Сын Зевса. В глуби веков
Шрифт:
На крутом повороте дороги Спитамен оглянулся. Далеко позади, в прозрачной морозной синеве, таяли оранжевые отсветы костров, отмечая линию реки. Это горели челны и плоты на берегу Окса…
…Нет, что бы ни говорила жена, как бы ни гневалась она и как бы ни порицали Спитамена ее персидские родственники, он, пока есть силы, будет биться с ненавистным врагом, топчущим родную землю.
Только вот как успокоить сердце? Как заглушить хоть немного мучительное чувство неистребимой любви к этой женщине, которая держит его в плену уже столько лет? Как томящий недуг, как рабство, освободить от которого может только смерть. А потерять это рабство страшнее смерти.
Спитамен старался думать о предстоящих сражениях. Ярость закипала в душе, как только он вспоминал об Александре, захватившем земли Азии, земли Бактрии и теперь подступающем к Согде. Старался думать о том, где он разместит свою конницу, как обеспечит провиантом и фуражом… Но, крадучись, с коварством ненадежного счастья, сердце постепенно захватывали воспоминания недавних дней, последних дней в его родном доме. Теплая тишина, ароматный дымок алебастровых светильников, ласковое прикосновение пушистых, темно-красных ковров… Из глубины покоев, отводя завесу тонкой рукой, является женщина, легкая, как видение.
— Я ухожу сражаться с Александром, — сказал ей Спитамен.
Жена еле взглянула в его сторону.
— Зачем?
Спитамен вскочил.
— Как зачем? Защищать Согду!
В ответ лишь небрежное движение руки.
— Да, — твердо повторил Спитамен, — и ты будешь со мной.
— Я? Где?
— Со мной. На войне. В лагере. Там, где буду я. И ты, и наши дети — со мной. Со мной! — повторил Спитамен. — Я не могу оставить вас без своей защиты!
Жене пришлось подчиниться. Но с каким горем, с какими слезами покидала она свой богатый дом. Какие обидные слова она говорила Спитамену!
— Защищать Согду! Зачем? Столько лет жили под властью персов. А теперь будем жить под властью македонян. Ну и что же? Кому нужна та свобода, которую ты собрался защищать?
— Кому? Мне. Тебе. Нашему народу.
— Мне? — Жена пожала плечами. — Мне она не нужна. Народу? А какое мне дело до вашего народа?
И так всегда. В самое сердце!
Глухой топот идущей конницы вернул Спитамена в снежную, начинающую темнеть равнину. Истоптанный снег, холодный ветер, усталый шаг коня… И лиловые с черными морщинами скалистые холмы на горизонте.
…Бесс не терял времени. Собирал войско, призывал народ восстать на защиту родной земли. Запасался провиантом и оружием. Бактрийский сатрап, назначенный царем Дарием, Бесс из рода Ахеменидов, был известен не только в Бактрии, но и в Согде.
Народ Согды и Бактрии, напуганный приближением Македонянина и угрозами Бесса, спешно вооружался.
Однако союзники Бесса, знатные бактрийцы и согдийцы, были смущены. Бесс действовал, не советуясь с ними, не выслушивая их. Он только приказывал. Они удивлялись и гневались, подозревая неладное. И вскоре наступил день, когда подозрения их подтвердились.
Бесс созвал союзников на военный совет.
«Наконец-то, — сердито думал Спитамен, — послушаем, что он скажет».
На площади небольшого согдийского города был раскинут огромный шатер, украшенный пурпуром. Над входом висело вышитое золотом крылатое изображение Солнца — божество персов Ахурамазда. Вокруг на притоптанном, грязном снегу толпились вооруженные персидские воины. Возле шатра стояла стража.
Спитамен остановил коня, нахмурился. Что такое он видит перед собой? Уж не вернулся ли сам царь Дарий? Это его шатер!
Спитамен спешился, велел своему отряду всадников не отходить далеко, устроиться где-нибудь здесь же, на площади. И тут же увидел Оксиарта. Оксиарт хотел подъехать на коне к самому входу в шатер, но его задержала стража: к шатру царя Артаксеркса, царя всех стран, нельзя подъезжать на коне так запросто, словно к шатру какого-нибудь бактрийского военачальника. Оксиарт растерянно отдал коня конюшему. Спитамен увидел его застывшее в изумлении лицо.
— Царя всех стран? Артаксеркса?..
Глаза их встретились.
— Спитамен, — жалобно сказал Оксиарт, — объясни мне…
— Я это предвидел, — ответил Спитамен, бледнея от гнева.
— Но когда же это случилось? Как?
В шатер величаво прошли в богатых кафтанах персы, придворные царя Дария, оставшиеся в живых после всех битв, беспорядочных отступлений и скитаний по огромной азиатской стране.
Спитамен и Оксиарт переглянулись.
— Что ж, пойдем и мы, — пожав плечами, сказал Оксиарт.
В шатре было тесно. Всюду сверкало золото на расшитых кафтанах, вспыхивали огоньками драгоценные камни на ножнах акинаков. Прозрачные зерна ладана таяли на раскаленных углях очага, лиловые волокна ароматного дыма реяли над головами.
— Все как у царей, — насмешливо сказал Спитамен.
Оксиарт опасливо оглянулся:
— Молчи, Спитамен. Кругом персы…
В шатер вошел молодой, широкоплечий военачальник племени паретакенов Катен.
— Где Бесс?! — громко и грубо спросил он. — Что тут происходит, в какую игру играют?
Сразу несколько персов обернулись к нему.
— Бесса нет больше, — надменно сказал один из них, подняв крутую бровь, — есть царь всех стран Артаксеркс, Ахеменид.
— Что?! — Катен засмеялся. — Бесс — царь всех стран?! Где он?!
Кресло царя, стоявшее на возвышении, было пусто.
Персы отвернулись. Катен растерянно посмотрел вокруг.
— Спитамен! Оксиарт! Что все это значит?
— Надеюсь, скоро узнаем, — ответил Спитамен. — Вот, смотри.
Из глубины шатра торжественно вышли персидские вельможи. Спитамен узнал среди них Барсаента и Сатибарзана… Все в богатых придворных одеждах, но с мечами у пояса.
Наконец появился Бесс. Он шел медленно, как подобает царю. На голове у него возвышалась царская тиара.