Сыщик
Шрифт:
Бартон по совету Гамильтона, поданному ещё раньше, записался в книгу для приезжающих под французским именем, ради предосторожности. В свою очередь и сыщик спустился перед отходом ко сну к доске швейцара, чтобы узнать, не приказали ли номера 6-й и 7-й разбудить себя пораньше. Теперь Гамильтон не верил более в случайность: он был убежден, что, если господин, за которым он следил, есть именно тот, которого они ищут, то Бартон при неожиданной и слишком моментальной встрече мог и
III. Улизнул!
Было далеко уже за полночь, когда порядком уставший Гамильтон добрался до своей постели, но не смотря на это, в пять часов утра он был уже на ногах, совсем одетый. Теперь он был уже близко к цели и рассчитывал пожать плоды трудов своих и мог сказать, что время не было им потеряно даром.
Сапоги и башмаки всё ещё мирно стояли за дверью, хотя, по предположению, обладатели их должны были уже быть на ногах – ведь они сегодня утром хотели уехать…
– Нет, нет, господин Корник, – усмехнулся про себя англичанину – раз вы попались к нам в лапы, мы уж приложим все старания к тому, чтобы вы опять не проскользнули у нас между пальцами.
В этот самый момент из номера 7 раздался звонок. Гамильтон скрылся в свою комнату и оставил дверь полуоткрытой.
Он стал прислушиваться, но не услышал ни одного слова: разговоров не было. Двинули только стулом и послышался звук отпираемой и запираемой форточки и всё среди полного молчания. Уж не поссорилась ли парочка?
Кельнер постучался снаружи в номер седьмой.
– Walk in! (Войдите!).
Дверь отворилась.
– Do you speak english? (Говорите вы по английски?).
Кёльнер произнес несколько слов так тихо, что Гамильтон не мог разобрать их, но характер их был вероятно отрицательный, потому что сейчас же послышался громкий голос дамы.
– So sand somebody with whom lean speak. (В таком случае пришлите кого-нибудь, с кем я могла бы говорить).
Кёльнер – (Гамильтон увидел в щель, что это был совсем почти мальчик, не понимавший, чего от него требуют), – поспешно спустился с лестницы вниз.
– Однако, чорт возьми, куда же девался мистер Корник? Ведь он же прекрасно говорит по-немецки.
Гамильтон испугался. Неужели преступник узнал вчера вечером Бартона и позаботился о своей безопасности? В этом надобно убедиться… Но ведь его сапоги – дома. Не захворал ли он?
– Швейцар, – спросил Гамильтон, – не знаете ли вы, когда собирается уехать жилец номера седьмого?
– Номер седьмой?
– Ну, да, граф Корников…
– Ах, этот… господин граф… Не могу сказать наверное. Он хотел возвратиться назад сегодня вечером.
– Возвратиться?
– Ну да. Сегодня в половине второго ночи он уехал с экстра-почтой на горный хребет Таунус.
– The devil he is!! (Этакий ведь чорт!) – пробормотал Гамильтон про себя. – Много взял с собою багажа? – спросил он громко.
– Один только маленький чемоданчик. Его дама ещё здесь.
– Видели вы его, когда он уезжал?
– Еще бы! Я и чемодан его укладывал в экипаж.
– Когда же, чорт возьми, вы спите?
– Я? Никогда… – усмехнулся швейцар.
Но у Гамильтона, во время разговора со швейцаром, были иные думы в голове. В нисколько прыжков он очутился в комнате Бартона, который уже поджидал его совершенно одетый.
– Он удрал: – закричал, задыхаясь, Гамильтон. – Как следует сгинул. Он вчера узнал вас. Мерзавец исчез со всею требухою.
– Что же теперь делать?
– Я должен моментально кинуться за ним в погоню, как только вернётся почтарь, возивший его на станцию. Я от него узнаю всё и затем помчусь по новым следам.
– Он исчез с Дульцинеей?
– Нет, она осталась здесь. Её я передаю вам. Может быть, и у неё хранится частица денег, украденных у вашего отца, а драгоценности – наверное, при ней. Вот приказ об аресте Корника вместе с его спутницей. Мне он теперь не нужен, потому что действителен только во Франкфурте. Чертовски досадно обставлено наше дело в Германии, где человек в течение одного только часа может пройти через три удельных государства.
– Но каким манером, милый Гамильтон, я могу убедиться, что эта барыня есть именно пресловутая девица, фрейлейн Фалло? Бегство графа, если только он действительно бежал, очень досадная вещь и я боюсь, как бы мы не сбились с настоящего пути, – но с другой стороны выйдет очень некрасиво, если мы с вами заблуждаемся, выслеживаем вместо жуликов, честных людей и причиним неприятностей ни в чем неповинной женщине.
– Об этом не хлопочите! – усмехнулся Гамильтон. – В том, что я, сняв скорлупу с графа Корникова, доставлю вам самого настоящего Корника – будьте спокойны. А эта молодая и действительно, прелестная особа, которая живет с ним, совсем не от любви висит у него на шее. Их ещё раньше связало между собою общее преступление. Нет, теперь я хлопочу лишь о том, чтобы она не ускользнула как-нибудь из наших рук, подобно тому, как непостижимым манером выскользнул из моих рук главный мошенник. И если я его снова не изловлю, то это будет срам. У меня ещё не пропала надежда: я хорошо знаю молодца, я всмотрелся в него и если он сбреет свои черные усы и снимет синие очки, то он все равно очутится в моих руках ранее, чем догадается об этом.
Конец ознакомительного фрагмента.