Сыщик Брок. Дилогия
Шрифт:
– А почему они… там?.. – Голос девушки дрожал.
– Как тебе сказать, доченька? – не отрывая взгляда от родной планеты, задумчиво пробормотал сыщик. – Ты не поверишь, но миллиарды лет назад каким-то непостижимым образом там зародилась жизнь. Потом началась так называемая эволюция… прошу не путать с революцией!.. венцом которой, образно выражаясь, и стал человек. Во множественном числе, не побоюсь этого слова, – люди. И вот теперь все они, за исключением шести человек, – там; ну, и, соответственно, упомянутые шестеро –
– Двое, папочка… – судорожно выдохнула Саша, и от этих ее слов, произнесенных почти шепотом, повеяло такой потусторонней жутью, что Брока передернуло, и он наконец-то посмотрел на дочь.
– В каком, так сказать, смысле?
Сашенька не стала отвечать, а лишь дернула головой в сторону пустых кресел. Из расширенных синих глаз девушки струился такой ледяной ужас, что волосы ее казались белыми от инея.
– М-да?.. – обвел сыщик взглядом опустевшие ложементы. – Странно… Я и не заметил, когда они вышли.
– Куда? – с трудом разлепила побелевшие губы Саша.
– Ну-у… я не знаю, – покрутил Брок ладонью. – В туалет… Или в открытый, так сказать, космос… – Он уже и сам понимал, что говорит ерунду, чувствовал, как под шапкой от страха шевелятся волосы, но остановиться уже не мог. – А что? Ничего в этом странного нет. У космонавтов, знаешь ли, есть такая привычка – в открытый космос выходить. Вот как Алексей Архипович в шестьдесят пятом вышел, так остальных теперь не удержать. Как на орбите окажутся, так и неймется им – дай в открытый космос выйти! Может, рефлексы какие срабатывают?
Брок почти убедил себя, что спутникам стало невтерпеж полюбоваться бескрайним простором Вселенной снаружи, но убедить в этом дочь оказалось сложнее. Та лишь мотнула головой на шесть секций в стене, за прозрачным пластиком которых белели скафандры. Сыщик все понял без слов и выдвигать версию об открывшихся у друзей сверхспособностях не стал. Тем более, в чудеса он не верил.
И все-таки Брок потянулся к экрану, чтобы оглядеться вокруг корабля. Он стал тыкать во все кнопки подряд; изображение задергалось, картинку перекосило, но показывала она по-прежнему Землю. Судя по девственной темной зелени, – тайгу.
– Как тут?.. Что тут?.. – судорожно продолжал клацать кнопками сыщик, пока Сашенька мертвым механическим голосом не произнесла:
– Их там нет.
– Да как же?.. Да почему же? – пропыхтел Брок, не оставляя бесплодных усилий. – Где-то же они есть?
– Нет.
– Как это «нет»? Чего это «нет»? Не-е-ет, знаешь ли! Ты погоди-и-и!..
– Ремни, – сказала Саша.
– Кому? – нахмурился сыщик, наконец-то оставив в покое экран. Непривычная лаконичность дочери стала пугать его чуть ли не больше пропажи друзей.
– Вот, – перевела девушка неживой взгляд на ближайшее кресло.
– Ага, – сказал Брок и посмотрел туда же. Чтобы как-то расшевелить дочь, он постарался придать голосу бодрости и чуть ли не с восторгом, от фальши которого его самого передернуло, заголосил: – Ой, какие ремни! Ремешочки какие кожаненькие! Красивенькие какие, прочненькие! Крепко-крепенько застегнутенькие!..
– Вот именно.
– А? – посмотрел Брок на Сашеньку.
– Застегнутые.
– Ну да, застегнутые. Чтобы никто, так сказать, из креслица не вылетел, головушку не ушиб.
– Папа!!! – взвизгнула Саша так, что у Брока заложило уши, отчего последующие за этим слова дочери он расслышал с трудом. – Ты сам-то головушку не ушиб часом?!
Сыщик так обрадовался, что дочка наконец-то «оттаяла», что и не подумал на нее обижаться. Напротив, он расплылся в улыбке и закивал:
– Ушиб, ушиб! И не раз, должен тебе признаться. Но Марфа ее вылечила. Голову, в смысле.
– Что-то плохо у нее на сей раз получилось, – буркнула Сашенька. – Ты понимаешь, что означают застегнутые ремни?
– Что наши пропавшие друзья – ответственные и дисциплинированные люди. Сказано: пристегните ремни, они и пристегнули. Несмотря на то, что в космосе – тьфу-тьфу-тьфу! – нет сотрудников ГАИ.
– Это говорит о том, – сжала кулачки Саша, – что просто встать и уйти они не могли. Они испарились, исчезли! – Тут Сашино негодование, помогшее ей выйти из ступора, сменилось другой крайностью – девушка зарыдала: – Ой-ей-е-о-о-ой!!! Миро-о-он!!! Миро-о-ошечка-а-а!!! Где же ты, мой люби-и-имы-ы-ый?! Ненаглядный мой, ласковы-ы-ый!.. Ой, да на кого же ты покинул свое солнышко-о-о?!..
Хрустальные шарики слез разлетелись по всему отсеку и, касаясь стен, размазывались по ним тонкой пленкой. Скоро вся кабина напоминала блестящую елочную игрушку с растерянным Дедом Морозом и рыдающей Снегурочкой внутри.
А Брок действительно растерялся. Он не был готов к таким перепадам. Утешать дочь показалось ему сейчас делом бесполезным и, откровенно говоря, небезопасным.
«Пусть проплачется», – вспомнил сыщик народную мудрость. Ему стало до слез жалко Сашеньку; очень-очень жалко своего двойника; почти так же – Марфу; чуть меньше, но тоже сильно – Мирона и даже чуть-чуть – Сушика. Чтобы как-то развеяться, отвлечься от грустных мыслей, Брок вернулся к экспериментам с экраном.
На сей раз у него получилось. Камера сдвинулась, изображение переместилось, и на экране возникла часть звездного черного неба.
– Так-так-так-тааак! – потер ладони сыщик. – Ну-ткать, посмотрим, что тут и как.
Особо смотреть было не на что – звезды как звезды, хоть и непривычно ясные, немигающие и многочисленные. Поэтому, когда в кадр вплыла странная разлапистая «каракатица», Брок оживился. Хоть какое-то разнообразие!
Но радовался сыщик недолго. Возбужденный последними событиями мозг наконец-то среагировал на необычность происходящего.