Сын Люцифера. Книга 4. Демон
Шрифт:
Стасов молчал. Он решил вообще ничего не говорить.
Опера переглянулись.
— Ладно... — медленно и зло процедил, наконец, зам. начальника. — Поговорим тогда по-другому!.. Думаешь, ты такой хитрожопый? Так вот, слушай сюда!
Мы неделю назад взяли еще одного твоего приятеля, Зенкевича. Ты уже как раз здесь, вроде, был?.. Видишь, как интересно получается? Мы его все эти пять лет искали, найти не могли, а как только тебя сюда привезли, сразу же и нашли! Усекаешь, чем это для тебя пахнет?
Опер сделал многозначительную паузу
— Мы тебя сейчас в лагерь назад отправим и запустим по своим каналам дезу, что это твоя работа. Что это ты его сдал! Причем грамотно все сделаем! Умно. Знаешь, что за это бывает?
— Сразу опустят, петухом сделают! — радостно загоготал второй опер. — Отпидарасят, без базара!
— Ну, как тебе такой вариант? — вкрадчиво поинтересовался зам. начальника.
Стасов смотрел на него, раскрыв рот. Он словно лишился дара речи.
— И это еще не все! — с теми же интонациями негромко продолжил опер. — У тебя же пистолет тогда на квартире нашли? А квартиру твою жена снимала. На ее имя?.. Так что мы сейчас еще дело и против нее возбудим! За хранение оружия. Срок давности еще не вышел, так что все нормально. И ее еще посадим! А знаешь, что в женских колониях делается? Она же у тебя симпатичненькая?..
Опер опять замолчал, выжидающе глядя на Стасова. Тот, однако, молчал тоже. Потому просто, что слов у него не было. Язык словно присох к гортани.
— В общем, так, — подытожил старший опер, вставая. Второй опер тоже поднялся. — Или ты дашь нужные нам показания, или... И тебе, и жене хана. Сам решай.
— Думай, Стасов, думай! — тут же вмешался второй опер. — Кубатурь! Шевели извилинами.
— В общем, мы на следующей неделе к тебе опять зайдем, — опер открыл дверь следственного кабинета. — К этому моменту определяйся. В какую сторону тебе двигаться.
* * *
Стасов вернулся в камеру, лег на шконку и уставился в потолок. Так плохо ему не было еще, наверное, никогда. Он отлично понимал, что все, что ему пообещали опера, было отнюдь не пустой угрозой.
А чего там сложного-то! Запустят действительно по своим каналам, что это я сдал — и пиздец! И хуй там чего кому в лагере объяснишь! Этому стаду. Этим долбоебам. Никто и слушать ничего не будет! Объявят сукой...
А против жены дело возбудить вообще ничего не стоит! Раз плюнуть! Пистолет у нее на квартире был найден?.. У нее! Она формально снимала.
Стасов судорожно вздохнул.
А если, с другой стороны, показания дать — так ее вообще убить могут! Вместе с детьми. Это тебе не Америка, охранять их никто не будет. За вора!..
Да и как я сам-то в лагерь поеду, если показания против вора дам? Что со мной там будет? Сразу башку отшибут! В два счета.
— Валер! Не гоняй! — окликнул его один из сокамерников. — Иди лучше, чифирнем!
— Да потом! — вяло отмахнулся Стасов. — Попозже.
* * *
Ночью Стасов не спал. Он лежал, повернувшись лицом к стене, и притворялся спящим, но ему не спалось. Какой тут сон!
Он обдумывал варианты, искал выхода, но выхода не было. Да и вариантов-то, собственно, тоже никаких не было. Давать — не давать — вот и все «варианты». Или-или.
* * *
На прогулку Стасов не пошел. Диджи, дорожник, который на прогулку вообще никогда не ходил, лишь только дверь камеры захлопнулась, сразу же, как обычно, завалился спать.
Стасов подождал, пока он уснет, сел к столу и взял чистый лист бумаги. Подумал секунду и начал быстро писать, четко и разборчиво, следя, чтобы строчки не уплывали, не заваливались и получались по возможности прямыми и ровными.
Озеро Чад
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд;
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай! Далеко-далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает пятнистый узор.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю волшебные сказки таинственных стран,
Про Черную Деву, про месть молодого вождя!..
Но ты слишком долго вдыхала холодный туман;
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
Дойдя до этого места, Стасов остановился.
Так... Как же там дальше-то?.. — мучительно вспоминал он. — Еще две строчки должны быть...
Конец помню!
Ты плачешь? Послушай, далеко-далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
А вот еще две строчки?.. Так... Так... Не! не вспомню. Во черт! Ладно, некогда вспоминать!
Стасов покусал ручку, помедлил немного и решительно вставил недостающие две строки. Свои собственные.
Что ж, будем надеяться, что Николай Степанович меня простит, — криво усмехнулся он.
Перечитал написанное и медленно сложил листок. Взял конверт, надписал на нем адрес жены, вложил в него листок и положил конверт посередине стола, на самое видное место.