Сын пирата
Шрифт:
Выбравшись из лабиринта островов, Гардан проложил курс прямо на Сириам. Теперь марсовые постоянно следили за морем, докладывая о замеченных судах. Вскоре встретили подходящее судно, остановили его пушечным выстрелом, подошли и под угрозой мушкетов осмотрели груз. Часть товаров конфисковали, перегрузили, забрали все золото и ценности, какие оказались на судне, и отпустили его, проследив, чтобы оно ушло на юг.
– Вот и наш первый приз, Эжен. На какое-то время хватит. Золото раздадим матросам, а товар продадим в Сириаме. Это будет нашей маскировкой. Не прошло и двух дней, как Гардан соблазнился вторым судном. Оно шло из Сириама с грузом риса и тикового дерева. Рис частично забрали, тик оставили, а ценности, оказавшиеся у купца в шкатулке, пришлись очень даже кстати.
– Скоро команда будет нас боготворить, Эжен! Разве они, эти индусы, могли рассчитывать на такие заработки? Да никогда! Теперь они наши, вот увидишь!
– А не узнают в Сириаме про наши дела?
– спросил Эжен озабоченно.
– Вряд ли. Ограбленные вне себя от счастья, что их оставили в живых и не обчистили догола, как это делают малайцы.
– Татарин улыбнулся.
– Да и зачем им возвращаться в Сириам, если товар именно оттуда и вывезен?
– А мы долго пробудем в Сириаме?
– Ты задаешь слишком много вопросов. Там видно будет. Но мы отсюда не уйдем, пока не выясним все что можно, Эжен.
– Гардан сжал плечо юноши.
– Пьера и остальных мы найдем и постараемся освободить. И вот опять рейд Сириама. Чиновники, служившие новой власти, бегло осмотрели груз и бумаги и разрешили вести торги. Бирманское правительство было сильно заинтересовано в развитии торговли и потому не чинило препятствий купцам.
– Эжен, давай договоримся, что ты не будешь появляться в городе, - наставительно приказал Гардан.
– Почему, дядя? Я ведь тоже могу кое-что разузнать, - возмутился тот.
– Тебя могут узнать, и это осложнит наши поиски. Меня знают мало. Я немного подкрашусь и изменю внешность. Бородка у меня уже отросла. Так что опасаться мне нечего. Не то что тебе.
– Это очень тоскливо, дядя Гардан. Я с ума сойду от безделья.
– Занимайся сражениями с книгами по навигации и фехтованием. Стреляй из пистолета и мушкета, займись пушками. Все это нам может сильно пригодиться.
– Это все не то, дядя! Мне хочется действовать!
– Все, юноша! Перестань хныкать и ныть! Мы трудное и опасное дело делаем. Потрудись привыкать к дисциплине!
– Гардан сдвинул брови.
– Ладно, - вздохнул Эжен.
– Так и быть, дядя Гардан. Я подчиняюсь.
Осторожные попытки разузнать, где же находятся пленные португальцы, долгое время вообще не давали никакого результата. Что их отправили на север на другой же день после пленения, это знали все. Но куда именно, не знал никто. Гардан потратил много денег на подкупы и подарки, но узнал лишь то, что их путь пролегал на север по Иравади, и рассказал об этом Эжену.
– Тогда давай и мы будем продвигаться на север, дядя, и чем дальше заберемся, тем больше сможем узнать.
– Так и сделаем, Эжен. Еще несколько дней - и отправимся. Перед самым отъездом Гардан узнал от одного чиновника, что корабль, вывозивший из Сириама пленных, уже вернулся. А поселили европейцев, по его предположению, где-то за Мандалаем.
– Где
– Эжен клял про себя татарина, не торопящегося с рассказом.
– А кто его знает, Эжен. Наверное, далеко. Но это легко узнать. Во всяком случае, это уже много для начала. Со дня захвата города прошло всего три месяца, поэтому у нас есть шанс на успех нашего дела. Перед самым отплытием Эжен уговорил Гардана позволить ему посетить могилу Сиро. Гардан возражал: - Сдается мне, что этот твой выход в город может стать для нас весьма и весьма опасным, Эжен. Будь осторожен и смотри по сторонам. И не задерживайся. Я пошлю с тобой матроса или двух. Судно было готово к отплытию. Гардан загрузил его посудой, тканями и инструментами, которые он рассчитывал продать в верховьях реки. Нельзя было отказываться от роли купца. Посещение Эженом могилы прошло вроде бы без происшествий, но так только казалось. На самом деле его узнал один из жителей и донес военным властям. Но те долго разбирались, выясняли, откуда взялся Эжен. И конечно, опоздали. Однако Гардан ничего об этом не знал и спокойно отправился в путь. Лишь потом, спустя неделю, он почувствовал смутную тревогу и забеспокоился.
– Шайтан!
– воскликнул он однажды.
– Опять это злобное чувство опасности и тревоги! Где-то мы что-то проворонили! Но где?
– Что тебя тревожит, дядя Гардан?
– Сам не знаю, Эжен, но сильно тревожит. И эта тревога усиливается с каждым днем. Знать бы, что за этим кроется! Рассчитывая, что беспокойство отпустит его, Гардан стал мысленно прослеживать все свои действия, но ничего опасного в них не находил. В конце концов он решил, что кто-то узнал Эжена на кладбище. Это было серьезно, и надо было подумать, как из этого положения выйти. В Хензаде он запретил Эжену даже показываться на палубе. Они простояли там больше недели, юноша измучился от безделья в каюте. Но однажды вечером Гардан сообщил Эжену, что он продал судно и купил другое, местное, но достаточно большое, способное вместить весь их груз. Долгих три дня шли перегрузочные работы, пока можно стало отплывать дальше.
– К чему все это, дядя?
– спросил Эжен, когда все было закончено.
– А к тому, мой юный друг, что твое посещение кладбища нас засветило, - Гардан повысил голос.
– Теперь за нами следят, и мне пришлось поменять судно.
– Ты видел кого-то, кто следит за нами?
– Никого я не видел, но это так, Эжен. Мои способности меня еще ни разу не подводили. И на этот раз я уверен в своих предчувствиях. Нанятые гребцы неторопливо работали веслами, мимо проплывали обработанные поля и сады. Широкая река давала возможность легко передвигаться на юг и север. Торговля здесь шла бойкая, купцы богатели, страна становилась все сильнее. Гардан и Эжен полностью поменяли свою одежду. Они теперь были во всем местном и, кроме лица, ничем не отличались от бирманцев. Когда прошли Магуэ, Гардан вновь почувствовал тревогу и беспокойство. Он тут же рассказал об этом Эжену.
– Нам не удалось уйти от соглядатаев, Эжен. Они опять сели нам на хвост, - Гардан был взволнован и поминутно хватался за кинжал.
– Не может быть, дядя Гардан. Мы так старались раствориться среди местных, а тут ты говоришь такое! Можно ли верить этому?
– Даже нужно, мой сынок.
– Что же нам предпринять теперь?
– Не знаю. Может, стоит перестать скрываться и тем обнаружить следящих за нами?
– Татарин внезапно остановился и с лязгом задвинул вытащенный было кинжал в ножны.
– И что это даст?
– Можно подкупить их или просто убрать с дороги. Что скажешь?
– Дядя Гардан!
– Эжен был так же объят волнением.
– Я не могу тебе советовать. Ты лучше меня во всем разбираешься. Решай сам, а я буду исполнять все твои приказы.
– Тогда будешь следить за всеми лодками и судами, которые нас обгоняют или встречаются.
– Гардан наставил палец.
– Особенно за теми, которые идут за нами длительное время. Все примечай и запоминай. И докладывай, ничего не упуская.
– Трудное дело, дядя Гардан, но я буду стараться. Ведь от этого зависит судьба моего отца!
– Не забывай - и остальных наших друзей.
Гардан распорядился снизить скорость, и гребцы довольно заулыбались, переговариваясь друг с другом. Им платили поденно, чем медленнее они плывут, тем больше дней оплачивается. Два дня спустя Гардан выдал гребцам дополнительную плату и приказал резко усилить ход судна. Люди запели и навалились на весла на совесть. Наконец Эжен смог кое-что доложить Гардану: - Дядя Гардан, я слежу уже три дня, как ты и сказал. Вон та лодка с шестью гребцами и небольшим навесом посередине никак не отстает от нас вот уже два дня. И вперед не идет. Лишь сильно отстала, когда мы ускорили ход. Гардан приложил трубу к глазу и долго наблюдал за лодкой. Потом повернулся к Эжену, улыбнулся и сказал: - Скорей всего ты прав, Эжен. Лодка подозрительная, и ею следует заняться основательно. И побыстрее, пока не будет поздно. Эжен вопросительно посмотрел на Гардана, но тот больше ничего не сказал, только загадочно улыбался.
Через сутки Гардан остановился на ночь в небольшом селении. Он в трубу проследил за лодкой соглядатаев. Та вскоре подошла к берегу и скрылась в зарослях тростника. Гардан довольно улыбнулся. Теперь не было сомнения, что люди на этой лодке следят именно за ними.
– Эжен, сегодня мы с тобой будем слушать, что говорят люди в лодке. Пойдешь со мной.
– А что ты сможешь узнать? Ты знаешь бирманский язык?
– удивился Эжен.
– Я всего сотню слов понимаю, не больше.
– Не беспокойся, Эжен. Все, что нам нужно, я сумею узнать. Лишь бы там говорили о нас. Остальное предоставь мне.
– Оружие брать? Кинжалы, пистолеты?
– Только кинжал. Будем ждать ночи или лучше вечера, пока их сон не сморил. Спустя час после наступления темноты Гардан с Эженом сели в маленькую лодку, которая тащилась на канате за кормой их судна. Медленно гребя, они тихо приблизились к укрытой лодке. На корме ее светился тусклый фонарь и мелькали тени людей. Гардан тихо спустил в воду небольшой якорь, подождал, пока лодка развернется по течению.
– Теперь лезем в воду и тихо подбираемся к лодке. Раздевайся. Эжен кинул одежду на дно, осторожно спустился в теплую воду, и они поплыли, стараясь не шуметь. Сорок саженей они преодолели легко и в тени кормы подобрались к самой лодке. Ухватившись за осоку и тонкие стебли какого-то растения, они затаились. Гардан вслушивался в разговор. Эжен ничего не мог разобрать, разве что пару слов, да и в их-то смысле он был не уверен. Течение тихо плескалось малой волной о борт лодки. Тысячи разных звуков, от кваканья лягушек до писка комаров, мешали слушать разговоры на лодке, но Гардан продолжал сидеть в воде. Прошел час, прежде чем он подал знак отплывать. Эжен вздохнул с облегчением. Скоро они оказались на борту своей лодки и с трудом залезли в нее. Отдуваясь, Эжен прошептал: - Вот не ожидал, что это будет так томительно и долго. Ты узнал что, дядя Гардан?
– Погоди, дай прийти в себя, Эжен. Устал я. Одевшись, они погребли к своему судну. Эжен весь извелся от любопытства, но больше с расспросами не приставал. Только лишь на судне Гардан и рассказал об услышанном: - Чертовски мало они говорили о нас, Эжен. Но то, что я услышал, показывает, что действовать надо быстро, без промедления.
– Так что же они говорили?
– Я понял, что ведут они нас до устья реки Чиндуин. Там доносят о нас начальству, а потом уже я ничего не понял. Но и этого достаточно.
– Стало быть, до этой реки, как ее, Чиндуин, что ли, можно ехать спокойно.
– Ничего подобного, Эжен. Река скоро будет, а нам надо избавиться от шпионов как можно скорее.
– Руки Гардана сжались в кулаки.
– Если мы сумеем это сделать, то станет куда легче. Ведь впереди о нас вообще никто ничего не знает.
– И как можно избавиться от этой лодки?
– Надо подумать, Эжен. Но это надо сделать завтра.
– Там же народу достаточно, дядя Гардан! Что с ними делать?
– О нас знают только двое, остальные простые гребцы. Нужно без шума убрать этих двоих. Вот в чем вопрос, Эжен. Они замолчали, погрузившись в раздумья.
– Сделаем так, - заговорил Гардан.
– Завтра мы пристанем на ночлег и опять доплывем до лодки. Но только поздно ночью. Заберемся в лодку и прикончим соглядатаев. Я их узнаю и тебе покажу. остальные? Они обязательно поднимут шум, и тогда нам придется плохо.
– В том-то и дело, Эжен. Но в лодке все будут спать, это я сумею сделать. Ты будешь меня страховать. Как убьем тех двоих - возвращаемся к себе и рано утром отваливаем.
– Очень опасно, дядя Гардан. А вдруг не получится?
– Нам обязательно надо избавиться от тех двух, остальное не так важно. Лица придется замазать темной краской, нас не должны признать гребцы. Эжен взволнованно вздохнул, но потом решил, что ради отца можно и на такое пойти. Правда, своих сомнений Гардану он не высказал.
На следующее утро лодка со шпионами опять шла в отдалении, и Гардан с Эженом иногда наблюдали за ней в подзорную трубу. Вечером они пораньше стали у селения и принялись готовить ужин. Лодка преследователей спряталась неподалеку в зарослях. Гардан многозначительно кивнул, и Эжен ответил тем же. Они поспали немного, пока Гардан не встал и не разбудил Эжена. Без слов, ибо все уже было переговорено, они приготовили кинжалы и тихо пересели в лодку. Эжена била крупная дрожь, татарин же был абсолютно спокоен. Светила неяркая молодая луна, тени были густые, и пловцы легко добрались до укрывшейся лодки, потом прислушались. Все было тихо, если не считать всхрапываний и бормотания гребцов во сне. Они улеглись на циновках на дне лодки, а господа расположились под навесом, закрывшись сетками от комаров. Гардан тронул Эжена за руку, указал на навес и тихо полез через борт. Эжен последовал за ним с бешено бьющимся сердцем. Оба присели на корточки, осмотрелись и прислушались. Все тихо. Никто не сторожил лодку. Гардан тихо, не спеша пробрался к навесу, осторожно отодвинул полог и заглянул внутрь. Там на двух лежанках посапывали люди. Те самые, из-за которых все это и было затеяно. Гардан обернулся к Эжену, проверяя его позицию, поднял руку, призывая к готовности. Сам осторожно пролез внутрь, а Эжен с замиранием сердца наблюдал за гребцами. Те спали непробудным сном уставших людей. Эжен не видел, как Гардан примерился к первому и быстрым движением всадил кинжал прямо в сердце, одновременно зажав рот. Жертва лишь дернулась, затихла, а Гардан осторожно вытащил кинжал из груди убитого. Подождал немного, покосился на второго и двинулся к нему. Он уже занес кинжал, как человек этот вдруг открыл глаза, и они блеснули мгновенной звездочкой в лунном свете. Гардан навалился на него, одновременно всаживая кинжал в грудь. Тот замычал тихо, ибо Гардан успел зажать ему рот, а через секунду борьбы перестал сучить ногами. Эжен в это время затаил дыхание и с ужасом ждал дальнейших событий. По шуму под навесом он понял, что со вторым дело прошло не так гладко, как задумывалось. Но потом все стихло, лишь один гребец повернулся на другой бок и пробормотал что-то во сне. Появился Гардан. Он двигался бесшумно, осторожно, стараясь не задеть чего-нибудь, тяжело дышал и молчал. Эжену хотелось спросить, но он боялся разбудить гребцов. Наконец Гардан показал рукой, что вынесет трупы. Эжен кивнул и стал ждать, трепеща от возбуждения и страха. Они медленно спустили трупы в воду реки, потом Гардан забросал места убийства покрывалами и одеждой, скрывая следы преступления, хотя и знал, что этого можно было бы и не делать. Потом они так же тихо и медленно спустили весла и, осмотревшись, поплыли назад. Оба молчали, не решаясь проронить слово. Эжен с опаской поглядывал на Гардана. Тот сосредоточенно молчал, погрузившись полностью в свои мысли. Гребцов подняли немного раньше обычного торопливо тронулись в путь. Лишь потом Эжен осмелился спросить Гардана: - Дядя Гардан, что, второго не удалось тихо?..
– Он открыл глаза, Эжен. Наверное, его спугнуло предчувствие.
– А страшно вот так убивать?
– Как «так»? Ты разве не убивал?
– Не-е-ет. Я только в бою убивал. Гардан неопределенно хмыкнул, слегка улыбнувшись: - Без привычки трудно, но я давно привык. Мне не раз приходилось, потому и сейчас смог. Ты бы не сумел. Надо будет - и ты привыкнешь.
– Он похлопал юношу по плечу.
– Впереди еще много работы и опасностей.
Через два дня их судно пристало у селения в устье Чиндуина. Здесь они решили немного отдохнуть, расторговаться и, конечно, разузнать о судне с феринджами. Гардан как бы невзначай попросил одного гребца за хорошую плату пойти в селение и расспросить жителей. Тот охотно согласился, и Гардан пошел с ним. Они бродили между бамбуковыми хижинами, Гардан с интересом наблюдал жизнь бирманских крестьян, долго рассматривал резной столб с рогаткой на верхушке, даже усмехнулся, любуясь затейливой резьбой. Он прислушивался к разговорам гребца и понимал, что здешние жители не очень хорошо помнят то, что произошло три месяца назад. Но один смешливый пожилой человек вспомнил, как большое судно проплыло мимо, люди говорили, что оно везет сто феринджей на поселение. Куда? Он слышал, что па реку Пху, которая в двух днях пути дальше по течению Иравади. Гардан обрадовался этим сведениям и поспешил к Эжену. Тот с нетерпением ожидал вестей и встретил Гардана вопросительным взглядом.
– Кое-что я разузнал, Эжен! Теперь я знаю, где искать, а это уже многое.
– Где же, дядя Гардан? Говори быстрее.
– Совсем рядом, оказывается. Остается два дня пути до нужной реки. Их там поселили, а уж мы найдем наших друзей, это уже не трудно. О таком событии местные жители много могут рассказать.
– И когда мы отправляемся, дядя?
– Эжен чуть ли не плясал от нетерпения.
– Я же сказал, что расторговаться надо малость. Дело тоже не стоит оставлять на потом. Дня три-четыре - и мы в пути. Терпи, Эжен, остается уже не долго. Эжен с сожалением замолчал, понимая, что спорить с Гарданом бесполезно. Проторговав три дня и избавившись от части груза, Гардан дополнил сведения об феринджах. В селение приезжали на лодках люди издалека, прослышав о торговце, недорого продающем нужные товары. От одного из них Гардан и узнал, что в одном дне быстрого плавания по Пху есть селение, где живут два десятка феринджей. Их там поселили около трех месяцев назад. Все сходилось, но бирманец тут же заявил, что таких селений несколько. Это не удивило Гардана. Ведь пленных португальцев было около сотни, и всех их поселить в одном селении вряд ли было возможно. Теперь они плыли дальше по извилистой реке, стараясь не пропустить устье Пху, и вошли в него, когда солнце опускалось за кромку дальних холмов.
– Впереди селение, Эжен, подтянемся к нему и заночуем, - Гардан распорядился, и гребцы направили судно в указанном направлении. Пришли в небольшое селение в два десятка хижин. Жители с любопытством глядели на нового купца, уже несли крохотные слитки серебра, готовясь купить необходимые в хозяйстве вещи. Пришлось торговать. Свет фонарей тускло высвечивал бронзовые лица бирманцев, одетых в неизменные юбки-лоунджи. Они торопливо рассматривали товар, приценивались и начинали яростно торговаться. Судя по всему, этот процесс им очень нравился. А Гардан злился на столь долгий торг, но зато попутно расспрашивал по феринджей, которые недавно поселились в их краях. Ему охотно о них рассказывали, смеялись над чужаками, которых немного побаивались.
– Эжен, я узнал о четырех поселениях, где живут пленные европейцы, - говорил Гардан, когда поздним вечером они остались наконец наедине.
– Теперь надо лишь обследовать их и найти нужное, где живут именно наши друзья.
– Что бы я делал без тебя, дядя Гардан!
– воскликнул Эжен и бросился обнимать Гардана.
– Мы же друзья, Эжен, а дружба вещь священная. Она часто требует многого от человека. Теперь Гардан решил, что плыть надо медленно и останавливаться в каждом селении и собирать сведения о феринджах.
– Иначе мы можем пропустить то, что нам надо.
–
– Дай их найти, а способ сам найдется, Эжен. Главное - не торопиться.
По мере продвижения по Пху они узнавали все больше и больше, наконец в одном небольшом селении им сказали, что на берегу речушки, которая впадает в Пху слева, в половине дня пути находится селение, где живут феринджи. Эжен всполошился, заторопился, но Гардан остановил ого.
– Может, в этом селении вовсе нет наших друзей. Не кипятись, Эжен. Мы его завтра осмотрим. Торговать еще есть чем. Эжен весь сгорал от нетерпения, но приказа Гардана не смел ослушаться. Показалась речка, о которой говорили жители ближайшего селения. Судно свернуло в нее и поплыло среди близких берегов. Река изрядно пересохла и обмелела. Стоял конец сухого сезона, дожди давно уже не выпадали. Жара была убийственной, и близость реки нисколько не убавляла ее. Лишь частые купания несколько скрашивали мучения.
– Час пути - и мы у цели, Эжен, - наставлял юношу Гардан.
– И прошу тебя - не показывать открыто наш интерес к португальцам. Особенно в случае встречи со своими, иначе все может погибнуть. Держись спокойно и наблюдай. Татарин был спокоен и сосредоточен на чем-то своем, и Эжен, глядя на него, тоже вроде успокоился. Действительно, через час умеренной гребли показалось большое селение хижин в пятьдесят. Лодка подошла к бревенчатому причалу. Жители спешили за покупками, а Гардан уже выкладывал свой товар, готовясь к длительным торгам. Незадолго до вечера торг почти завершился, когда к лодке подошли двое португальцев. Они резко выделялись среди местных жителей своей необычной одеждой, которая, правда, превратилась в лохмотья, но выдавала их с головой, как и шляпы, блином сидевшие на их лохматых головах. Они подошли и внимательно пригляделись к Гардану. Один спросил: - Мы не встречались с вами раньше, сеньор? Гардан, коверкая португальские слова, стал уверять, что встречи не было. Они разговорились, вспоминая места, в которых всем доводилось бывать. О Сириаме заговорил первым португалец. Гардан с интересом слушал, достал кувшин с вином, подал кружку португальцу. Тот обрадовался, выпил и с благодарностью закивал. Гардан угостил и другого. Не прошло и получаса, как португальцы выложили ему все, что знали. Их в селении тридцать один человек, некоторые с семьями, но таких мало. Остальным, кто без семьи, выделили по молодой девушке в жены.
– Пьер, пушка, бу-бух! Моя в Гоа знать его, говорить с ним, - Гардан старательно коверкал разговор, пытаясь навести португальца на нужную тему.
– Пьер? Не тот ли это француз, что командовал артиллерией в Сириаме?
– Сириам, француз! Тот, тот!
– Его тут нет, приятель. Он в другом месте, но я не знаю, где именно. Мы раньше его были сюда отправлены. Ищи.
– И он подозрительно поглядел на Гардана. Гардан быстро поблагодарил португальцев, подарил им по шляпе, и те удалились, оборачиваясь и переговариваясь.
– Так, Эжен, одно дело сделано! Здесь Пьера нет. Уже одной заботой меньше. А это селение, судя по всему, одно из самых больших, где поселились португальцы. Плывем дальше.
– Ты узнал, куда теперь нам надо?
– Вверх по течению Пху. Все селения располагаются вдоль левого берега этой реки. Это уже лучше, чем рыскать по всей округе. Завтра в путь!
Утром не проплыли и двух часов, как остановились у селения на берегу. Гардан прикинул и решил, что хижин тридцать тут будет, значит, и португальцев может быть немного. Они причалили, начался торг. Тут же пришли четверо феринджей поглазеть и купить что-нибудь нужное. Гардан вполне смахивал на индийского купца, за кого, собственно, он себя и выдавал. Пришлось остаться тут до вечера, а потом и заночевать. Зато Гардан узнал, что в селении больше двадцати феринджей, но Пьера и его друзей тут нет. Португалец рассказал, что один из пленных пытался бежать и теперь ходит с деревянной колодкой на шее. А другой умер, вон его могила видна даже с берега, ибо соотечественники поставили на ней огромный крест.
– Есть еще два селения недалеко. Одно на берегу Пху, другое у речушки, которая в часе гребли. Завтра посетим их. Эжен пытался торопить Гардана, но тот был непреклонен: - Ни к чему нам спешить да показывать свой интерес. Заподозрят, схватят - будем тоже в колодках! Терпи, юноша! К полудню прошли речку, на которой было селение феринджей, но Гардан не вошел в нее. Впереди виднелось другое, и он решил сперва проверить его. Все и в этом селении оказалось таким, как и в предыдущих. Друзей здесь не было. Но Гардан узнал, что в селении на речушке умер старый капитан, советник де Бриту, и что там живут французы.
– Эжен! Мы, кажется, у цели! На берегу речушки, которую мы пропустили, живут наши!
Глава 15
– Капитан, как помочь тебе, скажи?
– в голосе Пьера слышались отчаяние и безнадежность.
– Пьер, дорогой, - тихо говорил капитан слабым голосом.
– Не надо так волноваться. Я рад, что скоро умру. Такая жизнь не для меня. И еще я рад, что не доставил вам много хлопот.
– Но разве можно так говорить, капитан?! Они сидели в тени арековой пальмы. Рядом стоял сосуд с водой. Пьер часто смачивал тряпку и обтирал потное, тощее и дряблое тело капитана. Он сильно похудел, лицо стало костистым, некрасивым. Фернан сидел рядом, безучастно смотрел в пылающее небо, мечтал о прохладе и тишине. Его раздражал разговор друзей. Он видел, что капитану ничто не поможет, и попытки Пьера облегчить страдания друга казались ему глупыми. Он молчал, далее не мог разозлиться как следует и тут увидел свою молодую жену Кха. Та несла кувшин с водой, ее легкая молодая походка с покачиванием бедер взволновала его куда больше, чем болезнь капитана. Улыбка тронула сухие губы Фернана. Он представил под собой ее маленькое упругое и податливое тело, и ему стало радостнее. Желание нахлынуло на него. Поднявшись, он поплелся за Кха, плотоядно кривя губы. Фернан продолжал тщательно следить за своим лицом, часто брился и подстригал усы и маленькую бородку, но в одежде был чересчур небрежен. Он ходил лишь в одной набедренной повязке, часто окунался в теплую мутную воду речушки, которая все больше мелела и теперь доходила лишь до колен. Капитан проводил глазами Фернана, повернулся к Пьеру. Лицо его выражало довольство и даже некоторую радость. Но сказал он не о себе: - Мне не нравится сейчас Фернан, Пьер.
– Пусть живет, как знает, капитан. Нам всем очень трудно. У него сейчас вроде как медовый месяц, молодая жена, и это скрашивает ему жизнь. Что в этом плохого. Он доволен, а что еще нужно человеку? Может быть, это его счастье. Маленькое, но его.
– Возможно, ты и прав, Пьер. Ты добрый и отзывчивый человек. Однако у меня остается мало времени, а хотелось бы умереть с чувством выполненного долга. Мне хочется сделать тебе нечто хорошее, если ты сможешь этим воспользоваться, Пьер.
– О чем ты, капитан?
– Мне уже ничего не надо, а у тебя семья, дети и свое дело. Сын тебя наверняка ищет, я уверен, терзается в поисках способов вызволить тебя из неволи.
– Капитан замолчал. Он устал и ему хотелось отдохнуть. Он прикрыл глаза, подождал малость.
– Так вот, Пьер, хочу высказать тебе мое желание, прошу выслушать его и запомнить.
– Говори, капитан, я все исполню, как скажешь.
– Если сумеешь, мой Пьер, - слегка улыбнулся капитан.
– Я говорю о том тайнике, который мы с тобой использовали для хранения своих накоплений. Помнишь, на островах Мергуи. Мы с тобой туда плавали прятать сокровища.
– Помню, конечно, но это было так давно, и я свое тогда же забрал и использовал.
– Ты, но не я, мой Пьер. Я лишь около половины ценностей забрал оттуда, остальное так и осталось лежать. Ты помнишь это место?
– Лишь приблизительно, капитан. Столько лет прошло, а островов так много. Нет, капитан, сам я не нашел бы сейчас это место.
– Я знаю, Пьер. Потому будь предельно внимателен и слушай.
– Капитан в который раз прикрыл глаза, и Пьер не стал задавать вопросы. Он ждал, когда капитан отдохнет. Тот несколько раз сглотнул, кадык задвигался на худой шее, наконец открыл глаза, поглядел в лицо Пьеру и продолжил: - Так вот, Пьер, запоминай и рисуй на песке… Возьми палочку. Пьер исполнил его приказ и стал ждать.
– Остров Селиор ты найдешь легко. Запомнил? От самого северного мыса этого острова на запад, пятьдесят две морские мили. Увидишь длинный остров с заметной скалой на самом окончании мыса на севере. От этого мыса держи точно на северо-восток до пролива между двумя крохотными островками. Они легко заметны. Пролив длиной в несколько сот футов, но пройти легко, он глубок и неопасен. Пройдя пролив, сразу же увидишь скалистый островок с множеством рифов и высокой скалой на южной оконечности с четырьмя пальмами на вершине. Это и есть место, где лежит наш клад. Ты должен вспомнить, бывал там не раз. Капитан замолчал, отдыхая, а Пьер вспоминал и теперь ясно представлял все те места, о которых рассказывал капитан. А тот продолжал: - Остальное ты знаешь, но помни, Пьер, нырять в грот очень опасно, если сделать это не вовремя. Только в полнолуние, когда перепад отлива и прилива наибольший. Лишь тогда можно донырнуть до грота, иначе задохнешься и погибнешь.
– Я помню, капитан. Но зачем мне это?
– Ты же знаешь, что у меня никого нет, я потерял все связи с родиной и ты моя последняя надежда. Ты мне как сын, и кому же, как не тебе, я могу оставить свое достояние? Бери и владей по своему усмотрению. Это приказ, Пьер, а ты всегда отличался исполнительностью. Обещай мне выполнить эту мою последнюю волю. Но для этого тебе нужно вырваться отсюда. Капитан замолчал, откинулся назад и лежал тихо, спокойно, на лице его блуждала тихая полуулыбка. Пьер поглядел на лицо капитана, и ему показалось, что тот умирает. Он с тревогой наклонился к нему, взял руку и пощупал пульс. Капитан встрепенулся, открыл глаза: - Пока не время, мой Пьер. Я еще несколько дней протяну. Ты все понял?
– И когда Пьер кивнул согласно, капитан сказал: - А теперь оставь меня одного, но сперва дай попить. Пьер исполнил просьбу, затер чертеж на песке, предварительно задержав на нем взгляд, и удалился. Теперь те, у кого были жены, а они были почти у всех, кроме отца Юлиуса, иезуита, имели отдельные хижины и жили с молоденькими девочками. Пьера встретила улыбкой девчушка лет тринадцати. Она готовила рис на очаге из камня, помешивая его деревянной ложкой. Пьер смущенно поглядел на нее, молча уселся на топчан, покрытой циновкой. Девочка приветливо поглядывала на него, а Пьер вспоминал недавние встречи с ней, робкой, испуганной и подавленной таким решением старосты. Она боялась такого страшного феринджи [7] , но старосты боялась сильнее. Пьер принял ее, но отказался жить с ней, как с женой, постаравшись объяснить ей причину отказа. Вначале девочка обрадовалась этому, но потом увидела его доброту и ласку и даже загрустила. Пьер не знал, что она обращалась к знахарке и колдунье за помощью. И теперь ждала действия приворотного зелья, которое та дала ей. Потому она была так приветлива и нежна с ним. Ее звали Ма Саин, она была миловидной и очень веселой. Девушка с улыбкой поднесла Пьеру лист банана с горкой рассыпчатого риса, политого соусом с крохотными кусочками мяса. Пьер посмотрел на неё и невольно залюбовался приветливостью лица и завлекательной улыбкой. Ему подумалось, что она такая молоденькая, а уже знает, что надо делать с мужчиной. Он взял лист с рисом, пальцы их соприкоснулись, и он ощутил вдруг жар, разлившийся по его телу. Он удивился, смутился, и это не ускользнуло от Ма Саин. Она так грациозно повела плечами, что Пьер забыл о пище и стал пожирать ее глазами. Желание захватило его, мысли затуманились, а Ма Саин, озорно оборачиваясь в его сторону, расстелила циновку на полу. Она подошла к нему, положила на его плечи свои смуглые руки, обвила шею и приникла к нему пухлыми губами. Девочка что-то шептала, но Пьер не понимал слов, а лишь пытался сопротивляться нахлынувшему желанию. Он положил лист с рисом, пробормотал: «Пейзутин барэ! Большое спасибо!» Как он оказался на циновке, он потом никак не мог вспомнить. Но было поздно. Он весь был во власти страсти, под ним извивалась маленькая девочка и принимала его настолько восторженно, что остановиться он уже не мог. Лишь потом, лежа рядом, он переживал случившееся и думал, как могла эта маленькая чертовка так искусно совратить его, опытного и мудрого человека. Перед глазами возник образ Ивон-ны, который был так ярок, что Пьер задышал тяжело и прерывисто. А Ма Саин нежно гладила его грудь, прижималась к ней и шептала неразборчивые слова, в смысл которых он не вслушивался. Он был оглушен и подавлен случившимся и все недоумевал, как могло такое случиться. Но что больше всего его удивляло, так это полное отсутствие злости на Ма Саин. Ему было просто стыдно за то, что пришлось воспользоваться телом такой юной девочки. Утешало лишь то, что, по местным обычаям, такое случалось сплошь и рядом. Здесь это было естественно. И когда Ма Саин вновь заставила его овладеть ею, он окончательно решил, что без чар тут дело не обошлось. И Ма Саин тут же поведала ему, что так и было, что колдунья дала ей настой трав и еще несколько разных амулетов, которые он в предыдущие дни находил в своей постели. Пьер вспомнил, что даже поругал девочку, но та тогда лишь лукаво улыбалась и отрицала все. Ему стало легче от сознания того, что не он повинен в случившемся. Вдруг торопливые шаги затарахтели по твердой выжженной земле. В хижину ворвался Арман и вытаращился на голого Пьера и девочку рядом с ним: - Ты что это?1 Пойдем быстрее, там капитан умер!
– Ты что?!
– закричал Пьер, вскакивая.
– Как умер, я же с ним только что разговаривал! Это точно, ты правду говоришь?
– С чего бы это мне врать тебе, Пьер! Пошли быстрее, там уже все наши собрались. А ты тут голый валяешься. Что, свершилось у вас?
– И по тому, как засуетился и заспешил Пьер, Арман понял, что он угодил в точку.
– Ну и слава Богу! Хоть одной заботой меньше. Побежали. Капитана уже перенесли в хижину, и португальцы обмывали его тело речной водой. Распоряжался всем отец Юлиус. По этому поводу он натянул на свои отощавшие плечи обрывки старой сутаны. Пьер подошел ближе. Все расступились, зная, что они были лучшими друзьями. Капитан лежал с лицом умиротворенным, спокойным. Бородка, а он только сегодня подбрил ее, задралась кверху, а усы были задорно закручены. Пьер наклонился и поцеловал уже холодный лоб своего друга и учителя. В голове было пусто, а в горле застрял комок, который он никак не мог проглотить. Он перекрестился и молча отошел, давая возможность отцу Юлиусу продолжить свое дело. Подходили жители деревни, молча смотрели на покойника и уходили. Их страх перед феринд-жи еще не прошел, а смерть таких людей казалась еще страшнее. Капитана похоронили за селением, поставили на могиле тиковый крест, из-за которого Арман поссорился со старостой. Тот никак не хотел уступить ему такое дорогое дерево. Но все обошлось благополучно, француз переспорил туземца. Арман вспомнил, как совсем недавно португальцы решили показать свою силу и попытались использовать дешевую силу крестьян для сельскохозяйственных работ. И что из этого вышло. Приплыло начальство, распорядилось высечь виновных, в число которых попал и отец-иезуит, зачинщик и организатор бунта. Ему было запрещено проповедовать учение Христа местным жителям, а сами португальцы отказались на него работать. Теперь он пыхтел сам на своем участке, готовя его к посеву риса. Паства хохотала над ним и его потугами вернуть власть. И лишь теперь все отдали в его руки заботы об умершем. А Пьеру вдруг показалось, что это кара Божья за его прегрешения. На время он даже отказался от Ма Саин. Правда, теперь она потребовала, чтобы ее называли иначе - До Саин, как замужнюю женщину. Так здесь было принято. Пост, однако, длился недолго. Не прошло и двух дней после похорон, как До Саин удалось опять соблазнить Пьера, и потом это вошло в обычай, от которого он лишь в мыслях отказывался. На деле же все обстояло иначе. Пьер теперь стал глядеть и на Фернана другими глазами. Тот уже не казался ему странным меланхоликом и погибшим человеком. Вполне возможно, что Фернан только здесь почувствовал себя счастливым. Пока всех поселенцев продуктами снабжали жители селения, но подходило время, когда им самим придется обрабатывать землю. Уже сейчас надо было готовить рассаду риса, землю для высадки этой рассады, потом заливать чеки водой, а уж потом, когда рис созреет, убрать его, обмолотить, провеять и сохранить. Сколько пота придется пролить для того, чтобы не умереть с голоду, ибо на одних бананах и манго долго не протянешь. Можно, конечно, рыбной ловлей заняться, но на все это нужен труд и умение, навык, а его-то ни у кого и не было. Пьер с нетерпением ожидал сезона дождей, надеясь на наступление прохлады. Он не знал, что эта прохлада не наступит, а влажность лишь усугубит страдания от духоты и жары. А непрерывный дождь, потоками заливавший землю, будет нагонять тоску еще большую. В Сириаме смена сезонов проходила более незаметно. И сколько еще времени придется привыкать, чтобы научиться здесь жить, в чужом климате, в чужой земле, среди чужих людей. Разумом Пьер был готов к такому повороту судьбы, но душа восставала против этого. И тут произошло то, чего он никак не ожидал.
7
Феринджи - название португальцев и всех европейцев в Бирме.