Сын Екатерины Великой. (Павел I)
Шрифт:
Но это было именно то, чего не хотел фельдмаршал. Если встреча произойдет таким мирным образом и в безопасном месте, он мог опасаться, что оставшиеся в Швейцарии австрийцы получат приказания последовать за эрцгерцогом в Германию. Он был официально предупрежден, что гофкригсрат на него рассчитывает для смены не только Гадика, но и Готце, так как Корсаков, по мнению бештимтзагеров, заменил эрцгерцога. Таким образом, менее чем с 50000 человек он очутился бы в безопасности от всякого нападения, но, равным образом, и в невозможности что-либо предпринять. Этого он не хотел. Теперь, как всегда, – в Швейцарии, как и в Италии, – он хотел сражаться, испытать во что бы то ни стало счастье своего оружия. И потому он отдавал предпочтение комбинации рискованной, смелой, но которая, соединив хоть на несколько дней под его начальством силы, приблизительно равные силам Массена, заставляла Готце, Линкена и Штрауха согласиться встретиться с ним на поле сражения, где он намеревался вызвать в бой противника.
Он был достаточно начитан, чтобы знать,
Он не забывал, наконец, что горный массив со своими ущельями, благоприятный для неожиданностей и обходных движений, так же трудно защищать, как и атаковать, и поэтому он мог надеяться одержать верх над Лекурбом. Единственный слабый пункт в его плане и ошибка, делавшая успех более чем гадательным, заключались в сложности движений, которые он хотел между собой согласовать с точностью до нескольких километров и нескольких часов, и из-за которых, принимая в расчет расстояния, неровности местности, уже известные, и препятствия, дававшие себя легко предвидеть, казалось невозможным достигнуть такой точности, являвшейся непременным условием успеха. Против этого неправильного расчета должна была предостеречь Суворова военная история недавнего прошлого. Поставленной им себе задачей было то стратегическое окружение, с целью полного уничтожения противника, которое задумал генерал Мак в 1794 году, для сражения при Туркуэне; позже Карно, чтобы окружить Кобург; в 1796 году Вурмзер, чтоб разбить Бонапарта, и, наконец, Моро, при приближении Макдональда, чтобы побить самого Суворова. Всегда попытка кончалась неудачей, или даже поражением, и всегда по одной и той же причине: слишком большой простор, предоставленный случайностям в комбинациях такого рода, и легкая возможность для противника им помешать.
Суворов первый опоздал к сроку, назначенному им самим. В последний момент демонстрация Моро у Тортоны задержала его и заставила потерять три дня. После того как французский генерал отступил в горы и город 10 сентября сдался, фельдмаршал продолжал свой путь и ускорил его, насколько мог. Расставшись со всей тяжелой артиллерией, которая должна была догнать его через Милан, Киавену и Энгадин, и даже со своим обозом, направленным на Шафгаузен через Тироль, оставив при себе лишь 25 орудий малого калибра, взятых из пьемонтских парков, 15 сентября он уже вел свои войска в Таверне, к подножию Монте-Ченере, и обогнал их в Беллинцоне, где рассчитывал найти мулов, потребованных от австрийского интендантства. Увы! в тот же день он писал Ростопчину: «Я прибыл в Беллинцону, но ни мулов, ни лошадей, ничего кроме Тугута, гор и пропастей».
Тугут на этот раз был ни при чем, а Меласу, от которого требовали уступки своих собственных ценных животных, простительно, что он на это не согласился. Правда, он обещал сделать все возможное, чтобы достать других; но тысяча триста пятьдесят мулов, цифра, указанная Суворовым, не находятся вдруг. Вместо того чтобы жаловаться Ростопчину, фельдмаршал лучше прибегнул бы к средству, к которому он в конце концов и обратился, состоявшему в утилизации казачьих лошадей. Чтобы перейти через Готард, кавалеристам было выгоднее спешиться. Но после того как ему пришла в голову эта мысль, Суворов потерял еще пять дней, и атака была отложена с 19 на 24 сентября.
В некотором отношении он этим выигрывал. Наметив со своей стороны на 25-е число того же месяца общее наступление, Массена предписал Лекурбу движения, вынуждавшие его очистить проходы, где он со своими 12000 человек уже принял меры к тому, чтобы установить со всех сторон тщательное наблюдение. Несколько батальонов под начальством Луазона оставались одни вдоль Рейссы, и самого Лекурба там не было. Ни он, ни Массена не были осведомлены по крайней мере о такой близости Суворова, и при известии о появлении русских под Айроло оба они приняли это за простую демонстрацию. Задача нападающих этим облегчалась.
Останавливаясь ныне перед памятником, воздвигнутым Суворову между Андерматом и Флюеленом, на повороте узкого прохода, где среди утесов и головокружительных пропастей Рейсса с шумом катит свои бурные воды, редкие туристы не выразят своего удивления: «Как! Здесь прошел он со своей армией?» И в уме тех, кто знает, что больше трехсот французов находились там, чтобы преградить путь этому новому Ксерксу, классическое воспоминание вызывает сравнения, обидные для Лекурба и его солдат. Но русский Ксеркс не прошел там со своей армией, ни даже с ее четвертью! Русская армия, собранная в Беллинцоне, насчитывала 20986 человек. Суворов не думал ни одной минуты двинуть ее целиком в ущелье Готарда. 21 сентября 6000 человек под начальством Розенберга выступили через Донджио и Санта-Мариа на Дисентис, к верховьям Рейна, чтоб выйти к Обер-Альпу в тыл французской позиции в горах. С другой стороны, посланный из Кура в Дисентис генералом Линкеном генерал Ауфенберг должен был в то же время двинуться со своим отрядом через горы в долину Мадеранскую, к Амштегу, чтобы тоже угрожать тылу защитников долины Рейссы. Приняв эти меры, Суворов разделил еще остальные свои силы на три колонны, из которых одна, под его непосредственным начальством, поднявшись вверх по реке Тиччино, потом пройдя вдоль Рейссы через ущелье Ури и Чертов мост, должна была атаковать Сен-Готард с фронта. Две другие, под начальством Багратиона и Дерфельдена, должны были произвести одновременно, справа и слева, глубокие обходные движения, чтобы напасть на противника со всех сторон и поставить его везде между двух огней. При этих условиях горы, вовсе не стесняя наступающих, позволяли им, наоборот, наилучше использовать свое огромное численное превосходство; они им служили укрытием для обходных движений, очень искусно задуманных, и борьба не могла от них требовать нигде слишком больших усилий.
Легенда напрасно драматизировала отдельные ее факты. Суворову не приходилось, при отступлении солдат, удерживать их, как предполагали, приказывая рыть ему могилу на оставляемой местности. Сопровождаемый швейцарским офицером, Антонио Гамма, который с ним не расставался в продолжение всего похода, подвижный, внушающий доверие и в критические моменты, как всегда, не щадивший себя, фельдмаршал должен был скорее сдерживать порыв своих войск. Но его собственный пыл трудно мирился с выжиданием результата маневров, имевших целью сломить сопротивление противника. Направив свой отряд позади Айроло на левый фланг французов, Багратион своим движением быстро, однако, заставил очистить южную часть прохода! На Чертовом мосту Луазон держался стойко, но был обойден в тыл Розенбергом, и 26 сентября, около полудня, без больших потерь, русские были в Альтдорфе, где Суворов думал соединиться если не с Корсаковым, то по крайней мере с Линкеном.
Он совершил одно из своих любимых сенсационных вступлений в этот маленький город; но об Линкене и его товарищах по оружию он не имел никаких известий; и предположенное движение к Люцерну с двумя обходными колоннами из одной точки должно было показаться ему невозможным. Фельдмаршал предположил, что, не имея возможности проникнуть дальше, Линкен ждал его в Муотатале, близ Швица, и ни другой день решил с ним там соединиться. Удивлялись, что при своей неуверенности он не попытался достигнуть верхнего течения Линты скорее через Клаузенское ущелье, которое Гамма был, конечно, в состоянии ему указать. Эта дорога довольно легкая, давала ему уверенность встретиться с Линкеном. Предполагали, но без достаточных оснований, что в этом случае им руководила другая воля, именно великого князя Константина. К трудностям этого похода юный сын Павла действительно прибавлял еще лишнюю обузу своей персоной. Его участие в последнем периоде Итальянской кампании не было блестящим, и впоследствии он проявил себя несколько раз в Швейцарии еще менее славным образом. Он легко принимал повелительный характер, но его мнения основывались обыкновенно на малодушии, которое на этот раз не могло его вдохновить в предполагаемом направлении.
К тому же дорога к Муотенской долине, помимо связанной с ней страшной неизвестности, была еще более трудной. Ведя через Шэхенталь к подножию Руозальпа, она проходила затем по крутым скатам Кинцигского прохода тропинками, по которым ходили одни пастухи. Чтобы перейти через перевал и достигнуть долины, русским пришлось потратить больше мужества и энергии, чем на Сен-Готарде, а при прибытии их ожидало известие о цюрихском поражении.
В то время как Корсаков и Готце разбрасывали свои силы между Цюрихом и Верхним Граубинденом, Массена сосредоточивал свои. Хотя и ослабленный недавно выделением части его войск для усиления Рейнской армии, он имел возможность, кроме 12000 человек Лекурба, 9000 Тюро в верхнем Валисе и резерва из 7000 человек, под начальством Клейна и Гумбера в Фриктале, около Базеля, собрать, вместе с Сультом, Мортье и Лоржем, около 40000 человек, сгруппированных на верхней Рейссе, нижней Линте и на левом берегу Цюрихского озера. Смутно осведомленный о прибытии Суворова, получая настоятельные требования Директории «сделать что-нибудь», подобно тому как это было с Жубером перед Нови, находясь, наконец, пред угрозой потерять еще часть своего наличного состава по той же причине, что и раньше, он выжидал благоприятного случая. В конце месяца, при известии о падении Бернадота, которого он ненавидел, и который платил ему тем же, он принял решение. Рядом быстрых маневров предупредив движение, предписанное союзникам Суворовым, и перейдя первым Линту и Лиммат, он опрокинул Готце, погибшего в этой схватке, отбросил остатки его отряда к Рейну и столкнулся с Корсаковым под Цюрихом. Потерпев полное поражение при первом же столкновении, самонадеянный генерал потерял 5000 человек и сто орудий, весь свой обоз, вместе с казной армии, и всю канцелярию. По свидетельству Викгама, перед сражением, во время его и после он показал себя совершенным ничтожеством. Он пренебрег мнениями швейцарских офицеров относительно выбора позиций и, когда завязался бой, был уже более не в состоянии даже отдать распоряжение. Он, кажется, отказался также выслушать Пишегрю, предлагавшего из штабквартиры эрцгерцога свои услуги и советы. Вместе с письмами бывшего командующего Рейнской армией, его корреспонденция выдавала французам, в документах, недавно присланных из Петербурга и Митавы, весь секрет интриги Барра.