Сын Розовой Медведицы
Шрифт:
Полосатый Коготь в это время разрывал в отдалении дерн, ища под ним червей и личинок. Он был сыт, и раскапывать сурчиную нору ему не хотелось: это был все-таки нелегкий труд.
Хуги повезло. Сурок высунул из норы голову и тут же был схвачен за пышный загривок. Зверек надулся, уперся лапами и ни за что не хотел вылезать, но Хуги одолел его и вытащил. Это была первая охота на живого зверя, которая увенчалась успехом. Более года понадобилось, чтобы постигнуть один из ее секретов, и постигнуть не в игре, не в забаве, а в истинном стремлении добыть пропитание и утолить голод. Как делают все дети, когда им что-нибудь удается, Хуги понес сурка Полосатому Когтю, чтобы показать свою первую добычу.
Увидя в руках Хуги убитого зверька, Полосатый Коготь благодушно заурчал, замотал головой, помахивая ею сверху вниз, а затем признательно лизнул мальчика в щеку. Сурка они съели вдвоем, а потом, напившись из ключа, до ночи резвились на поляне, борясь друг с другом и катаясь по траве.
Через
8
По соседству с владениями Розовой Медведицы, в еловом урочище, высился каменный кряж. На самой его вершине, далеко видная отовсюду, стояла, побитая грозами, одинокая Старая Ель. Природа вознесла ее выше других деревьев и сохранила дольше остальных, и оттого она казалась главой всех тех елей и елок, что росли у подножия. Природе было угодно вырастить на каменном кряже именно ее, а не сосну, которые тоже здесь росли вперемежку. И это было разумно. Стержневой корень сосны не сумел бы расщепить толщу камня и укрепить стойкость ствола; ель же не имела корня, а всем своим корневищем, похожим на щупальца осьминога, укрепилась за камни, раздирая их по слоям и снова опутывая корнями. Постепенно под нею появилось полое место. Оно разрасталось, делалось глубже и наконец стало дневным убежищем дикобразов.
Старая Ель доживала третью сотню лет. Она многое повидала на своем веку. Выдержала не одну бурю, устояла против трех прямых попаданий молнии, ее не раз секло градом, но старушка продолжала жить. Она даже была красивой, по-своему, по-старчески.
Когда-то в молодости это было стройное дерево, темно-зеленое, почти до синевы, с серебристым оттенком. И издали оно казалось парчовым шатром, унизанным красными мелкими шишками. Но шло время, и дерево набиралось силы и крепости, меняя через каждые семь лет зеленое одеяние на более светлое. Менялись и шишки. Они стали коричневыми и большими, а затем просто блестящими и огромными, тяжело свисающими вниз. Два раза за это время с белых пиков, напоминающих верблюжьи горбы, спускался ледник. Он уничтожал на своем пути все живое. Гибли звери, гибли альпийские луга, погибал лес. Но Старая Ель и тут уцелела. Она стояла на самой вершине, и ледник не смог до нее дотянуться.
Шло время, и она снова давала потомство, сея семена в живую плоть обнаженной ледниками земли. И снова вокруг поднимался еловый подлесок, который затем крепчал, рос и становился лесом.
Но вот однажды Старая Ель, уже привыкшая к семейству дикобразов, поселившихся под корнями, услышала на рассвете злобное урчание другого зверя. И действительно, перед логовом дикобразов, вытянувшись в струнку, стоял большой красный волк. Он казался бы еще больше и внушительней, если бы не куцый обрубок вместо длинного пушистого хвоста… Глаза волка горели, словно отшлифованные до золотистых граней два крупных топаза. Бесхвостый шевелил обрубком и угрожающе скалил зубы. Те же, к кому относилась эта угроза, двумя круглыми ощетинившимися шарами продолжали беззвучно лежать под корневищем старого дерева. Но Бесхвостый был осторожен настолько, насколько и смел. Он шагнул вперед и, вытянув когтистую лапу, притронулся к бурым иглам с широкими белыми полосами. Колючий клубок резко вздрогнул, и все его веретенообразные иглы устремились концами к волчьей лапе, но Бесхвостый быстро отдернул ее. Большой пестрый клубок сердито захрюкал, но не раскрылся, а стал трясти и бренчать иглами. Клубок поменьше тоже зашевелился, заурчал, подкатился к самому выходу. Это была самка, она готовилась, как понял Бесхвостый, ринуться в драку. И действительно, устрашающе фыркая, она распрямилась, и волк увидел горбоносую голову с маленькими, широко разведенными злыми глазами. Волк припал к земле, в глубине норы увидел еще четыре клубочка. Оказывается, здесь жила целая семья дикобразов. Пахли дикобразы вкусно. Бесхвостому не хотелось от них уходить. Он знал свою силу и свою ловкость. Ему не раз приходилось бывать в самых сложных передрягах и всегда выходить из них победителем. Шесть лет назад, еще молодой, но уже сильный, он встретился в поединке со старым волком. Была снежная зима, и волчица Хитрая справляла свадьбу. За нею тогда ходило по пятам десять волков. И все-таки она не торопилась с выбором: хотела, чтобы ее потомство было достойно ее самой, и поэтому выбирала сильного покровителя. Он должен был проявить себя сам. Но из тех, которые шли за ней, никто ее не устраивал, кроме одного — Клыкастого. И она выбрала бы его, но тут к стае примкнул одиннадцатый. Это был он, Бесхвостый. Тогда его еще не называли Бесхвостым. Он был крупным, красивым волком и длинный пушистый хвост носил почти прямо и никогда не поджимал между ног. Это говорило о силе, смелости и постоянно хорошем настроении. Высокая узкая грудь, мощные передние лапы тоже были тому свидетельством. Хитрой он сразу понравился, и она, откровенно выказав ему те же знаки внимания, которые до этого выказывала Клыкастому, стравила их.
Поединок происходил на небольшой поляне, окруженной лиственным лесом и скалами. Остальные девять самцов сидели вокруг, терпеливо выжидая, когда первые два претендента окончат схватку, чтобы потом можно было бы доконать и самого победителя.
Но вышло не так, как думали другие самцы. Схватка не успела утомить Бесхвостого. Все совершилось в какие-то три минуты. Клыкастый чуть ли не первым ударом челюстей напрочь отсек своему сопернику хвост; но уже в следующее мгновение его задняя левая нога с хрустом подломилась, и он почувствовал, как его дернули за эту ногу кверху. Клыкастый потерял опору, а в следующий миг челюсти Бесхвостого стальными дугами капкана сошлись на горле. Опрокинутый на спину, Клыкастый отбивался до последнего вздоха, но положение было слишком неравным, и он вскоре затих.
Выпустив из пасти прокушенное горло, Бесхвостый сел в снег, медленно обвел глазами остальных претендентов, словно говоря им: «Ну, кто следующий?»
Следующих не нашлось. Когда Бесхвостый отошел от поверженного Клыкастого и направился к Хитрой, которая внимательно следила за поединком, волки перед ним расступились, а затем, как по команде, бросились к Клыкастому и тут же растерзали на части.
Пять выводков воспитали они потом с Хитрой, не потеряв ни одного волчонка, и теперь нередко в голодные зимы, призвав воем старших, делали опустошительные набеги или на стадо косуль, или на овечьи отары, пасшиеся в теплых долинах. И на сто километров в округе не было страшнее орды, чем красная волчья орда Бесхвостого и Хитрой.
В ту пору была ранняя весна, и Бесхвостому понравилось логово дикобразов. Прежнее логово, которое служило ему и Хитрой все эти пять лет, оказалось разрушенным. Дружно хлынувшие с гор воды размыли его и сделали непригодным.
Бесхвостый еще некоторое время покрутился возле дикобразьего убежища, а затем степенно затрусил туда, где находилась Хитрая.
В полдень к логову дикобразов они явились вдвоем. Волчица была заметно располневшей, медлительной и бежала осторожной, щадящей трусцой. Семейство дикобразов оказалось на месте. Почуяв пришельцев, они снова забеспокоились и снова приняли оборонительную позу. Осмелевший самец, посчитавший, видно, что первый успех принадлежит ему, почти совсем выкатился из норы и принялся угрожающе фыркать и стрекотать иглами. Теперь он даже не свертывался, а готовился открыто защищать себя, самку и свое потомство. В нем было не менее пятнадцати килограммов, а длинные колючки делали его еще внушительней. Скаля резцы, он сидел у входа в нору и злобно пыхтел.
Хитрая посмотрела, поурчала, а затем добродушно заулыбалась, высунув красный язык. Это, очевидно, означало, что ей весьма понравилось и логово и сами жильцы. Потом она склонила голову, пристально поглядела в глаза Бесхвостому. Тот легонько шевельнул обрубком хвоста, повернулся и на виду у дикобраза побежал прочь от норы. Но едва он скрылся за каменным выступом, как тут же сделал крутой поворот и, уже минуя дикобразью тропу, обильно усыпанную иглами и пометом, приблизился к логову с обратной стороны. Лобастая голова высунулась теперь у ствола Старой Ели. Этого, казалось, только и надо было волчице. Она демонстративно повернулась к дикобразу задом и легонько вильнула перед его носом своим пушистым хвостом. Дикобраз хрюкнул и сделал попытку схватить его. Хитрая отодвинулась и опять махнула хвостом, дразня и выманивая владельца норы на чистое место. Уловка подействовала. Оскорбленный дикобраз подался вперед, но сразу же и попятился, не рискуя высовываться совсем. Хитрая еще раз проделала эту же манипуляцию, пока законный владелец логова под Старой Елью не пришел в негодование. Он так стремительно кинулся за волчицей, что ей пришлось отскочить. Вот тут-то Бесхвостый и сыграл свою роль. Спрыгнуть вниз было делом одной секунды, а уже в следующую, поддав снизу лапой дикобраза, он ловко перевернул его на спину, и не успел тот опомниться, как волчьи челюсти уже крепко вцепились в темно-бурое брюшко, покрытое грубой, но не колючей щетиной. А через минуту дикобраз лишь конвульсивно дергал четырехпалыми передними лапами, словно все еще защищаясь. Роговые иглы на боках медленно-медленно опадали, становясь безопасными.
Волки не торопились овладеть логовом. Они оттащили тушку дикобраза в сторону и хорошенько им закусили. Мясо было нежным и вкусным, только все время приходилось опасаться острых полосатых колючек, которые могли поранить нос или губы.
В этот день они больше не делали попыток выманить из норы самку дикобраза. Они ждали. Но напуганная самка не вышла и ночью. Бесхвостый хотел было сунуться в нору, но Хитрая поймала его зубами за заднюю ногу, легонько куснула. Тот вернулся и снова лег в стороне. Так прошел еще день. Волки поочередно бегали к водопою, но ни минуты не переставали следить за логовом.
В следующую ночь подруга дикобраза не выдержала. Обманутая тишиной, она оставила своих беспомощных детенышей и вышла на поиски пищи. И это стало ее концом. Потом Бесхвостый залез в нору, не торопясь уничтожил маленьких дикобразов и одного за другим выволок их наружу.
Так Старая Ель пригрела под своими корнями двух опытных, не знающих ни пощады, ни страха красных волков.
Позже она не раз видела волчьи стаи, которые собирались под ее старыми, обожженными грозами ветвями, чтобы совершать набеги на тех, кто не мог себя защитить. А однажды она увидела, как Бесхвостый принес в логово задушенного медвежонка.