Сын звезды, рожденный горой. Александр Великий
Шрифт:
Филипп решил объехать поле боя с командирами, когда мертвых еще собирали с этого скорбного места. Царь внимательно осмотрел те места, где погибло более воинов, и не было на его лице радости. Воины уже заканчивали хоронить македонян и их союзников, а пленные фиванцы под караулом македонцев хоронили своих, Священный отряд предали земле отдельно от других.
Тут же, рядом с полем, он приказал разбить навес, и расставить кресла для командиров войска, пажи принесли столы со снедью и винами, послали и за Александром. Приглашенные стали съезжаться к Филиппу, он лично встречал каждому и благодарил, и усаживал, и пажи тут же наливали вина гостю.
–
– Не власти я ищу, а единства Эллады, – ответил соратникам их предводитель, – и я не хотел пролитой крови.
– Что же теперь, стыдится победы?
– заметил Аттал.
– Я принесу жертву по старому обычаю, я искуплю пролитую кровь, – сказал царь, и приказал принести себе меховой плащ пастуха, посох и позвать флейтистов. Когда принесли требуемое, он разделся донага, надел меховой плащ, взял посох и босиком пошел на поле, где не было мертвых.
– Играйте Пирриху, воины, – приказал Филипп, и под бешенный ритм инструментов стал двигаться в такт музыке, принося танцем жертву богам, снимая с воинов груз пролитой крови и принимая на себя ее тяжесть. Этот танец исполнялся очень редко, этот танец очищения от скверны.
Рядом с шатром македонян, на расстоянии в стадий, воины кормили пленных афинян, и один из них заметил сакральный танец Филиппа.
– От крови македонцы с ума сошли, – презрительно сказал один.
– Чего ожидать от варваров, – сказал другой, вдумчиво доедая македонскую похлебку с свежайшей лепешкой.
Услышавший это конвоир замахнулся на них древком копья, но лохаг остановил воина.
– Афинянам чужда любая благодарность, – с иронией сказал лохаг, проходя мимо пленных.
В плен были захвачены две тысячи афинян, и уже прибыли послы из Города, с предложением выкупа. Они встретились вскоре после пирушки македонян. Вестовые доложили царю о посольстве, он встречал вестников мира на красивом кресле.
– Здравствуй, Филипп, ты отпускаешь пленных домой, но твои фракийцы забрали у них плащи, и им будет холодно добираться домой, ночами многие могут замерзнуть, – обратился к царю афинянин.
– Вне всякого сомнения так будет справедливо, – ответил Филипп широко улыбаясь, он счел это забавным. Афиняне уходили пешком, с дареными плащами и одеялами, а мертвых афинян складывали на повозки, и набрался целый караван, а возчиками были слуги афинян, захваченные в битве. Царь думал некоторое время, кого послать гонцом скорби, и решил, что лучше всего подойдет царевич. Как раз, еще все не разошлись после пира, и он обратился к сыну:
– Александр, отвези тела в Афины, миссия не из приятных, но тебе будут благодарны, и побываешь в этом великом городе, -вздохнул его отец.
– А ты, царь, -спросил царевич, -ты мог бы поехать со мной.
– Если я войду в город, они подумают, что я их завоевал, а я хочу что бы они меня пригласили, -сказал Филипп тоном и выражением отвергнутого прекрасной девушкой неудачливого воздыхателя, – прекраснейший город Эллады! А некоторые союзники просили, что бы я его разрушил..
Филипп добивался не преданности или страха афинян, а их любви. Каждый человек хочет более всего то, чего не может получить, и тут царь Македонии не был исключением.
Александр взял с собой припасы, друзей из свиты, илу всадников для охраны груза. Впереди каравана Филипп послал вестника Демаду, архонту Афин, своему проксену10, дабы предупредить о посольстве.
Дальше свита ехала в веселье, не было гнетущего чувства траура, и молодые люди предвкушали радость встречи с прекрасным городом. Афиняне проводники, недалеко от городских ворот Афин потребовали, что бы конвой остался в поле, и Александр приказал иларху разбить лагерь и ждать их здесь. Свита тоже осталась с конными ждать Демада, проксена Филиппа. Прошло где-то полдня, и архонт появился с двумя слугами. Это был мужчина лет сорока, с небольшой черной бородой и недлинными волосами, одетый в длинный хитон и плащ, сравнительно скромные, и он не носил украшений, кроме перстня на правой руке.
– Здравствуй Александр, рад тебя приветствовать в Городе, и спасибо, что привез погибших домой. – лицо говорившего было не очень подвижно, и он смотрел неотрывно на царевича, – Я хотел бы предоставить свой дом для тебя и свиты. Раздели со мной мою скромную трапезу.
– Не по нашему обычаю приходить к хозяину покоя без подарка, -говорил Аргеад своим звонким голосом, – Прими от всего сердца подарок-коня из нашего табуна, и оруженосец Александра подвел к Демаду породного фессалийского жеребца.
– Спасибо, царевич, богатый дар, Пойдемте в город, будьте гостями у моего очага. Но лучше оставьте сих коней с воинами, дом у меня небольшой…
– Мы понимаем, – с улыбкой ответил замешкавшемуся архонту Александр, – нас носят и наши ноги, – и в ответ друзья рассмеялись шутке, так что македоняне двинулись в город пешком.
Внутри город не слишком отличался от других эллинских городов. Неширокая улица между рядами усадебных оград из неровного камня, перемежающимися калитками для хода, и дома, с глухими стенами на улицу, и выглядывающимися за заборами плодовыми деревьями домашних садов. Но над городом возвышался Акрополь с величественной статуей Афины. Наконец они вошли в дом Демада, весьма немалый по размеру, так же построенный из камня и покрытый штукатуркой. Слуг этеров и Александра отвели в людскую, а всех гостей хозяин повел в сад на обед, где уже было готово угощение, и расставлены ложа. Дворецкий провел гостей к своим местам, слуги принесли столики с тонкими яствами и прекрасным вином, такие пиршества видел лишь Неарх в доме отца.