Сын теней
Шрифт:
— Отлично, — сказал Эамон. — Я поведу. Не отставайте и будьте готовы к бою в любой момент. Они не настолько опередили нас, чтобы мы не смогли их нагнать до того, как они достигнут твердой земли. Женщина будет их задерживать. Оран, твоя задача отобрать ее у похитителей. Как только она окажется у тебя, разворачивайся и иди домой. Будь осторожен, она, наверняка, напугана. Конн, ты берешь на себя черного. Второй — мой.
***
Неудивительно, что женщины традиционно обладают терпением, не присущим мужчинам. Мы столько времени проводим в ожидании! Ждем, пока родится ребенок. Ждем, пока мужчина вернется домой:
Эйслинг была доброй девушкой, и в тот бесконечно долгий день я это особенно оценила. Я ничем не могла себя занять. Она предложила мед и засахаренные фрукты, расположив нас в удобном, тихом уголке у небольшого очага, как могла, успокаивала нас, выражала сочувствие. Мне не было никакой нужды разыгрывать беспокойство.
— Садись, Лиадан — бросилась она ко мне, с полными тревоги круглыми глазами. — Иди сюда, сядь рядом со мной. Я уверена, Ниав вернется домой целой и невредимой. Эамон знает эти болота, как свои пять пальцев. Он мастер своего дела. Если кто и может ее найти, так это он.
Она и подумать не могла, что у меня от этих слов упало сердце.
— Я ничего не могу с собой поделать, — произнесла я. — Ведь там так просто оступиться, все так говорят. В тумане, да еще когда стараешься идти побыстрее… они запросто могут случайно сойти с тропы, Эйслинг. Сколько… сколько времени нам ждать новостей? — У меня дрожали руки, я плотно сцепила пальцы.
— Возможно, довольно долго, — участливо предупредила Эйслинг. — Фионн послал своих людей в обход, по дороге, чтобы отрезать их с другой стороны. Эамон будет очень осторожен, на том пути нельзя ошибаться. Но, так или иначе, этих разбойников схватят.
И мы ждали. Фионн ходил из угла в угол, мрачный и молчаливый. Он решил остаться здесь, в Шии Ду, ждать первых новостей, а не ехать со своими людьми. Теперь он напоминал раненого зверя: глаза горят гневом, руки сжаты в кулаки. Я размышляла, боится ли он за жену, болит ли у него за нее душа так же, как моя болит за Брана при одной мысли о том, что люди в зеленом идут за ним и несут смерть? А может, Фионн просто злится, что у него нагло украли ценное достояние, пусть он и относился к нему столь небрежно?
Время шло, не принося никаких новостей. Я поняла, что больше не могу сидеть неподвижно, извинилась и сказала, что пойду к себе. Когда я проходила мимо Фионна, он положил мне руку на плечо.
— Крепись, — тихо произнес он. — Может, все еще будет хорошо.
Я взглянула на него, кивнула и ушла. На его лице не читалось ничего, только скорбь любящего мужа, беспокойно ожидающего известий, жива ли еще его жена. Если бы не быстро заживающие синяки, не осталось бы никаких свидетельств того, что пришлось пережить Ниав, ни одного, только ее личное признание, о котором я поклялась никому не говорить. Дана, спаси нас, а что если им не удастся удрать? А вдруг окажется, что Крашеный — не лучший в своем деле, и Эамон схватит его? Такое невозможно представить. Если это произойдет, у меня не будет выбора, мне придется нарушить данное сестре обещание и все рассказать.
Я вернулась в свою в комнату и закрыла за собой дверь, в моей голове отчетливо звучал голос Брана: «Доверие. Моя цена — твое доверие».
«Ты станешь отцом еще до Белтайна». Я ничего не сказала Брану. Как я могла ему сказать? Зная, что это только добавит ему проблем? Мужчина не может быть отцом, если у него нет ни прошлого, ни будущего. Мужчина не может признать сына, в котором течет кровь ненавистной ему семьи. Лучше ему не знать. Лучше, чтобы никто не знал, чей это сын. Сын ворона. Дитя предсказания. Я не стану с этим связываться, и мой сын тоже не станет. Но как же Шон? Нельзя вечно хранить секрет от близнеца. Он уже подозревает. Довольно скоро будет знать наверняка. А теперь все еще больше усложнилось. Поскольку, каким бы ни явился исход этой гонки по болотам, он еще более очернит репутацию Крашеного, если тот останется жив. Что бы ни случилось, события сегодняшнего утра для мужчин моего рода и их союзников сделают невозможной любую сделку с Крашеным. Разве что я расскажу им правду. А я обещала Ниав молчать.
Бедная Ниав. Ей так страшно. Так одиноко. А вдруг в панике она сойдет с тропы? Что если она снова окаменеет от ужаса, и ее не удастся заставить двигаться? Я приказала себе дышать медленнее. Я очень осторожно потянулась мыслями за пределы замка.
«Шон?»
Никакого ответа. Может, я чересчур осторожна.
«Шон? Ответь мне. Ты мне нужен, Шон!»
Снова ничего. Раскрыв разум для его ответа, я продолжала ждать. Так долго, что почти уже поверила в самое страшное, зная, где он побывал и с кем встречался. В голове моей билось сомнение. «Доверяй, — твердо приказала я себе. — Цена — доверие».
«Лиадан? Что случилось?»
Я облегченно выдохнула: «Шон! Где ты?»
«Дома. Где же мне еще быть? Что случилось?»
«Пока я ничего не могу сказать. Но что-то очень плохое, и одна я не справляюсь. Ты должен приехать сюда, в Шии Ду. Выезжай немедленно, Шон. Приведи с собой людей. Я… мы вместе вернемся домой».
«Лучше скажи мне, Лиадан. Что-то случилось с Ниав?»
«Почему ты спрашиваешь?»
Он ответил не сразу и очень осторожно: «Я не слепой, что бы ты там себе ни думала. Ты можешь сказать мне, что случилось? Мне привезти с собой отца, или Лайама?»
Меня трясло, я не могла скрыть от него свой страх. Им были полны все мои мысли.
«Нет, не бери их с собой. Только несколько человек из охраны. Я не хочу возвращаться вместе с людьми Эамона. Приезжай скорее, Шон».
«Уже еду».
К счастью, больше он не стал задавать никаких вопросов. А к тому времени, как он приедет, все уже закончится, так или иначе.
Эамон вернулся почти на закате. Мы все снова собрались в главном зале, у огромного очага, где потрескивал огонь, отбрасывая золотистые блики на резные столбы. Глаза неведомых животных, глядящих на нас с высоты, казалось, горят и вспыхивают. Стояла тревожная тишина, только слуги с едва слышимым шорохом ставили перед нами еду и вино, а после уносили нетронутыми. Эйслинг вполголоса давала распоряжения. Она выглядела бледной и усталой. Фионн сидел у стола, обхватив голову руками. Когда снаружи, наконец, послышался шум, крики часовых, а после голоса во дворе, никто не вскочил и не побежал к окну. Мы все втроем сидели, замерев, не в силах после столь долгого ожидания поверить, что шум принес добрые вести, и не желая приближать неизбежный момент, когда нам расскажут дурные.
***
Эамон не так-то просто терял над собой контроль. Чтобы понять, что он зол или расстроен, надо было очень хорошо его знать. Даже его предложение руки и сердца можно было назвать образцово-сдержанным. Но сейчас, когда он почти неслышно вошел в зал, и от легкого взмаха его руки слуг словно сдуло за дверь, сразу стало ясно, что он на пределе. Бледный, измученный и как-то сразу постаревший — вот так он сейчас выглядел. Эйслинг вскочила, взяла его за запястье и усадила у огня, а он яростным жестом стряхнул ее руку. Уже одно это доказывало, насколько он напряжен. Черная глина прилипла к его сапогам, пятнами чернела на одежде.