Сын теней
Шрифт:
— И все же это было не так, — возразила я. Я видела тоску в глазах Конора, но голос его по-прежнему оставался спокоен и глубок. — Ведь сын ведьмы ни в коем случае не может стать друидом.
Конор побледнел.
— Я совершил ужасную ошибку. В мальчике текла кровь матери и однажды она дала о себе знать. Я думал, что смогу искоренить ее влияние. Я привел его в Семиводье. Он мечтал хоть одним глазком взглянуть на жизнь вне леса и доказал, что сможет принести огромную пользу на празднике в Имболк. Я считал, что это совершенно безопасно. Мне и в голову не приходило, что его может соблазнить… Я и не думал… Но именно я снова навлек на нас зло. Стоило ему увидеть Ниав, как рука Леди Оонаг снова начала дергать за ниточки наших жизней. Она снова, через сына, начала подчинять своей разрушительной воле нашу семью и всех, кто находится под нашей защитой. У меня не было выбора, Лиадан. В ту ночь мы с Лайамом и твоим отцом долго обсуждали случившееся.
— А Киаран? — мрачно спросила я. — Мне кажется, ему пришлось хуже всех. У него вся жизнь оказалась построенной на лжи.
— Той ночью мы сказали ему правду. — Конор говорил, как усталый, печальный старик. — Я не мог больше молчать. То, что совершили они с Ниав, омерзительно, это идет против самой природы!
— Они же не знали! — у меня дрожал голос.
— Конечно, — кивнул он. — Но все же это запрещено и ни в коем случае не должно было повториться. Самым лучшим для Ниав было выйти замуж и начать все с чистого листа. А Киаран… он сам выбрал свой путь. В его выборе я снова увидел руку его матери.
Я подняла глаза на Фиакку, он сидел на ветке боярышника и чистил перышки. Дядя, наконец, рассказал мне правду. Но мне было совершенно очевидно, что я не смогу ответить тем же. Не сейчас… а возможно, и никогда.
— Ты знаешь, куда отправился Киаран, когда умчался из Семиводья? — неуверенно спросила я. — Думаешь, Леди Оонаг все еще жива, и он поехал ее искать?
— Некоторые вещи слишком ужасны, чтобы говорить о них вслух. Но такой вариант возможен. Что до того, как он смог бы до нее добраться… есть разные способы. Киаран способный мальчик. Он вполне мог отправиться в подобное путешествие в одиночку, хоть это и опасно. Я со дня его отъезда ничего о нем не слышал, Лиадан.
— Ты услал его прочь, зная, что он может попробовать ее найти.
— Я не прогонял его. Он мог остаться с нами. Он был… блестящим учеником, ему удавалось многое, очень способный юноша — во всем, что касалось разума и магии. Его никто не гнал. Наоборот, угроза, которую он представляет благодаря своей матери, находилась под гораздо лучшим контролем среди друидов. Он сам решил уехать. Решил забыть о братстве. Я проиграл, Лиадан. Я подвел и его, и свою семью.
— Однажды ты сказал мне, что не стоит чувствовать себя виноватым, поскольку все происходит так, как предначертано, — напомнила я. — Это было очень давно, когда все только начиналось. Теперь же ты заявляешь, что сам во всем виноват. Может быть, ты ошибаешься. Может быть, все это — лишь часть какого-то узора, а он так велик, что мы можем обозреть лишь малую его часть, ту, к которой относимся сами. Мне еще Дивный Народ говорил, что мы не можем понять, что происходит, поэтому наш выбор всегда неверен. Иногда мне кажется, что мы — лишь безвольные фигурки, которые они передвигают, как им заблагорассудится. Но знаешь, мы сильнее, чем они думают. А иначе, с чего бы им беспокоиться, например, какой путь выберу я? Зачем бы им так заботиться о безопасности Джонни? Возможно, что бы они там ни говорили, пророчество действительно может исполниться лишь благодаря мелким сошкам, таким как мы.
— По крайней мере, — тихо подхватил Конор, — заклятие Леди Оонаг смогло рассеяться только благодаря человеческой выносливости и силе, а вовсе не после вмешательства могущественных Туатта Де… Так ты говоришь, я могу ошибаться относительно Киарана?
— Из того, что ты о нем рассказал видно — его нельзя назвать слабым или невежественным. Несмотря на гнев он, скорее всего, станет осторожно и мудро взвешивать свои возможные решения. Я не верю, что он обязательно должен творить зло только потому, что он ее сын. Сказать такое — значит утверждать, что у нас совсем нет выбора, что наши дела и вся наша жизнь предопределены. Я в это не верю, дядя. Пусть мы появляемся в этом мире ненадолго, как любит повторять Хозяйка Леса. Пусть наши возможности ограничены. Но внутри этих ограничений мы можем многое сделать и изменить ход вещей. Мы можем принимать собственные решения и выбирать собственные пути. Если я что и узнала о самой себе, так это что я не собираюсь быть просто инструментом в руках кого бы то ни было и плясать под чью-то дудку, когда сердце зовет меня по иному пути. Ты вырастил Киарана мудрым и уравновешенным. Это живет в нем, точно также, как кровь ведьмы. Все, что ты любовно внушал ему за долгие годы учебы, сделало его сильным. Возможно, он сильнее, чем ты думаешь.
Больше мы об этом не заговаривали. Прошло еще много времени, лето уступило место осени, Джонни научился сидеть и уже самостоятельно ползал, то на животе, то на коленках. Конор ушел в лес, уведя за собой свою молчаливую свиту в белых одеяниях. На прощание он сказал мне лишь одно:
— Береги его, Лиадан. Ради всех нас, береги.
Глава 25
Эамон не давал о себе знать, только прислал эскорт для сестры. И я была этому неимоверно рада, наш последний разговор глубоко отпечатался в моей памяти, не говоря уже о поцелуе. К осени, я даже была способна более-менее уверенно убеждать себя, что он, вероятно, наконец-то смирился с моим отказом и решил, что жизнь продолжается. Очень жаль, если мое решение осложнило жизнь Шону или Лайаму, для которых добрые отношения с Эамоном очень многое значили: не только возможность совместной обороны, но и успех предполагаемого похода против Нортвуда. И тот и другой заметили молчание Эамона. Но что бы то ни было утверждать было слишком рано. Со временем союз станет крепок, как никогда, ведь Эйслинг ближайшей весной должна выйти замуж за Шона. Это прольет бальзам на многие раны.
Как-то теплым вечером незадолго до Меан Фомар, когда почти весь урожай был уже собран, а спелые яблоки огнем горели на яблонях, я отправилась с Джонни на отдаленный пляж на озере. Здесь стена плакучих ив подходила практически к самой кромке воды, а изгиб берега обещал одновременно убежище и уединение. Стоял великолепный день. Озеро сверкало, лес только-только начал одеваться в осенний убор, то тут, то там пестрея оранжевыми, пунцовыми и желтыми пятнами на фоне темных сосен, венчавших холмы. В детстве мы провели здесь много счастливых часов, плавая, ныряя, карабкаясь по деревьям и без конца изобретая новые игры. Я положила малыша голышом на песок, и он пополз по нему на четвереньках, оставляя за собой причудливые узоры. Потом я разделась сама и вошла с ним в воду. Все работали в полях, нас никто не мог потревожить. Джонни, чувствуя прохладное прикосновение воды, восторженно хохотал, сверкая парой новеньких зубиков. Я то приподнимала его, то вновь опускала в воду, стараясь не брызгаться.
— На следующий год летом я научу тебя плавать по-настоящему, — сказала я. — Ты у меня будешь, словно ловкий лосось или даже тюлень. И тогда все начнут говорить, что твой отец принадлежал к морскому народу.
Мы играли и забавлялись, пока сын не устал. Тогда я уложила его спать на одеяле в тени ив. Заснул он не сразу, ему явно нравилось тихо лежать, разглядывая пятна света и тени на длинных листьях и тихо воркуя на своем непонятном языке. Фиакка устроился на ветке неподалеку и сторожил. Он очень переживал, когда мы купались: беспокойно каркал, хлопал крыльями, ходил туда-сюда у кромки воды, оставляя на песке аккуратные отпечатки маленьких лапок. Теперь он успокоился. Я снова вошла в воду и поплыла, время от времени оборачиваясь на Джонни, а потом нырнула, чтобы почувствовать влагу на лице, и снова вынырнула, откинув назад волосы и подняв целый шлейф брызг. Это было восхитительное ощущение, словно в сильных объятиях воды я могла на некоторое время забыть обо всех сложностях своей жизни, обо всех предстоящих мне решениях. Не думать о секретах, двуличии и риске, снова окунуться в восхитительную, невинную детскую свободу.
Через некоторое время я замерзла и поплыла к берегу. Джонни скоро проголодается, но пока он сладко спал на своем одеяльце. Я стояла по колено в воде и выжимала из волос воду. Вокруг ни звука, ни движения, но что-то заставило меня поднять глаза. Волоски на затылке встали дыбом, я была уверена, что за мной наблюдают.
Под ивами, неподвижный как ствол дерева, стоял мужчина. Тот, кто сейчас увидел бы его впервые, мог бы подумать, что сложные узоры на его лице — просто прихотливая игра солнечного света, пятнами пробивающегося сквозь листву. Одет он бы очень просто: в неброские серые и коричневые тона — разумный выбор для человека, собирающегося слиться с лесом. Я не заметила у него никакого оружия. Похоже, Крашеный считал, что лес Семиводья преодолеть не сложнее, чем болота Шии Ду. А возможно, его пригласили.
Он не двигался. Мне явно придется выйти из воды, в одной лишь мокрой рубахе, и при этом найти подходящие слова. Я выбралась на берег, изо всех сил пытаясь сохранить достоинство, но очень сложно контролировать ситуацию, когда приходится наклоняться, чтобы отжать подол, а у тебя при этом голые руки и плечи, половина груди выставлена на обозрение, все ноги в песке, и с собой нет ни расчески, ни зеркала. Я потянулась к сложенной на травке одежде, но Бран опередил меня. Малыш под ивами у нас за спиной не издавал ни звука.