Сыщик
Шрифт:
– Наполеончики? Устроили диверсию на Лации в доме сенатора Корвина?! – Флакк расхохотался. – Друз, ты всегда был большим фантазером.
– Да, кстати… – сенатор отодвинул тарелку. Есть всем расхотелось. – Что со вторым парнем? С Люсом?
– Его обследуют. На борту «Сципиона» пытались идентифицировать его генетический код. Установили, что по матери он принадлежит к роду Манлиев. Но кто его отец, пока выяснить не удалось. Ни один патрицианский род не идентифицируется. Выходит, по отцу он плебей. Пока решено поместить его в госпиталь для более подробного обследования.
– Значит, кто-то из
– Похоже, что так. – Других версий у Флакка не было.
– Что теперь будет с Люсом? – спросил Марк.
– Как только выяснят его происхождение, ему предложат стать гражданином Лация с правом проживания в одной из колоний, – ответил Флакк. – Не волнуйся, о нем позаботятся. Кто-нибудь из Манлиев станет его патроном.
– Я хочу повидать Люса, – заявил Марк вызывающе. Он был уверен, что это желание не понравится ни Флакку, ни деду. Но бросить Люса на произвол судьбы он не мог.
– Разумеется. Как только закончится его обследование, – пообещал Флакк.
Тот, кто выбирал место для постройки столицы Лация, прежде всего заботился о том, чтобы Новый Рим по возможности напоминал Вечный город, тот, что остался на Старой Земле. Здесь Город тоже располагался на семи холмах, и широкая река, несущая в море серо-зеленые воды, называлась Тибром. Пусть холмы здешнего Рима имели иные очертания и были куда выше холмов земных, носили они точно такие же названия.
Квиринал!
Виминал!
Авентин!
Эсквилин!
Палатин!
Целий!
Капитолий!
Эти названия вспыхивали в мозгу, как маяки. Капитолийский холм, на котором располагался храм Юпитера Всеблагого и Величайшего, можно было увидеть отовсюду. Шел ли человек в крытые павильоны огромного рынка Траяна, или направлялся на Марсово поле, или спешил на форум – стоило ему поднять голову, и он видел в синем небе Лация глыбу храма, облицованную белым сверкающим мрамором. Сама скала, изжелта-серая, с отвесными склонами, служила естественным постаментом для огромного храма и храмиков вокруг, для сотни больших и малых статуй, колонн, увенчанных крылатыми Никами, и триумфальных арок. Подняться на Капитолий можно было по наружной лестнице или на лифте с северной стороны холма. Время от времени за подлинным Капитолием на фоне неба, заслоняя легкие весенние облака, возникала голограмма храмового комплекса, куда больше натуральной величины, чтобы издалека любой вновь прибывший мог в подробностях рассмотреть все сооружения на скале.
У подножия Капитолия лежал форум, политический центр всей планеты, раз и навсегда осененный тенью главной святыни Лация.
Лери ни о чем не рассказывала Марку, не называла улиц, не объясняла назначение зданий или памятников, как будто Марк все сам должен был знать. Впрочем, он знал. Помнил памятью отца (за исключением последних восемнадцати лет), деда и прадеда. Ему нравилось узнавать виденное в полуяви недавнего сна: особняки знати на Палатине, бесчисленные портики и рынки, базилики, статуи, фонтаны. Лери почти не говорила и все время жевала конфетки – изюм в шоколаде. Но когда Марк попросил у нее пару конфет, презрительно фыркнула и спрятала пакетик в карман. Зато милого своего Друза
Перед тем как покинуть Итаку, Марк надел пояс-генератор, и все трое прихватили с собой парализаторы. Друз утверждал, что справится с обязанностями телохранителя. Но Марк ему не верил.
– Ну, есть на Колеснице хоть что-то подобное? – спросил центурион, указывая на Капитолий, когда поезд на магнитной подушке нес их по круговой ветке к главному рынку, что располагался на Эсквилине, и в воздухе в очередной раз возник мнимый двойник грандиозного храма.
– Как он может сравнивать их Париж и наш Рим, сам посуди, Друз? – пожала плечами Лери.
В самом деле, рабов если куда и отпускали, то разве что в лавочку в ближайшем городке. За двенадцать лет жизни на Колеснице ни в одном большом городе Марк не побывал. Не говоря о столице.
– Нет, я помню Париж Колесницы, Нотр-Дам, залитые огнями Елисейские поля и Триумфальную арку, – улыбнулся Марк. – Сам я не бывал там, конечно, но наш прадед два месяца провел на Колеснице. Я помню тот Париж, каким он был сотни полторы лет назад. Ты, Лери, тоже должна его помнить.
– Ну и как? – вызывающе спросил Друз.
– По-моему, Рим Лация выглядит куда скромнее.
Лери прыснула, а Друз нахмурился.
– Конечно, император может тратить триллионы на украшение своей столицы, ни перед кем не отчитываясь, – пробурчал он. – У нас же сенат считает каждый сестерций.
Друз, как и многие уроженцы Лация, предпочитал исчислять доходы и расходы в местной валюте, хотя повсюду были в ходу универсальные кредиты. Возможно, при этом Друз чувствовал себя богаче: курс кредита к сестерцию был один к десяти.
Поезд остановился. Пора было отправляться за покупками. Как ни странно, Марк почему-то ничего не помнил про посещения рынков. Ни одного сна на эту тему ему не снилось. Ничего из памяти деда или отца. Марк так старательно пытался выудить подробности из прошлого, что не заметил, как Друз и Лери вставили в уши похожие на зерна маисоли капсулы. Вставив, переглянусь, как заговорщики, и увлекли Марка под своды стеклянной галереи. Бесконечные трехъярусные аркады с двух сторон. Под каждой аркой какая-нибудь лавка. Торговали парфюмерией и одеждой, обувью, статуэтками, телеголографами, индивидуальными компами и инфокапсулами всех видов, драгоценностями…
– Костюмы! – услышал Марк крик и обернулся.
Рядом, кроме Лери и Друза, никого не было.
– Сорочки! Брюки! – вопили неведомые голоса.
– Золотые контактные браслеты с датчиками состояния организма, инфокапсулами, миникомпом, четыре линии связи, причем одна – межпланетная! – тараторил голос откуда-то с уровня прилавка.
– Парфюмерия! – раздалось чуть дальше, когда Лери остановилась возле одной из лавочек. – Духи…
Марк сделал следующий шаг.
– Тоги, – тут же замурлыкал чей-то чарующий голос.