Сын Архидемона (Тетралогия)
Шрифт:
Единственная потеха в этом трактире – вусмерть пьяный трубадур. Бренчит и бренчит, поет и поет. Очень громко поет. Но зато очень плохо. Ну просто невероятно плохо. Мне, обладателю тонкого музыкального слуха, невыносимо слушать подобное издевательство над музыкой.
– Да когда же он наконец заткнется?!! – не выдержав, прохрипел я, отрываясь от ужина.
– Этот парень оченно любит музыкусь, святой отец, – спокойно ответил трактирщик, протирая грязную кружку еще более грязной тряпкой. – Он будет петь и играть, покась не помрет.
– А он что, чем–то болен? – смутился я.
– Да ничем. Просто не все здесь обладают монашеским смирением, так и вота. По моим думовеньям, где–тось куплетов через парусь… ну вот ужесь и началось.
Несколько крепких мужиков почти одновременно поднялись из–за столов. Трубадура вежливо угомонили кулаками по почкам, бережно вынесли за дверь и аккуратно положили у стеночки. Рядом пристроили и его инструмент. Ломать почему–то не стали.
А зря, на мой взгляд. Упущение.
– И вот так каждый раз… – вздохнул трактирщик.
Я наконец наелся. Трактирщик уважительно посмотрел на стопку грязных мисок и утер пот со лба. Бедный мужик сбился с ног, таская мне добавку за добавкой.
Поерзав на табурете и убедившись, что хвост ниоткуда не высовывается, я зашарил глазами по темному помещению, выглядывая наших. Слуги благопристойно ужинают за отдельным столом. Там же и пан Зовесима – его, как обычно, не видно и не слышно. Цеймурд по–прежнему играет в кости.
Аурэлиэль сидит напротив меня. Как всегда, с кислой миной. Вначале она пыталась обучать меня правильному поведению за ужином, но обстановка не очень–то располагает. Жратва простая и грубая, столовые приборы самые примитивные. Кругом грязь. Тараканы ползают прямо между тарелок.
Сама эльфийка вообще не решается что–либо здесь есть – только морщится и кривится, бросая кругом взгляды, полные отвращения. От меня далеко не отходит – уж очень сально на нее посматривают некоторые алкаши.
У этой эльфийской магии есть и неприятные стороны, если вдуматься. Видели бы эти простые богемские парни, как Аурэлиэль выглядит на самом деле, без гипнотической дымки… черта с два бы они так пялились. У нее вторичные половые признаки нулевого размера. И мордочка какая–то лисья.
Хотя на чей вкус, конечно…
Кардинала я заметил не сразу. Потом все–таки разглядел – наш святой отец сидит за столом в компании самых звероподобных здешних клиентов. У всех огромные кружки, и все напряженно молчат, таращась друг на друга.
– Это что у них? – задумчиво спросил я.
– Соревнование, – презрительно ответила Аурэлиэль. – Эти бескультурные мужланы соревнуются в умении потреблять хмельное. Тот, кто последним остается на ногах, забирает все деньги.
Я хмыкнул, с новым интересом разглядывая происходящее. Несколько парней уже валяются под столом, не пройдя даже отборочного тура. А вот кардинал пока держится. Выпить он горазд, это я еще с королевской свадьбы помню.
Еще один выбыл. Правда, не упал, а только свесил башку и принялся поливать рвотой собственные колени.
– Йозеф! – окликнули его. – Йозеф, тебе дальше наливать?
Йозеф чуть приподнял голову, окинул собутыльников мутным взглядом и кое–как выговорил:
– Буэ–э–э–э–э–э!.. Только не полную!
Произнеся это, он все–таки свалился со стула.
Кардинал сделал последний глоток, утирая льющиеся по бороде струйки, и что есть мочи шарахнул кружкой об стол. По изъеденной жучками доске пробежала трещина, бронзовая кружка чуть–чуть сплющилась.
Кроме нашего святого отца в состязании остались только двое – здоровенный лесоруб с плечами–воротами и довольно щуплый паренек с хитреньким личиком. Но вот свалился бездыханным и лесоруб. Кардинал довольно крякнул, с некоторым подозрением рассматривая последнего противника. Тот совсем не выглядит завзятым пропойцей, но каким–то образом умудряется на равных соперничать с нашим экс–атаманом разбойничьей шайки.
Я напряг Направление, сканируя пространство. И расплылся в понимающей улыбке.
Ну хорошо, не в улыбке, а в оскале. Улыбаться по–настоящему я не могу, ибо строение пасти не позволяет. Но какая разница, в конце–то концов?
– Падре!.. – прохрипел я, не вставая с места. – Падре, вы этому чмошнику в кружку загляните!..
Щуплый вздрогнул и задергался, как придавленная крыса. Кардинал, с трудом разобравший мои слова сквозь хмель, пару секунд недоуменно моргал… а потом до него дошло. Он приподнялся над столом и схватил последнего соперника за грудки. Тот по–заячьи заверещал, роняя кружку.
Из нее потекла чистая родниковая вода.
Зрители, собравшиеся вокруг стола, рассерженно загомонили. Похоже, этот хитрюга уже не раз выигрывал подобным образом. Кардинал на глазах побагровел, размахнулся и прорычал:
– Напился?! Закуси моим кулаком, грешник!..
Щуплый отлетел назад. Удар у нашего святого отца пушечный – как врежет, так и дух долой. Несчастный жулик сполз по стеночке и отрубился.
Вполне удовлетворенный, дю Шевуа сгреб в карман рясы выигранные монеты и опустил голову на стол. Зрители же отправились разбираться с трактирщиком. Самогонку–то участникам соревнования наливает именно он, так что замешан стопроцентно.
К нашему столу вернулся Цеймурд. Кажется, игра в кости подошла к концу. Или у него просто кончились деньги – судя по кислой роже, сегодня удача гоблину не улыбнулась.
– Не пофартило? – посочувствовал я.
Цеймурд что–то невнятно пробурчал, отводя взгляд.
– Гы–гы, – оскалился я. – Очень злобная старуха – невезуха, невезуха…
– Я постоянно замечаю, что ты произносишь какие–то непонятные словеса, – задумалась Аурэлиэль. – Иногда даже рифмованные. Что они означают?
– Да ничего. Поговорки. Присловицы. Стишки всякие дурацкие. Так, фигня.