Сын теней
Шрифт:
***
Голова у меня горела. Во рту было сухо, как в сосновом бору в летний полдень. Все тело ломило: похоже, меня сбросили на землю, да так и оставили. Одна рука у меня была подвернута, тело неуклюже скорчилось на земле лицом вниз. Я не была связана. Возможно, когда я пойму, что происходит вокруг, у меня появится некоторая возможность удрать. Они забрали у меня с пояса нож. Неудивительно. Я лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Я слышала пение множества птиц, шум листвы и журчание воды меж камней. Так, похоже, я на улице, где-то посреди леса. День уже клонился к вечеру, я поняла это, слегка приоткрыв глаза. Сколько времени понадобится, чтобы мое исчезновение заметили?
— Они вернутся на закате.
— И что?
— И что мы тогда скажем Командиру? Кто станет все это объяснять? Не я, уж это точно.
— Жаль, что все это не получится скрыть. Услать бы его в какую-нибудь вылазку, подальше отсюда. Она показывает хоть какие-то признаки жизни?
— Ни единого. Ты уверен, что не убил ее, Пес?
— Кто? Я?! Убил такую хрупкую девушку? С моим-то нежным сердцем?
Раздался ужасный стон. Так стонут в смертельной агонии. Звук так поразил меня, что я забыла притворство и рывком села. Ошибка. Голова у меня заболела так, что накатила темная волна тошноты, и несколько мгновений я ничего вокруг не видела кроме кружащихся сполохов. Я прижала руки к вискам, зажмурилась и так сидела, пока буря внутри меня не начала успокаиваться. Ужасный стон повторился.
— Вот, — произнес голос прямо надо мной.
Я осторожно открыла глаза. Рядом со мной на корточках, протягивая мне чашку, сидел мужчина. Простую чашку из темного металла. А рука, державшая чашку, была еще темнее. Я поглядела мужчине в глаза, и он улыбнулся, показав блестящие белые зубы, двух из которых не хватало. Лицо у него было чернее ночи. Я уставилась на него, позабыв про хорошие манеры.
— Ты, наверное, пить хочешь, — произнес он. — Вот.
Я взяла чашку с водой и до дна осушила ее. Очертания вещей вокруг понемногу обретали четкость. Мы находились на плоской площадке у небольшого ручья, где деревья и кусты росли чуть реже, чем вокруг. То тут то там лежали огромные, покрытые мхом валуны и рос папоротник. Шел дождь, но нас укрывала густая плакучая ива. Тут же находилось еще два человека. Оба они теперь стояли, уперев руки в боки, и смотрели на меня. Все трое выглядели, как персонажи волшебных сказок. У одного половина головы была гладко выбрита, а на второй росли длинные спутанные черные волосы, только одна прядь на виске была совершенно белой. На шее у него болтался кожаный шнурок, с тремя огромными когтями, наверное, волчьими, хотя волка такого размера редко кто может, да и желает, встретить на своем пути. На лице этого мужчины, украшенном множеством небольших шрамов, блестели дикие желтые глаза. На подбородке у него был выколот аккуратный узор из пересекающихся ромбов, от губы до края челюсти.
У другого вокруг запястий виднелись рисунки, похожие на сдвоенных змей, а на тунике его красовалось странное украшение, кажется, сделанное из змеиной кожи. Его лицо тоже было татуировано, на этот раз на лбу. Тщательно вырисованная змеиная чешуя и ядовитый раздвоенный язык, спускавшийся на нос. Он был моложе первого, лет двадцать пять, не больше. Но тоже казался очень суровым. Мужчина, которому лишь сумасшедший осмелился бы перечить.
Черный человек был одет проще остальных, и если на нем и были татуировки, я не могла их разглядеть. Единственным его украшением служили мелко курчавящиеся волосы, которые он носил заплетенными во множество косичек, доходивших до плеч. За левым ухом у него болталось перо — одинокое светлое пятно на черном. Он проследил за моим взглядом.
— Альбатрос, — произнес он. — Напоминает мне о море. — Он кивнул в направлении остальных. — Пес. Змей. У нас здесь нет других имен.
— Хорошо, — сказала я вежливо, надеясь, что голос у меня достаточно твердый. Мне казалось очень важным не дать им понять, насколько мне страшно. — Значит и я не должна называть вам своего имени. Который из вас наградил меня головной болью?
Двое посмотрели на третьего, с когтями волка и полубритой головой. Пес. Он был очень большим.
— Я не думал, что ты станешь сопротивляться, — мрачно произнес он. — У нас для тебя есть работенка. Мы не могли позволить тебе закричать. Женщины — они всегда кричат.
Снова раздался стон. Он доносился из-за скал за нашей спиной.
— Кому-то больно, — произнесла я, осторожно вставая.
— Вот именно, — подтвердил черный, Альбатрос. — Тыведь целительница, так? Та самая, что должна была проехать через деревню?
— У меня есть к этому некоторые способности, — ответила я осторожно, поскольку не хотела выдавать им слишком много информации. Я верно угадала, кто они, будет мудро вести себя очень, очень осторожно. — Что случилось с этим человеком? Могу я на него взглянуть?
— Именно за этим мы тебя сюда и привезли, — ответил Пес. — Лучше все сделать быстро. Командир уже скоро вернется, и у нас для него должен быть достойный ответ, иначе парень не доживет до рассвета. — Они говорили на странном языке, гремучей смеси ирландского и наречия бриттов, выдергивая слова и фразы то из одного языка, то из другого, как придется. Речь их была беглой, но в ней проскальзывал акцент. Змей, наверное, вырос в Ольстере, но я сомневалась, что для двух остальных хоть один из языков являлся родным. Мне повезло, что мои родители говорили на обоих языках: я могла достаточно полно понимать все сказанное, если напрягалась, хотя то тут то там они употребляли слова, смысл которых от меня ускользал, будто в их странной речи присутствовал еще и третий, неизвестный мне язык.
Я видела и лечила множество ран, часто довольно серьезных. Гнойные ножевые ранения, неудачные падения на вилы… Но такого я не видела еще никогда. Мужчина лежал в неглубокой пещере, защищенный от дождя, ветра и прямых солнечных лучей. Его явно пытались положить поудобнее, на самодельный соломенный тюфяк, рядом с которым стоял грубо сколоченный стул с кружкой и грудой заляпанных кровью тряпиц. На земле лежала фляга и еще одна металлическая чашка. Мужчина на подстилке задыхался и мотал головой из стороны в сторону от боли. Кожа у него была бледная, в крупных бисеринах пота, правая рука замотана от плеча до кончиков пальцев и повязка по всей длине пропиталась кровью. Даже не развязывая ее, было понятно, что ткань пристала к коже, а рука не просто сломана. На голой груди и плече опасно алели яркие пятна воспаления.
— Вы ему что-нибудь давали, чтобы снять боль? — спросила я хрипло, закатывая рукава.
— В нем ничего не держится, — ответил Пес. — Во фляге — крепкое вино, мы пытались дать его, но он не мог его проглотить, а если глотал, его выворачивало быстрей, чем ты можешь сказать раз-два-три.
— Мы здесь сами себе доктора и обычно вполне справляемся, — добавил Альбатрос. — Но это… мы не знаем, что делать. Ты можешь ему помочь?