Сыщик
Шрифт:
– Терпеть не могу, когда за меня что-то решают. Я хочу все делать сама, – декларировала Лери шутливо, но при этом оглядывала новоявленного братца из-под ресниц. И наверняка сравнивала с отцом, которого хорошо помнила (интересно, каково ей – помнить мужские тайны и смотреть на мир глазами отца?). Марк только теперь сообразил, что не видел в снах прошлого своей матери. Ах да, она была лишена этой проклятой ноши! Ее пощадили. Он так и подумал – пощадили. Но с другой стороны, каково это – расти плебеем в семье патрициев? Все время ощущать
– Я велела приготовить на завтрак яйца, колбаски с сыром и отварную маисоль, – рассказывала тем временем Лери. – Стол накрыли на террасе, – и спросила небрежно, не глядя на ухажера, который пожирал ее глазами: – А ты, Друз, надолго прилетел домой? – Она была воплощенное безразличие. Хоть сейчас вызывай скульптора с киберсканером и делай с нее статую Равнодушия. Вот только щеки ее пылали.
– Я взял отпуск, – сказал Друз, дипломатично умолчав о своей отставке.
Усадьба. Его усадьба. «Итака». Родовое гнездо. Сколько раз по этой дороге, мощенной светлыми плитками, ходили его отец и дед! Деревья вокруг так выросли, что совершенно скрыли постройки своей вечной зеленью. Великолепный сад спускался к реке, журчавшей в тени серебристых ив. Яркие небеса, стада весенних облаков, легких, шустрых, румяных. «Почти земная красота», – вспомнил Марк лацийскую поговорку. Ее придумал тот, кто видел Старую Землю.
Сам дом порой рябил и переливался. Марк не сразу сообразил, что это силовые экраны создают защиту.
– Это же дорого… наверное… – изумился Марк. – Прежде ничего такого здесь не было.
– Скоро опять не будет, – пообещал сенатор. – Но пока судьба наварха Корнелия не решена, я должен принимать все возможные меры предосторожности.
Лери с помощью комбраслета вырезала в прозрачной стене портал, который тут же исчез, едва сенатор и его спутники прошли внутрь.
В тени шестиколонного портика хозяина и будущего молодого господина встречали немногочисленные домашние: старик-управляющий со старухой-женой, их сын, человек уже немолодой, полноватый, с вялой улыбкой на невыразительном лице, да за их спинами маячил какой-то мальчишка-подросток, судя по янтарной коже и светлым густым волосам, – уроженец Петры.
– Как долетел, хозяин? – поклонился управляющий.
– Устал немного, – вздохнул сенатор Корвин. – Было бы странно, если бы я не устал. Это мой внук. Вскоре я признаю его официально и сделаю своим наследником. – Старик положил руку на плечо Марку.
– Добрый день, Гай Табий, – обратился юноша к управляющему. – Я помню, как ты служил с моим отцом во время войны.
Лицо Табия расплылось в улыбке. Казалось, он только и ждал этих слов. Слов, которые могли бы подтвердить, что юный Марк принял ношу патрициев на свои плечи.
– Идем, я покажу тебе твои комнаты. – Лери ухватила Марка за руку, повела его
После яркого солнца атрий казался темным, только лоскут яркого света лежал ковром на полу и на воде мелкого бассейна в центре, деля его на две части: темную, болотно-зеленую, и яркую, изумрудную. Две комнаты Марка, его спальня и маленький кабинет, выходили окнами в огромный сад. Либстекла были убраны, ветерок колебал занавески на окнах.
– Это комнаты моего отца, – сказал Марк без тени сомнения, усаживаясь за стол.
На столе с наборной столешницей (искусный узор ручной работы: на фоне синего неба резвились диковинные птицы, в которых нетрудно было признать гиппогрифов) лежали толстенные кодексы. Кто-то перед прибытием Марка прибирался в комнатах и наскоро стер пыль: один угол столешницы все еще был припудрен серым налетом. Сколько лет этим книгам? Возможно, несколько сотен. В своих снах Марк их не видел. Они появились на этом столе совсем недавно по меркам почти бесконечной патрицианской памяти.
Лери уселась на стол, положила ногу на ногу. Достала из кармашка на груди белую капсулу, выбила на ладонь две трубочки. Похоже, они были свернуты из тончайшей бумаги и наполнены каким-то порошком.
– Держи! – Лери протянула одну трубочку Марку.
– Что это?
– Порошок памяти. Совершенно ни к чему всякий раз заваливаться спать, чтобы узнать, что сотворил твой прадедушка, тогда как ты жаждал почерпнуть информацию о проделках своего деда. Достаточно выкурить эту палочку, сосредоточиться, и ты фактически наяву увидишь все, что тебя интересует.
Она зажала палочку в зубах, щелкнула зажигалкой.
Марк с сомнением покачал головой:
– Я знаю про этот порошок. Отец иногда им пользовался… – раскрыл Марк источник информации. – Чем больше его куришь, тем более тусклые видишь сны.
– Ну и что? Зато наяву узнаешь все, что тебе нужно.
– Мне слишком дорога моя память, Лери.
Она рассмеялась:
– Это с непривычки тебе нравится глядеть на все эти гнусности. А потом ты нарочно начнешь курить, чтобы сны сделались чуть менее яркими. Обещаю тебе, такая минута скоро наступит. И потом… никогда не говори, что тебе стало известно из прошлого в сокровенных снах. Это твое оружие. Понял? – Она выпустила колечко дыма в лицо Марку. Тот разогнал дым рукой, отобрал у нее и зажигалку, и трубочку, загасил огонек о край стола.
«Варвар!» – мысленно обругал сам себя.
– Сестричка Лери, двенадцать лет я вообще не видел снов. Никаких. Я больше не хочу погружаться в мертвую тьму. Это походит на смерть.
– Ладно, гляди, как отец расследует одно убийство за другим. Ты уже видел того парня, которому размозжили голову? Нет? Увидишь… Кстати, спать лучше на животе, а то, если начнет рвать во сне, захлебнешься. Единственное дело, которое отец не раскрыл, это убийство посла Неронии. Отец так и не смог установить, кто прикончил посла в нашем подвале.