Сын человеческий (сборник)
Шрифт:
— Вот теперь точно надо спешить, — говорит Лилит.
Мы торопливо сворачиваем за угол. Я успеваю еще раз обернуться и увидеть, как распахивается дверь приемной Альфа Мушкетера. В освещенном проеме возникает прямая как жердь, тощая фигура ростом с альфу, грива седых волос колышется, глаза выпучены. Это и есть знаменитый врач? Он бросается к слоубиманам. Девушка опять опустилась на колени, ее жертва еще не успела упасть. Пятна его крови на ее блестящей коже кажутся темно-лиловыми. Она начинает декламировать:
— Г! А! А! Г! А! Г! Г! А! Ц!
— Сюда, — говорит Лилит, и мы ныряем
Ступеньки. Запах сухой гнили. Паутина. Мы погружаемся в неизвестные бездны. Далеко внизу призывно горят желтые огни. Мы спускаемся ниже, ниже, ниже.
— Что это? — спрашиваю я.
— Спасательный туннель двухсотлетней давности — времен Войны Здравого Смысла. Под Стокгольмом все им изрыто. Гаммы хорошо его освоили.
— Похоже на канализационную трубу.
До нас доносятся взрывы смеха, обрывки непонятных разговоров. За решетчатыми витринами магазинов неровно мерцают светильники. Вокруг опять кишат гаммы. Некоторые, проходя мимо, делают знакомый знак, раз-два-три. Лилит чего-то боится — я не понимаю чего, — и мы идем очень быстро, почти бежим. Мы сворачиваем в другой туннель, перпендикулярный первому.
Появляются трое слоубиманов.
Один из них, лицо которого размалевано красными и синими полосами, останавливается и начинает петь. Может быть, специально для нас?
Кого мне взять в жены?Кто пойдет за меня?Огонь вонючих автоклавов, повсюду запах огня.О моя голова, моя голова, моя голова.Моя голова!Он опускается на колени и блюет. Из него потоком хлещет полупрозрачная голубая жидкость, лужа растекается до самых наших ног.
Мы движемся дальше. За спиной эхом разносится крик:
— Аль-ФА! Аль-ФА! Аль-ФА! Аль-ФА!
В стене справа открывается темная ниша, там совокупляются двое гамм. Не в силах оторваться, я гляжу на ходящие ходуном бедра, слушаю влажные звуки шлепков. Девушка методично колотит партнера ладонями по спине. Протест против изнасилования? Проявление экстаза? Выяснить это мне так и не удается, потому что из темноты, ковыляя, появляется слоубиман, спотыкается и падает прямо на парочку. Перед глазами мельтешат руки и ноги. Лилит тянет меня дальше. Мне вдруг очень хочется ее. Я думаю о ее груди, колышущейся под сетчатой накидкой, о влажной безволосой коже. Может, нам найти такую же нишу и прямо здесь, среди гамм… Поравнявшись с Лилит, я обнимаю ее за талию. Она недовольно поводит бедрами.
— Не здесь, — говорит она. — Не здесь. Мы должны соблюдать социальную дистанцию.
Со свода туннеля брызжет ослепительный свет. Надуваются и громко лопаются розовые пузыри, пахнет кислятиной. Небольшая толпа гамм, человек десять, галопом выскакивает из-за поворота туннеля, чуть не сбивает нас с ног, испуганно тормозит, почтительно приветствует и бежит дальше, громко смеясь и распевая на ходу:
Расплавив— Им весело, — говорю я.
— Да они пьяны в доску, — кивает Лилит. — Наверняка торопятся на радиационную оргию.
— Куда?
Из-под закрытой двери натекает лужица желтоватой жидкости. Едкий запах лезет в ноздри. Моча гамм? Дверь распахивается. Нам в лицо безумно хихикает женщина-гамма; груди ее выкрашены люминофором, на животе — яркий шрам. Она умудряется почтительно сделать книксен, хотя координация движений не на высоте.
— Миледи, милорд. Как насчет того, чтобы немного сгуститься?
Снова хихикает. Приседает. Вскакивает и, раскачиваясь, вприпрыжку кружится на месте, молотя себя пятками по заду. Выгибает спину, шлепает себя по груди, раздвигает ноги. В комнате у нее за спиной вспыхивают сначала зеленые, потом золотистые огни. Появляется еще одна фигура.
— Лилит, что это?
Нормального роста, но вдвое шире обычного гаммы и весь покрыт густым мехом. Обезьяна? Лицо явно человеческое. Существо понимает руку. Пальцы толстые и короткие. С перепонками! Затаскивает женщину в комнату. Дверь захлопывается.
— Бракованный, — говорит Лилит. — Здесь таких много.
— Бракованный?
— Субстандартный андроид. С генетическими изъянами. Наверное, автоклав был плохо стерилизован. Иногда у них нет рук, иногда ног, голов, пищеварительного тракта, того-сего.
— Разве таких автоматически не уничтожают на заводе?
— Нет, — улыбается Лилит, — не уничтожают. Те, кто нежизнеспособен, сами быстро умирают. Остальных тайком переправляют в подземные города — сюда в основном. Мануэль, не можем же мы обречь на смерть наших ущербных братьев?
— Левитикус, — говорю я. — Альфа Левитикус Прыгун.
— Да, конечно. Смотри, вот еще один.
По туннелю беззаботно шлепает персонаж из ночного кошмара. Можно подумать, это существо засунули в печь и держали там, пока плоть его не стала мягкой и текучей: чем-то оно напоминает человека, но очертания незнакомые. Нос вытянулся чуть ли не в хобот, губы огромные и плоские, как блюдца, руки разной длины, вместо пальцев — настоящие щупальца, чудовищных размеров гениталии.
— Разве не было бы ему лучше умереть? — спрашиваю я Лилит.
— Нет-нет. Он наш брат. Наш бедный брат, который дорог нам.
Чудовище останавливается в десятке метров от нас. Пальцы-веревки повторяют все тот же жест: раз-два-три.
— Мир вам, альфы, — очень отчетливо произносит оно. — Краг-с-вами, Краг-с-вами, Краг-с-вами.
— Краг-с-вами, — отвечает Лилит.
Чудовище ковыляет дальше, радостно что-то бормоча.
— Краг-с-вами? Краг-с-вами? Лилит, что все это значит?
— Общепринятое приветствие, — говорит она.
— Краг?