Сын Неба. Странствия Марко Поло
Шрифт:
— Нет, о повелитель! — вмешался Марко. — Это было бы весьма безрассудно…
Все обратили недоуменные взгляды на отважного молодого венецианца.
Дядя Маффео отчаянными жестами пытался призвать Марко к молчанию, а Никколо побледнел и принялся что-то бормотать, перебирая свои четки.
— Ты осмеливаешься заявлять, что Сын Неба лишился рассудка? — прорычал Хубилай.
— Хан ханов неизменно мудр и рассудителен, — торопливо ответил Марко. Но мой скромный долг — предупредить повелителя об опасности. Тем более что и свиток предупреждает о морозе, что низложит царское величие. Эта госпожа дремлет — но в то же время она весьма могущественна. Когда главарь куманских бунтовщиков попытался ее обнять, он тут же упал замертво от обморожения.
— Так ты к тому же полагаешь, что богиня не сумеет отличить ненавистные объятия ничтожного бунтовщика от царского поцелуя великого хана? — сверкая глазами, произнес Хубилай — и продолжил спускаться с эбеновой сторожевой башни, водруженной на спины четырех татуированных слонов. — Не смей мне противоречить, молодой По-ло, если не хочешь лишиться моего благоволения! Не терплю, когда мне противоречат! Моя невеста непременно проснется от моего царского поцелуя!
— Постой, отец! — вдруг крикнул Чингин. Никогда Марко не видел его столь слабым и изнуренным — и в то же время столь властным и решительным, каким и подобает быть настоящему монгольскому принцу.
40
Суй: Последование.
Гром рокочет в болотах.
В сумерки царевич почиет с миром.
Царевич Чингин, любимый, хоть и недужный, сын Хубилай-хана, нетвердо поднялся с кушетки в эбеновом шатре и дал знак погонщикам слонов помочь ему сойти на землю. Сын и его царственный отец встали лицом к лицу у носилок меж двух лохматых пони, где покоилась Спящая Красавица.
— Постой, отец, — повторил Чингин. — Я не могу допустить, чтобы ты рисковал собой… и империей.
— Значит, ты согласен с молодым По-ло, что обнять ее опасно? — вопросил Хубилай. — Но как мне тогда разбудить мою невесту? И как узнать ее тайны?
— Я поцелую ее, отец, — ответил Чингин. — Ибо красота ее тронула и мое царственное сердце. Я теперь близок к смерти. Очень близок. Жизнь, каждый ее день, не приносит мне ничего, кроме боли. Ты позвал меня встретить лучезарную госпожу в надежде, что она меня вылечит. Так давай попробуем. Мой царственный поцелуй разбудит ее — тогда и станет ясно, лечит она или убивает.
— Прекрасно, сынок, — кивнул Хубилай. — Я останусь в стороне и позволю действовать тебе, ибо ты мой наследник. Истинная правда и то, что не след мне опрометчиво рисковать Монгольской империей. И то, что больше всего на свете меня заботит твое слабеющее здоровье. Вид спящей госпожи дал тебе силу обратиться ко мне как подобает истинному правнуку великого Чингис-хана. Может статься, прикосновение к ней восстановит и твои телесные силы. А если она предпочтет твои юные объятия моим, что ж, значит, на то воля Господа — того, что зовется степными кочевниками Тенгри, а катайской знатью — Тянь и которому безразлично, под каким именем вершить наши судьбы.
Все замерло в пахнущем осенью лесу. Даже ветер стих. Музыканты бодро заиграли монгольскую свадебную песнь — а царевич Чингин медленно опустился на колени и нежно поцеловал лучезарную Спящую Красавицу в губы. Время, казалось, свернулось кольцом в сине-фиолетовой пустоте подобно извечному змею, ухватившему себя за хвост. Время, казалось, замерло на какое-то бесконечное мерцающее мгновение…
Наконец Чингин взглянул на отца и сказал:
— Теперь мне гораздо лучше.
А потом распростерся на земле в глубоком, скорее похожем на смерть, обмороке.
Но Марко видел, что лицо его давнего друга не было искажено привычной гримасой страдания. Лицо это разгладилось. Теперь царевич Чингин спокойно и ласково улыбался. И лучезарная Спящая Красавица тоже, казалось, улыбается…
Все молча опустились на колени. Придворные лекари, обследовав пульсы Чингина, объявили, что царевич все еще жив, но уже не очнется — так постепенно и будет угасать до мирной кончины. Когда врачи подняли тело царевича в закрытые носилки, придворные ламы затянули монотонную буддийскую песнь по умирающему…
— «Ушел, ушел, нет его… ушел к дальнему берегу горького моря жизни и смерти…»
— Сынок! — с безумным видом возопил Хубилай. — Воистину благо, что кончина твоя будет мирной, но как мне тебя оплакать? Надеть ли дерюгу и рыдать в соломенной хижине, как делает катайская знать? Отвезти твое тело к священным горам Алтая, где под могильными курганами покоится прах потомков великого Чингиса? Исполосовать себя плетьми и убивать каждого, кто попадется мне по дороге, чтобы кровь смешивалась с моими слезами? Уподобиться дикому степному вождю? Как Сыну Неба оплакать своего любимого сына? Как?
Потом великий хан уставился на Спящую Красавицу.
— Ты! — вскричал он. — Ты это проделала! И ты знаешь ответы на все, что меня тревожит!
Никколо Поло принялся нервно перебирать свои янтарные четки.
— Ох, боюсь, не обрадует она великого хана, — шепнул он Маффео.
Часто Марко видел, как в критические моменты хан ханов движется быстро и решительно. Видел он и как из-за злосчастной подагры Хубилай движется скованно и вымученно. Теперь же Марко видел, как великий хан движется быстро и вымученно. Взобравшись на одного из пони, что везли носилки со Спящей Красавицей, Сын Неба погнал упряжку в густой лес.
— Куда это он? — спросил Марко.
Стоявший рядом с хозяином татарин Петр пояснил:
— Он следует древнему монгольскому обычаю похищения невесты и покорения ее в борцовском поединке. Обычно это просто игра, которая по душе и парню, и девушке. А порой — настоящая битва. Например, когда семьи враждуют или когда девушка подобна Яркой Луне, воинственной дочери Хайду-хана. Эта царевна столь сильна, что пообещала выйти за любого знатного молодца, который сможет поставить сто коней на то, что повалит ее на землю. Замуж Яркая Луна так пока и не вышла. Ни один мужчина не смог ее одолеть. А конюшни Хайду тем временем пополнились десятью тысячами прекрасных животных. Надеюсь, великому хану будет немного проще. Мои дьяволы подсказывают нам последовать за ними и посмотреть…