Сын Петра. Том 1. Бесенок
Шрифт:
Когда Алексей и Наталья Алексеевна отъехали, тетя спросила парня:
— Ну и зачем весь этот театр?
— Глупый мотылек догорал на свечке, жаркий уголек, дымные колечки. Звездочка упала в лужу у крыльца. Отряд не заметил потерю бойца.
— И что это значит?
— Ты же видишь, что происходит. Анна по дурости своей наступала на старую мозоль маме. И теперь не только мама, но и все Лопухины чувствуют себя оскорбленными. Федор Юрьевич ведь даму Монс не наказал за длинный язык. Отчего вся моя прошлая попытка отвратить Лопухиных от
— И что же? Называя Петра Аврамовича старым чертом, ты сумеешь его как-то сманить? — усмехнулась тетя.
— Грубо. Согласен. Но я старался палочкой его потыкать. Растормошить. Взбодрить. А то совсем закис.
— Думаешь поможет?
— Думаю. Я потыкал палочкой. И попутно попытался донести, что они самоубийцы. Теперь же нам остается только ждать.
— Ты не по годам рассуждаешь. Опять сошлешься на учителей? — хмыкнула тетя.
— На них. А на кого еще? Я же целый месяц риторикой занимаюсь.
— Ты так быстро учишься…
— А у меня есть выбор? Не столица, а приют для душевнобольных какой-то. Вот скажи — на кой бес Лопухиным сдалось ввязываться в эту грязь с Милославскими? Там, четырнадцать лет назад еще понятно. Кто победил не ясно. Хотя и тогда, кто поумнее, разумели. Но теперь то? Теперь? Ну что за дурь! Да и Милославские хороши. Сами рвутся в ад и других за собой тянут.
— Это Леша называется политическая борьба.
— Да какая борьба? Ну что они выиграют в случае успеха? Несколько лет во главе державы? Смешно же. Тем более такой ценой. А потом что? Династии ведь им не образовать, Милославским то. Они же ради сиюминутной страсти готовы на все. Вот уж кто одержим…
— Ты еще слишком мал, — грустно произнесла тетя, которая прекрасно помнила стрелецкий бунт 1682 года. — Люди часто совершают странные и страшные поступки. И ради даже малой сиюминутной власти готовы на все…
Вечером же Федор Юрьевич Ромодановский слушал доклад.
О желании Алексея навестить маму стало известно заранее, и он постарался сделать так, чтобы мимо него не проскочила ни единая фраза. Посему подготовился основательно. И теперь слушал стенограммы бесед…
— Точка схождения грез… — медленно повторил глава Преображенского приказа, после завершения доклада.
— В смысле — чаяний народных, жажды перемен. — пояснил докладчик.
— Я понял. Жаль, что не все было слышно.
— В разговоре с царицей он то громко говорил, то тихо. Там еще служанка охала и ахала, которую он зашиб. Почти ничего не разобрать было. А наш человек, что стоял и ждал под окном, был вынужден отойти — пуганули его.
— Потому и говорю — жаль. У тебя все?
— Вот это просил передать Алексей Петрович. — произнес докладчик и положил на стол несколько листов.
— Что сие?
— Когда он готовился навестить маму, то с учителем риторики подготовил тезисы для бесед. Тут он выписал те, которые удалось применить. Сказал передать это тебе, чтобы ты Федор Юрьевич не мучился и голову не ломал.
— Вот так
— Да. И я почитал сии заметки. Вроде оно. С устным пересказом бесед его с Петром Аврамовичем и Евдокией Федоровной в основном совпадает. Хотя суть беседы с царицей мы толком и не знаем, только отрывочно, но все выглядит вполне верно.
Ромодановский завис.
Несколько секунд как сова таращился на докладчика выпученными глазами. А потом начал смеяться. Сначала тихо и слабо. Скорее даже не смеяться, а пропускать из своей утробы сдавленные смешки. Как некое уханье. Потом сильнее. Громче. Масштабнее. И уже через пару минут натурально хохотал, вытирая проступающие слезы. Причем со стороны сложно было сказать — веселится он или это нервная истерика.
Глава 10
1696 год, сентябрь, 28. Тула.
Царь усталой походкой вошел в помещение. И рухнул на лавку, что стояла у стены, откинувшись назад. Был бы диван — развалился на диване, но, увы, в здешнем пространственно-временном континууме с этим имелись некоторые сложности. И приходилось вот так перебиваться. Но он о столь суровом притеснении своего комфорта не ведал, а потому был вполне счастлив и на лавке…
Петр на обратном пути из Азова решил заехать в Тулу и посмотреть на работу железоделательных заводов[11]. По сути провести инспекцию. И был теперь крайне разочарован ее результатами.
Да, заводы были.
Да, люди вполне самоотверженно на них трудились.
Да, но… просто одно сплошное «но». Потому что быстро изготовить оружия для нескольких полков эти заводы не могли. А в случае затяжной войны всякое могло случиться.
И ладно войны.
Этот и прошлогодний поход показали изношенность вооружений в полках. Что уже было проблемой. И замещать этот износ приходилось закупкой голландских мушкетов, потому как своих подходящего качества не выпускали. Намного лучше обстояли дела с артиллерией. И московский пушечный двор мал-мало работал, обеспечивая армию пушками. Только одна беда — если с «большими стволами» он еще как-то справлялся, то легких орудий постоянно был некомплект в полках…
— Да не кручинься ты! — вполне жизнерадостно произнес Меншиков. — Ну плохо тут все. Так и раньше на них не полагались. Чай запамятовал? Голландские негоцианты охотно все привезут. Только заказывай. Только плати. А эти? Ну что эти? Что могут, то и делают.
— Оттого и кручинюсь, что твердо помню. — мрачно ответил Петр.
— Так и что с того? Покупали мы испокон веков ружья у голландцев. И будем. Доброе же оно.
— А если война со шведом? А если он перекроет им пути?
— Даже в Архангельский город?