Сын полка. Белеет парус одинокий
Шрифт:
С сильно бьющимся сердцем, прижавшись к земле, Ваня ждал, когда же наконец покажутся свои.
И вот они показались.
Первым был большой солдат в грязной, разорванной развевающейся плащ-палатке. Он пробежал между стволами, упал на колени, быстро переменил диск в автомате, потом лег и прицелился.
Ване казалось, что он прицеливается целую вечность. А на самом деле он целился всего несколько секунд. Он выбирал. Наконец он нажал спусковой крючок. Автомат с круглым черным диском затрясся от короткой очереди.
И
Как не похож был этот Горбунов на того Горбунова, которого Ваня привык видеть чисто выбритого, белого, розового, доброжелательного…
Но если тот Горбунов был просто хорош, то этот был прекрасен.
– Дядя Горбунов! – крикнул Ваня тонким голосом, стараясь перекричать шум боя.
И в ту же минуту глаза их встретились.
На лице Горбунова вспыхнула радостная улыбка – та, прежняя, широкая, артельная улыбка, открывшая щербатые зубы.
– Пастушок! Ванюшка! – крикнул Горбунов на весь лес своим богатырским, но вместе с тем и немного бабьим, высоким голосом. – Будь ты неладен! Гляди – жив! А я думал, ты и вовсе пропал. Друг ты мой сердечный, ну что ты скажешь! – говорил он, одним махом очутившись рядом с Ваней. – Ну, брат, задал ты нам заботу!
Он крепко обнял мальчика, прижал к себе, потом взял горячими руками за щеки и два раза поцеловал в губы жесткими солдатскими губами.
Невероятное счастье испытал Ваня, почувствовав тепло его большого потного тела, распаренного боем.
Все, что с ним происходит, казалось Ване сном, чудом. Ему хотелось еще крепче прижаться к Горбунову, спрятаться под его плащ-палатку и так сидеть сколько угодно, хоть пять часов подряд. Но он вспомнил, что он солдат и что солдату не подобают такие глупости.
– Дядя Горбунов, – сказал он быстро, – тут в лесу есть один штабной блиндаж, где они меня допрашивали. Куда лучше, чем тот наш, с карбидной лампой. Раза в два больше.
– Да что ты говоришь!
– Честное батарейское.
– А теплый? – озабоченно спросил Горбунов.
– Ого! Теплей не надо. И там у них еще радио было. Все время играло.
– Радио? Это нам очень надо, – засуетился Горбунов, почувствовав прилив хозяйственной деятельности. – А ну, где этот блиндаж, показывай!
– Тут, недалеко.
– Так давай будем занимать. А то другие для себя захватят. А я уж давно интересовался достать для команды такой блиндаж. Чтобы в нем и радио было. Наша батарея аккурат должна идти по этому направлению.
Они бросились к блиндажу.
– Этот? – спросил Горбунов.
– Этот, – сказал Ваня, презрительно сузив глаза.
Горбунов вынул из шаровар кусок угля, специально припасенный для подобного случая, и быстро написал на двери крупными буквами: «Занято командой разведчиков взвода управления первой непобедимой батареи Н-ского артполка. Ефрейтор Горбунов».
А тем временем через лес уже мчались, виляя между стволами, грузовики с прицепленными сзади легкими семидесятишестимиллиметровыми пушками. Это меняла огневую позицию батарея капитана Енакиева.
16
– Ну, пастушок, кончено твое дело. Погулял – и будет. Сейчас мы из тебя настоящего солдата сделаем.
С такими словами ефрейтор Биденко бросил на койку объемистый сверток с обмундированием. Он расстегнул новенький кожаный пояс, которым был туго стянут этот сверток. Вещи распустились, и Ваня увидел новенькие шаровары, новенькую гимнастерку с погонами, бязевое белье, портянки, вещевой мешок, противогаз, шинельку, цигейковую треуховую шапку с красной звездой, а главное – сапоги. Превосходные маленькие юфтовые сапоги на кожаных подметках со светлыми точками деревянных гвоздей, аккуратно сточенных рашпилем.
Ваня долго ждал этой минуты. Он мечтал о ней все время. Он предвкушал ее. Но, когда она наступила, мальчик не поверил своим глазам. У него захватило дух.
Казалось совершенно невероятным, что все эти превосходные, крепко сшитые, новенькие вещи – громадное богатство – теперь принадлежат ему.
Ваня смотрел на обмундирование, не решаясь дотронуться до него. Особенно хотелось потрогать маленькие латунные пушечки на погонах. Палец так и тянулся к ним, но тотчас отдергивался, словно пушечки были раскаленные.
Ваня, дрожа ресницами, смотрел то на вещи, то на Биденко.
– Это все мне? – наконец сказал он робко.
– Безусловно.
– Нет, скажите правду, дядя Биденко.
– Правду говорю.
– Честное батарейское?
– Честное батарейское.
– И честное разведчицкое?
– Это само собой понятно, – сказал Биденко, хмурясь, чтобы не улыбнуться. – Я даже вместо тебя в ведомости расписался.
– Ух ты, сколько вещей!
– Вещевое довольствие, – строго заметил Биденко. – Сколько положено, столько и есть. Ни больше ни меньше.
Только теперь, услышав магические слова «ведомость», «вещевое довольствие», а главное, «положено», Ваня наконец понял, что это не сон. Вещи действительно принадлежат ему.
Тогда он не торопясь, по-хозяйски стал перебирать и перекладывать их, внимательно рассматривая каждую вещь в отдельности на свет.
Наконец, все перебрав и всем насладившись, Ваня сказал:
– Можно уже надевать обмундирование?
Но Биденко покачал головой и засмеялся:
– Ишь ты, какой скорый! Одеваться. Понравилось! Нет, брат, прежде мы с тобой в баньку сходим, затем патлы твои снимем, а уж потом и воина из тебя делать будем.