Сын архидемона
Шрифт:
Лишившись чувства Направления, я тоже потерял очень многое. Идти приходилось по памяти – а я ни хрена не помню, где что. Ориентироваться крайне сложно, неба почти не видно, вокруг полумрак. Солнце почти не пробивается через все эти ветви, лианы и листья.
Я шагал предельно осторожно, стараясь не задеть острый сучок или колючку. Как же их много оказалось теперь, когда бронебойный хитин сменился нежной человеческой кожей! Даже некоторые листья оказались острыми, как моя фамилия.
В довершение всего я еще и потел, как свинья. Невыносимая духота. Все окутано туманом,
Чтобы спастись хотя бы от жары, я решил попробовать закутаться в простыню, как те же арабы. Конечно, простыней у меня нет, зато есть «тога», в которую превратился костюм-перевертыш Джемулана. С грехом пополам я соорудил из нее подобие бедуинского халата и что-то вроде арафатки. Так и пошел.
Однако уже через несколько минут я начал задыхаться и насквозь пропотел. Какое-то время я терпел, ожидая, пока наступит релаксация, но так и не дождался. Волей-неволей пришлось раздеться почти догола.
Видимо, этот способ годится только для сухого климата. В здешних влажных джунглях от него становится только хуже. Так что буду ходить как всякие папуасы – в чем мать родила. Тоже не сахар, но все же легче, чем в одежде.
Хорошо хоть крупных хищников и ядовитых змей на этом острове нет. Вот когда я похвалил себя за предусмотрительность. Однако выяснилось, что змеи и хищники – далеко не единственные животные, которых стоит опасаться. Например, на этом острове кишмя кишат сухопутные пиявки. Они буквально полчищами сидят на кустарниках вдоль троп – дожидаются, пока мимо пройдет какой-нибудь ящер, нелетающая птица. или единственный в этом мире человек.
Первую пиявку я подцепил в самом начале пути. Но обнаружил я ее гораздо позже – эти твари кусаются совершенно безболезненно, так что неладное я заметил, только когда пиявка раздулась до размеров теннисного мяча. И меня еще спрашивают, почему я ненавижу кровососов! Избавиться от чертовой бестии было нелегко. Я слышал, что пиявок нельзя просто так отрывать – рана загноится. Надо посыпать ее солью или намазать йодом. только нет у меня ни соли, ни йода. Еще можно прижечь сигаретой – но зажигалку я оставил дома. Пришлось перебороть отвращение и использовать собственную мочу гадко, противно, но все лучше, чем таскать на себе такую погань.
Надо было все-таки остаться в одежде. Пиявки – это еще хуже жары.
А потом начались кровососы летающие. Их здесь было не так уж и много – в сибирской тайге гнуса больше на порядок. Тем не менее мне постоянно приходилось отмахиваться от комаров, москитов или как называются эти местные бестии. Это яцхену хорошо – его комары не трогают, мухи не кусают аи!
Укусили. Какая-то особенно крупная муха ужалила меня в шею. Я ее тут же прихлопнул, но боль никуда не исчезла. Надеюсь, эта гадина не ядовитая, а то ведь загнусь я здесь. Чтобы хоть как-то защититься, я намазался грязью. Негигиенично, но от комаров защищает неплохо.
Добравшись до знакомого родника, я первым делом напился. Пить хотелось мучительно. При этом я старательно отгонял мысли о том, что местная вода должна просто кишеть микробами. Единственная надежда, что местная микрофауна для человека не опасна. Приматов-то в этом мире нет, да и вообще с млекопитающими негусто.
Шанс, конечно, невелик, но что мне еще делать, спрашивается? Умирать от жажды? Я слышал, что в джунглях воду можно добывать из растений-водоносов, но черт меня возьми, если я знаю, как они выглядят. Тут вообще большая часть флоры незнакомая – пока что я узнал только кокосовую пальму. Напившись, я внимательно изучил свое отражение в воде. Ничего лицо. Прекрасно помню, как я выглядел до гибели и превращения в яцхена. Совершенно иначе выглядел. Тогда я был весь каким-то в общем, не красавец. Огромный подбородок, заячья губа, залысины. Теперь же у меня нормальное человеческое лицо.
Наполнив калебас этой подозрительной водой, я двинулся в обратный путь. По дороге набрал фруктов, которые заприметил еще в бытность яцхеном. Мелкие зеленые зернышки, похожие на фундук без скорлупы, но очень сладкие и сочные. Крупные фиолетовые плоды, похожие на сливу, но вкусом скорее напоминающие яблоки. Темно-розовая грушеподобная фигня, растущая на некоторых кустах, – совершенно безвкусная, но неплохо утоляющая голод. Желтые дыньки размером с два кулака – удивительно нежные и удивительно скоропортящиеся. Их я съедал сразу же – они начинали пованивать уже через пару часов.
Я опять-таки отгонял от себя мысль о том, что какие-то из этих плодов могут оказаться вредными или вовсе ядовитыми. Дегустаторов и химических лабораторий у меня нет, а есть хочется. Конечно, я пробовал их по чуть-чуть, проверяя, нет ли неприятных ощущений. Один орех, довольно аппетитный на вид, я есть не рискнул – у него был какой-то едкий привкус, и это показалось мне подозрительным.
Не дойдя пары сотен метров до своей поляны, я поставил калебас на землю, достал из трусов ковчежец с Пазузу и выставил его перед собой. В кустах что-то зашуршало.
– Уйди, а? – устало попросил я.
– Как ты узнал? – злобно проворчало что-то в кустах.
– Догадался.
Яцхен выбрался наружу и плюнул на землю. Там, куда попала кислота, трава сразу начала растворяться. Я невольно вздрогнул, представив, как он плюет в меня.
Выглядел яцхен гораздо лучше, чем позавчера. Руки все на месте, ножка целенькая, нигде ни единой царапины. Здоровенький, как баклажан. На меня смотрит с явным вожделением и разве только не облизывается.
Интересная штука, которую я обнаружил в своем новом теле, – чувство Направления. Конечно, не то же самое, которое было раньше. Просто нечто вроде
компаса, настроенное персонально на яцхена, – теперь я чувствую, в каком он направлении и на каком расстоянии. Нетрудно догадаться, что это досталось
мне в наследство от энгаха, чье тело я занял. Точно так же Джемулан в свое время разыскал покойного Рубаку.
Не знаю, сохранилось ли Направление у яцхена. Вполне возможно, что без Рабана он уже не может его нормально использовать. На это указывает то, что он не напал на меня в джунглях, а подстерег здесь, на пути обратно.
– Чего пялишься? – спросил я у яцхена.