Сыщица начала века
Шрифт:
– Не туда, – буркает она. – Извольте, провожу обратно.
Я просто-таки вылетаю из чулана, но совсем не намерена воротиться в холл, словно конвоируемая преступница.
– Мне сначала нужно зайти… – Я делаю паузу, и Дарьюшка мрачно кивает:
– Сюда пожалуйте!
Там, куда я зашла, на всякий случай убираю свой трофей из кармана платья в потайной карманчик нижней юбки. Сама не знаю, зачем я это делаю. Наверное, от страха, который внушает мне этот «симпомпончик» – кухарка. И почему меня не покидает ощущение, будто я уже видела ее прежде?
Но это уж явный самообман. Ее я видела, «грешного ангела» из медальона – тоже видела… Как называют это психологическое явление французы? Dеjа vu. У меня это определенно
Выхожу из туалетной комнатки (очень миленькой, кстати сказать, после ее посещения мое отношение к Лалле меняется к лучшему) и сталкиваюсь снова с Дарьюшкой. Она что, караулит меня? И намерена сопровождать в холл?
Занятно. Откуда такая заботливость? Или это не заботливость, а просто опасение, как бы гостья снова не заблудилась и не забрела в другую половину?
Ну и что такого, между прочим? Какую Дарьюшка видит в том опасность от досужей барышни?
Значит, какую-то опасность она все же видит…
Мы поворачиваем в холл, и передо мной открывается вот такая картина.
Лалла, покачиваясь из стороны в сторону, стоит посреди комнаты и, заливаясь пьяным смехом, пытается представить Вильбушевичу и Смольникову нового гостя. Это стройный молодой человек, при виде которого я снова вспоминаю свою навязчивую идею насчет dеjа vu, но немедленно понимаю, что здесь-то какие-либо психологические выверты совершенно ни при чем: этого человека я определенно знаю! Я его видела раньше, всего лишь два-три дня назад! Это не кто иной, как Сергей Сергеевич Красильщиков, бывший любовник покойной Натальи Самойловой и… и конторщик нижегородского отделения пароходной компании «Кавказ и Меркурий».
У меня подкашиваются ноги. Какое роковое совпадение! Красильщиков знает, кто я на самом деле! Я представлялась ему во время той встречи в морге! Он может невзначай выдать меня Вильбушевичу, и тот мгновенно смекнет, что оказался в опасности, что надо заметать следы еще старательней, и, чего доброго, заметет их окончательно прежде, чем здесь появится наряд сыскной полиции.
Судя по безмятежному виду Смольникова, он и не подозревает, что перед ним – «коллега» из того самого пароходства «Кавказ и Меркурий», где как бы «трудится» и он сам. Ох, Георгий Владимирович, Жорж, Гошенька! Мало ему пароходств, что ли, что выбрал именно «Меркурий»? Есть же товарищество «Самолет», почтово-пассажирская компания братьев Каменских с их судами «американского типа»! Нет же, «Меркурий»!
Но, может быть, Лалла спьяну забудет о своих обязанностях хозяйки и проглотит представление?
Надежде моей суждено было умереть, едва зародившись.
– О, Бетси! – радостно вопит Лалла при виде меня, бросается навстречу и запечатлевает на моей щеке влажный, пахнущий портвейном поцелуй, а потом, словно сопротивляющуюся добычу, влачит за руку прямиком к Красильщикову. – Бетси Ковалева, невеста вот этого… – Обворожительная улыбка и укоризненное покачивание наманикюренным пальчиком в адрес Смольникова. – Вот этого шалуни-и-ишки, который зарабатывает на пропитание в конторе «Кавказ и Меркурий». А это… Сергей Сергеич Красильщиков, приятель нашего доктора. Стучал-стучал, ломился-ломился к Виллиму Яновичу, отправился искать его – и вот залетел сюда на огонек. Мотылек на огонек! – Лалла фамильярно повисает на локте Красильщикова, который, впрочем, ничего против этого не имеет, даже наоборот – всецело поглощен переглядками с чрезмерно любезной хозяйкой.
Смольников наблюдает за ними с усмешечкой, я – настороженно.
Может ли статься, чтобы Красильщиков не узнал меня? Отчего бы и нет, всякое случается. Другое платье, другая прическа – я уже убедилась, что эти мелочи способны творить с женщиной настоящие чудеса. Но почему его не насторожила встреча с фальшивым коллегой? Ведь тут Сергей Сергеевич не мог не заметить обмана!
А
Отличная догадка. Я была бы просто счастлива успокоиться на ней, кабы не пара-тройка обстоятельств.
Каких? А вот каких. Красильщиков зачем-то срочно пришел к Вильбушевичу. Вильбушевич – главный подозреваемый (пусть пока негласный) по делу об убийстве письмоводителя Сергиенко. Красильщиков – один из подозреваемых (пусть пока негласных!) по делу о загадочной смерти Натальи Самойловой. Кроме того – и это чуть ли не самое главное! – я-то отлично знаю, что он отнюдь не ломился, не «стучал-стучал» в дверь к Вильбушевичу. Красильщикова прямиком в квартиру Лаллы привела Дарьюшка, за этим она и бегала, судя по всему. Привела не по просьбе хозяйки – по собственной воле.
Зачем? Почему? В качестве защитника? От какой же опасности и кого собралась она защищать? Почему ринулась к Красильщикову, лишь только на пороге появились гости Лаллы: конторщик с невестою? Почему сняла медальон и его спрятала?
А погодите, господа хорошие. Уж не Красильщиков ли был тем худощавым, сгорбленным человеком, который стоял в тамбуре поезда над своим кровавым грузом? Правда, он мало похож на учителя… Да и крепок сложением, высок, явно силен!
Дарьюшка – бывшая горничная Евгения Лешковского. Красильщиков – бывший любовник его покойной сестры. Может быть, заодно он имел шашни с ловкой горничной Лешковского?
Красильщиков с Лешковским на ножах. Я отлично помню, как они дрались, забыв обо всех на свете приличиях! Дарьюшка раньше служила у Лешковского, но ей отказали от места после приезда Натальи. Она должна испытывать к Наталье неприязнь. Однако она, судя по всему, в наилучших отношениях с бывшим любовником Самойловой, если привела его сюда. Определенно – затем, чтобы спасать доктора!
От кого?! Откуда ей знать, что мы со Смольниковым – из…
И тут меня зазнобило. Чудится, откуда-то налетел свежий, сырой ветерок. Я словно бы вновь увидела Волгу, которая мощно ворочается в берегах, будто огромная серая рыбина, увидела пасмурное небо, блеклый денек, совсем непохожий на августовский, откос, домишки, прилепившиеся к склону, сундук с его страшным грузом, черные фигуры городовых… а чуть поодаль – молодую женщину в платочке, которая заунывно выкликала, глядя по сторонам:
– Жулька! Жу-улька!
Дарья Гаврилова! Мещанка Дарья Гаврилова, жившая, дай бог памяти, в Красном проулке и терпеливо разыскивавшая на берегу свою собачонку!
Да ведь это и есть Дарья Гаврилова! Дарьюшка, кухарка Вильбушевича, бывшая прислуга Евгения Лешковского, сестру которого нашли мертвой на волжской отмели!
Так… Можно ли отнести к разряду совпадений то, что именно в это время, когда полиция выволокла на берег сундук с трупом Натальи Самойловой, «мещанке Дарье Гавриловой» (под кроватью которой спрятаны вещи этой самой Натальи!) взбрело пошататься по берегу? Кстати, я готова держать пари на что угодно: никакой собаки, ни Жульки, ни Бобика, ни Трезора (а также и деток малых, которые лили бы по этой самой Жульке горькие слезоньки!), у Дарьюшки и в помине нет. Она нарочно притащилась на берег, чтобы высмотреть все, что только можно. И уж на нас-то со Смольниковым она насмотрелась достаточно, чтобы узнать где угодно, когда угодно и в каком угодно обличии. А мы, разини этакие, сущие вороны от юстиции, вороны высокого полета, ее не узнали. Меня вот только сейчас осенило, кто такая Дарьюшка. А моего, pardon, жениха, судя по безмятежному выражению его лица, еще не сразила наповал догадка…