Шрифт:
Глава 1
Князя Болеслава прозвали Храбрым. С годами он перестал быть могучим воином, но оставался одним из сильнейших государей. После смерти князя Владимира Святославовича Болеслав стал, пожалуй, самым могущественным славянским правителем.
Впрочем, годы не пожалели и его. В свои пятьдесят лет он настолько растолстел, что мог с трудом забраться на коня. Сначала Болеслав винил в этом неудачно сшитые одежды, затем ведьму, которая наслала на него толстоту, затем старых языческих богов. Но когда кто-нибудь начинал с князем разговор
Трапеза была в самом разгаре.
– Бояре! – обратился Болеслав к делившим с ним пищу мужам. – До сих пор помню, как я однажды сражался с четырьмя рыцарями, набросившимися на меня. Пан Хостишко, ты ведь помнишь тот славный день?
Польские бояре всё чаще именовали себя панами, хотя ещё во времена князя Мечеслава, отца Болеслава, паном считался только Бог и князь. Пошло это с южных славянских земель, где правители селений – жуп, именовали себя жупанами.
Князь Болеслав прохладно относился к тому, что теперь почти каждый мечник именовал себя паном, но своего ближника Хостишко он сам так называл.
Пан Хостишко опустил глаза, не зная, что ответить. Он слышал эту историю много раз. Эту и другие истории, произошедшие с Болеславом в молодости.
– Это было ещё до того, как мерзкая ведьма наслала на меня толстоту, чтобы сковать моё тело. Рыцари постарались выбить меня из седла, но разве им такое под силу? Я был быстр! Господи! Как я был быстр, пан Хостишко! Я увернулся от направленного прямо в сердце копья и сначала поразил первого. Он был лет на восемь меня старше. Помню, он упал на землю и схватился руками за живот. Второго я сразил следом за первым. Оставшиеся два рыцаря, которые звали себя благородными господами, повернули своих коней и помчались прочь. Помнишь, Хостишко, ты тогда выехал на своём гнедом скакуне? Его звали Свет. Так?
– Моего гнедого, князь? – переспросил пан Хостишко. – Нет. Светом звали вашего коня. Моего звали Тьма. Это была кобыла, и она была не гнедой, а вороной.
– Точно! – крякнул Болеслав, хлопнув себя по толстому брюху. – Ты скакал на своей вороной кобыле, а я на жеребце. Рыцари, которые похвалялись тем, что они самые лучшие воины в мире, спасались бегством, словно мы сама смерть.
Князь тяжело вздохнул и взял свой кубок. Кубок был полным. Толстяк поплескал вино и поставил его на стол.
– Умеренность. Вот вы всегда говорите, что я толст из-за неумеренности?
– Нет, князь, – ответил за всех пан Хостишко, – мы не говорим так.
Болеслав усмехнулся. Он знал, что по всем его обширным владениям только и говорят о его чревоугодии.
– Умеренность. Вот ты, пан Хостишко, помнишь моего брата Владивоя? Помнишь его? Он дня прожить не мог, если не упивался вином до беспамятства, а один стоил десятка. Вот он был неумеренным. Зато каким он был воином! Таких ещё поискать нужно.
Болеслав стыдливо посмотрел на своих сотрапезников. Умеренность. Он начал этот разговор потому, что ему хотелось ещё есть, хотя если быть умеренным, то надо покинуть трапезу. Но тогда весь оставшийся день он будет думать только о еде. Болеслав уже пробовал так поступать, но в итоге всё равно приходил в трапезную и наедался до боли в животе.
Князь отрезал ножом жирный кусок свинины и положил на блюдо. Мясной сок растекался по тарелке и вызывал у него жуткий голод. Казалось, что он не ел несколько дней. Болеслав нахмурился и окинул взглядом всех, кто сидел с ним за одним столом.
– Осуждаете? – спросил у них князь. – Считаете, что я должен был насытиться тем, что уже съел? Хорошо бедняку – он сожрал и всё. А я князь и могу есть сколько угодно. Вот проклятая ведьма! Надо было повесить её на первом же суку. Она сделала моё брюхо ненасыщаемым!
– Князь, – робко проговорил пан Хостишко, – по твоему указу эту ведьму нашли много лет назад и отсекли ей голову. Остатки её сожгли.
– Значит, не ту нашли! Знаешь, сколько на свете ведьм, волхвов и прочих негодяев? Всех не перевешаешь. Точно кто-то из них проклял меня.
Болеслав вгрызся в мясо. Некоторое время в трапезной стояла тишина. Паны смотрели, как их толстый и ненасытный князь поглощает жирный кусок мяса.
Болеслав, набив полный рот, отложил мясо в сторону и запил водой. К вину он так и не притронулся. В молодости он потерял брата, единственного любимого им. Владивой, князь Богемии, помер именно от пьянства. Наверное, поэтому Болеслав почти никогда не пил хмельных напитков, предпочитая воду.
Пану Хостишко предстояло сообщить своему князю новости, пришедшие с Руси. Оттягивать с этим было больше нельзя, но и говорить их было нелегко. Конечно, можно было дождаться, когда они останутся наедине, и поведать всё с глазу на глаз. Но Болеслав мог после трапезы прилечь поспать, и тогда разговор пришлось бы отложить ещё на полдня. А скоро всё Гнёзно будет знать о том, что произошло.
– Княже, пришли вести с Руси, – сказал пан Хостишко.
– Какие? Что там помер князь Владимир? Знаю. Он не был мне другом, но был достойным человеком. Он одолел моего отца, князя Мечеслава, но зла я на него не держу.
– Князь, после смерти князя Владимира Киев занял Святополк, твой зять. Он одолел троих своих братьев, лишив их жизни.
– Правильно. Я в своё время тоже расчистил себе дорогу. Так заведено – править может только сильнейший. Как говорится, одна берлога двух медведей не вместит!
– У князя Владимира был ещё один сын – Ярослав.
– Ярослав? Не знаю такого, – проговорил Болеслав, а затем рассмеялся, – у князя Владимира было столько сыновей, что если бы я всех их помнил, то забыл бы имена своих.
– Ярослав ещё при жизни князя Владимира сел править в Новгороде. Он перестал платить отцу положенную дань, и дело должно было кончиться войной.
– А так всегда и бывает, – подтвердил Болеслав, отправляя в рот большой кусок мяса и прихлёбывая его водицей, – дети – они ведь самые неблагодарные. Им всегда кажется, что родитель обязан им всем, а они в ответ могут платить предательством и прочим. Послушай, пан Хостишко, ты ведь не просто так завёл этот скучный разговор во время трапезы. Говори прямо, что стряслось.