Сын болотной ведьмы
Шрифт:
Дверь со скрипом закрылась, я осталась одна – в темноте и тишине, которую стоны ветра за окном только подчеркивали. И подумала, что сейчас ко мне может войти кто угодно. Я прожила с мужем два года, родила от него ребенка, но звездный дождь стер из памяти все связанное с ним – за исключением неприязни, которая вросла слишком глубоко. Если вдруг ко мне в постель проберется незнакомец и не скажет ни слова, смогу ли отличить его от Гергиса? Ведь я понятия не имею, какой он.
Разве что по запаху? То, как от него пахло, не казалось неприятным – в отличие от самого принца. Но не вызывало ни волнения, ни желания.
Желание…
Глядя в темноту широко открытыми глазами, я пыталась представить его, нарисовать вместо расплывчатого неопределенного образа более или менее четкий облик, опираясь на описания Мии и собственные впечатления и представления. Однако отношение накладывало отпечаток: нарисованный воображением портрет Гергиса вышел не более приятным, чем образ моей служанки-надзирательницы.
Я ждала его с мучительным нетерпением. Надеялась одновременно на то, что он все-таки не придет - и что придет. Рассчитывала перетерпеть – ведь терпела же как-то раньше, не умерла. Зато это уже не будет неизвестностью. И, возможно, на какое-то время Гергис оставит меня в покое.
Часы на башне пробили полночь, четверть, половину. И только я решила, что он передумал, из коридора донеслись шаги.
Дверь открылась – и снова закрылась, щелкнул замок. Шаги приблизились, замерли. Я знала, что Гергис смотрит на меня, и сжалась в комок – и внутренне, и буквально, съежившись под одеялом.
Шорох снимаемой одежды – и вот уже горячее обнаженное тело прижалось к моему, руки скользнули под рубашку.
– Лери… - шепот обжег ухо.
Я ожидала чего угодно: грубости, боли, унижения. Но его прикосновения, ласки, поцелуи оказались нежными и страстными. И все же... не смогли победить вросший страх и неприятие. Крепко зажмурившись, я просто ждала, когда все закончится, не отвечая ни малейшим движением.
И вдруг вспомнилось, как только что, вот так же закрыв глаза, пыталась его представить. И такое же мгновенное, как вспышка молнии: я делала это и раньше. Но воображала совсем другого мужчину. Не какого-то выдуманного – настоящего. В постели с мужем я думала о нем. О ком же?
Пальцы медленно обвели треугольник внизу живота, пробрались между судорожно стиснутыми ногами и замерли. Рассмеявшись негромко, Гергис убрал руку и встал с постели. Я слышала, как он одевается и идет к двери.
– Гергис?
Трудно сказать, чего оказалось больше в этом незаданном вопросе: облегчения или недоумения.
– Извини, дорогая, но я не любитель насиловать мертвые тела. Лучше подожду. Возможно, оно еще оживет. Спокойной ночи.
Насколько я успела узнать – снова! – своего мужа, на него это было не похоже. И то самое, глубинное, тоже подсказывало: раньше он взял бы свое, нисколько не заботясь о том, хочу ли я его и что вообще чувствую.
Шаги стихли в коридоре. Сев на край кровати, я стащила через голову скользкую рубашку и бросила ее на пол. Встав, подошла к комоду, выдвинула ящик, достала другую – мягкую, из тонкого полотна. Надела, легла обратно. Сон улетел куда-то далеко, на край света.
Снова и снова я перебирала свои мысли и предположения, пытаясь собрать картинку из отдельных кусочков.
Во время близости с Гергисом я думала о другом, представляя того на месте мужа. Была ли я влюблена в него еще до свадьбы? Или он появился уже потом? Гергис сказал, что два года назад, на зимних балах, я смотрела на него с обожанием. Но он мог принимать желаемое за действительное. Или же просто обманул. А может, и нет. Вполне вероятно, после свадьбы Гергис обращался со мной так, что сам подтолкнул меня к мечтам о другом мужчине - или даже в его объятия. Ведь не появились же страх и неприязнь на пустом месте.
Вопросы множились, нарастая один на другой, как снежный ком. Вплоть до того, действительно ли я родила дочь от Гергиса. Зачата она была в конце осени, когда мы жили в столице. Но что, если и мой возлюбленный оттуда? Он мог последовать за мной и поселиться в городке за лесом, чтобы мы виделись тайком. Если так, становилось понятно, куда или откуда я шла ночью.
Как бы там ни было, звездный дождь стер все из моей памяти, оставив лишь размытые следы, тающую в сумерках тень. Возможно, окажись я рядом с ним, узнав имя и услышав голос, почувствовала бы что-то. Наверняка Ирита была поверенной моих тайн. Я ломала голову над тем, как связаться с ней, и понимала, что не могу сделать этого. Любой, к кому рискнула бы обратиться, легко выдал бы меня принцу. Оставалось только ждать и надеяться… неизвестно на что.
Сделав круг, мысли вернулись к тому, с какой насмешкой Гергис бросил фразу о мертвых телах. Если между нами и раньше все было плохо, вряд ли он мог рассчитывать на то, что я соскучилась и приму его с радостью. Мертвое тело оживет? Крайне сомнительно.
Единственное пришедшее мне в голову: он и сам не рад тому, как все сложилось между нами. Возможно, сначала и было хорошо, а потом какие-то его поступки оттолкнули меня. И теперь он не знает, как все исправить. Хотя и надеется, будто я все забыла, не понимая, что ничего изменить уже невозможно.
Особенно учитывая, что где-то глубоко внутри меня прячутся чувства к другому мужчине.
Память представлялась мне домом, из которого звездный дождь вымыл все, что там находилось. Но остался запертый на замок подвал, где спрятано самое сокровенное. Если бы только подобрать ключ…
Утром мне страшно не хотелось просыпаться. Натянуть одеяло до ушей и лежать весь день.
– Наверно, ночь прошла хорошо, - заметила невинным тоном Мия.
– Прекрати! – вскипела я. – Чтобы больше не слышала от тебя ни слова об этом!
– Прошу прощения, госпожа, - после короткой заминки ответила она. – Как скажете.
Эту вспышку вряд ли можно было назвать разумной. Восстанавливать против себя надсмотрщицу не лучшая идея. Но, с другой стороны, я показала, что не такая уж и беспомощная овца, над которой прислуга может безнаказанно посмеиваться в кулачок.
За эти полтора месяца я потихоньку сжилась со своей слепотой. Перешагнула через досаду и отчаяние, свыклась с мыслью, что это навсегда, и училась жить с ней. И с мыслью, и со слепотой. Не сразу, но довольно скоро я заметила, как обострились все другие чувства, с помощью которых ориентировалась в пространстве: слух, обоняние и осязание. Кроме того, тоже не сразу, появилось кое-что новое. Например, я ощущала чье-то присутствие рядом, даже если человек не шевелился. Знала, насколько близко он находится. А еще – что на меня смотрят. Пожалуй, это было самым неприятным.