секунды. Потому я не стал баловать его такой возможностью и буквально в самом начале схватки несильно обидел. Обида состояла вот в чем: воспользовавшись стремительным натиском мужлана в мою сторону, я легко нырнул под руку противника, поймал его за кисть и отправил могучее тело в размашистый айкидошный кульбит. Эх и хряпнулся этот Семен — земля загудела! В себя он приходил минут десять — все это время мои пацаны сидели с разинутыми ртами и лупали на меня глазенками.