Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры
Шрифт:
Четырех петухов усадили в ямы на расстоянии двадцати метров один от другого. Несчастные пернатые предпринимали отчаянные попытки освободиться из плена, вытягивая шею и кукарекая во все горло, но насыпанные в ямы камни удерживали птиц, не давая им убежать.
Двое полевых судей, оба отставные офицеры, заняли свои места с той и другой стороны от всадников.
Тем временем публика, собравшаяся уже в изрядном количестве, бойко делала ставки – по преимуществу на сына Красного Корсара, предпочитая его то ли за красивое лицо, то ли из какой-то иной необъяснимой симпатии.
Как
Судьи, тщательно осмотрев конскую сбрую, дабы не случилось какого несчастья, приблизились к помосту, где находилась маркиза.
– Готовы? – спросил один из них.
– Да, – в один голос ответили четырнадцать всадников, бросив взгляд на маркизу де Монтелимар.
– Пошли! – выкрикнул другой судья.
Лошади, почувствовав прикосновения шпор, подскочили и понеслись в неудержимом полете.
Сын Красного Корсара очень скоро возглавил скачку, держа в стременах только левую ступню, чтобы легче было нагнуться до земли.
Его вороной, выбранный с особым тщанием, преодолел дистанцию в необыкновенном порыве, опередив соперников на несколько метров.
Граф гарцевал так великолепно, что вызвал у зрителей настоящий взрыв энтузиазма. И мужчины и женщины отчаянно били в ладоши, когда он пролетал мимо, склонившись к шее скакуна и покачивая своим длиннющим красным пером. Так молодой всадник на ураганной скорости подскакал к первому петуху. Он наклонился к земле, крепко держась одной рукой за шею коня, и, ловкий, как арабский наездник, ухватил птицу, выдернул ее из ямки и торжественно взметнул вверх.
Он наклонился к земле, крепко держась одной рукой за шею коня, и, ловкий, как арабский наездник, ухватил птицу…
Мастерство всадника толпа одобрила единодушным криком восторга. Мужчины и женщины махали платочками, потрясали тростями и зонтиками, будто они присутствовали на корриде [21] . Всадника в красном приветствовали словно одного из самых знаменитых эспадас [22] в цирке Севильи или Гранады.
21
Коррида (исп. corrida de toros) – бой быков.
22
Эспадас – вооруженные шпагой тореро.
Граф свернул петуху шею и бросил птицу в группку попрошаек. Потом, доскакав до изгороди, отмечавшей конец дистанции, молниеносно развернул коня и пустился в обратный путь.
Тем временем преследовавшие его всадники, скакавшие плотной группой, почти
– Ну и растяпы эти кавалеристы! – пробормотал граф. – Видно, мне придется самому управляться с птицами. Это было бы очень скучно, если бы только победа не давала права поцеловать самую прекрасную женщину Сан-Доминго.
Он ослабил поводья и возобновил скачку, пришпоривая правой ногой своего вороного и оставив левую ногу свободной, чтобы можно было нагнуться как можно удобнее.
Он был один, более тридцати метров отделяли его от галопировавших группой соперников, граф за несколько секунд добрался до второго петуха и выдернул его из ямки.
Уже не крик, а торжествующий рев приветствовал всадника.
– Да здравствует красный граф! – вопила толпа, исступленно отбивая ладони.
Другим всадникам тоже повезло: двое из них выдернули по петуху, однако победа осталась за графом, дважды добившимся успеха.
Он спрыгнул с коня, приблизился к улыбавшейся ему маркизе и положил ей на колени птицу, сказав:
– Сохраните ее на память обо мне, сеньора; когда я уеду, вы всякий раз будете вспоминать меня при взгляде на этого крикуна.
– Стало быть, вы хотите уехать? – спросила прекрасная вдова.
– Возможно, уже сегодня вечером меня не будет в Сан-Доминго, – ответил граф.
– В таком случае вы должны позавтракать со мной.
– Никогда не отказываюсь от компании сеньоры, особенно если она такая красивая и любезная, как вы.
– Ах, граф!..
Она поднялась, поприветствовала на прощание всадников, вытянувшихся в шеренгу перед открытым помостом, и стала медленно подниматься по величественной каменной лестнице, тогда как толпа зрителей постепенно рассеивалась.
Граф ди Вентимилья последовал вместе с дворецким и горничными за прекрасной вдовой.
Маркиза провела его через несколько богато украшенных и изящно меблированных залов и наконец ввела в столовую, не очень большую, но с обитыми красной замшей стенами и золоченым потолком.
В центре комнаты находился стол, сервированный золотыми тарелками, ложками, вилками и ножами. В великолепных серебряных вазах красовались самые разнообразные фрукты тропических краев.
Возле стола, одно подле другого, стояли два кресла.
– Господин граф, – заговорила маркиза, – сегодня у меня нет других приглашенных, поэтому мы можем поговорить свободно, как старые друзья.
– Благодарю вас, маркиза, за предупредительность.
– Я должна кое о чем спросить вас.
– Меня? – удивился корсар.
– Вас! – ответила маркиза де Монтелимар, на прекрасном челе которой появилась легкая морщинка.
– А если я скажу вам, что непременно хотел увидеться с вами и получить у вас кое-какие сведения, что вы на это скажете?
На этот раз пришел черед удивляться маркизе.
– У меня? Значит, вы знали меня, граф, еще до того, как бросили якоря в этом порту?
– Нет, я только слышал о Монтелимаре.
– О моем муже?
– Нет, о вашем девере, который много лет назад занимал пост губернатора Маракайбо.