Сыскари
Шрифт:
– Ну как вы рассуждали, еще проверить надо, – сказал Гуров. – Для бизнесменов эти рассуждения как-то уж очень просто выглядят. Мне вот что любопытно – как это господин Такер из своей заграницы догадался, что вы такие хорошие и покладистые? И как он с вами познакомился, интересно?
Толоконников машинально сунул руку в карман и поднял на Гурова глаза.
– Можно закурить? – спросил он.
– Вы же у себя дома, – напомнил Гуров. – Кто вам может запретить?
Толоконников прихватил губами сигарету и ожесточенно щелкнул несколько раз зажигалкой. Потом затянулся и, еще раз нервно оглянувшись на брата, сказал:
– Вообще как познакомились, я не помню. Да и какая, блин, разница? Разве деловые контакты теперь являются преступлением? Познакомились как-то – через общих знакомых.
– Знаете, Дмитрий Самойлович, – проникновенно сказал Гуров. – Ваши деловые контакты нас не очень сильно интересуют. Нас преступления интересуют. Профессиональный стереотип, наверное. Мы и к вам пришли, потому что вы оказались замешаны в серьезном преступлении.
– Да чего? – кривя губы, перебил его Толоконников. – Чего мы сделали-то? Подумаешь, машину иностранцу дали! Чего тут такого-то? Какие там у него дела, мы знать не знаем и знать не хотим! Он гость, понятно?
– Был, – сказал Гуров. – Был гость.
Толоконников настороженно посмотрел на него, а молчавший до сих пор Крячко пояснил:
– Как поэт сказал – где стол был яств, там гроб стоит… А ведь замочили вашего гостя, гражданин Толоконников! Прямо сегодня и замочили – аккурат после данного вами обеда. Так что вам впору теперь поминки устраивать, если, конечно, суд сочтет возможным не применять к вам меру пресечения…
– Как замочили? – тупо спросил Толоконников, едва не выронив изо рта сигарету.
Остальные его товарищи тоже встрепенулись и уставились на оперативников с жадным интересом, но также и с некоторым недоверием в глазах – судя по всему, новость казалась им почти невероятной. Такая реакция не могла быть наигранной – тем более у всех сразу. Выходит, Толоконниковы, хотя и предпочитали не задавать своему иностранному гостю лишних вопросов, до конца не представляли, насколько серьезными делами тот был занят в Москве.
Гуров, однако, счел необходимым внести в сообщение Крячко коррективы.
– Да, господин Такер сегодня вечером был убит, – жестко сказал он. – Убийство жестокое, преднамеренное и, по сути дела, групповое – совершенное хорошо организованной и вооруженной бандой. Причем у нас есть все основания думать, что вооружением этих людей снабдил сам господин Такер – не исключено, что это каким-то образом связано с поставками вам охранного оборудования…
– Круто! – упавшим голосом сказал Толоконников и тут же закурил вторую сигарету. Лицо его обмякло.
– Круто на нас наехали, братишка! – с обидой повторил он, глядя исподлобья на своего брата. – Суши сухари!
– Да не было никакого оружия! – срывающимся голосом завопил брат и непроизвольно схватился за спинку стула, словно собираясь этим стулом запустить в Гурова. – Да у нас вся документация в порядке, таможня, свидетели – ничего противозаконного!
После его крика вдруг наступила полнейшая тишина. Все вдруг поняли, что на дворе глубокая ночь. Темноту за окнами беззвучно пронизывали морозные искры. С улиц не долетало ни шороха. Все недоуменно посмотрели друг на друга.
– Говорите, ничего противозаконного? – вдруг задумчиво произнес Гуров. – А ну-ка принесите сюда чемоданчик, с которым господин Такер в аэропорту был! Я знаю, что чемодан у вас!
Толоконников посмотрел на Гурова растерянно, захлопал глазами, но потом собрался с мыслями и сделал знак одному из охранников. Тот послушно кивнул и вышел в соседнюю комнату. Вернулся он с чемоданом в руках и вопросительно посмотрел на хозяина.
– Откройте! – распорядился Гуров.
Толоконников кивнул. Охранник открыл замки. Взорам собравшихся предстали аккуратно уложенные предметы мужского туалета, кожаная папка с бумагами, поблескивающий никелем плеер, какая-то мелочь. Гуров подошел ближе, извлек из чемодана несколько свежих рубашек, бритвенный прибор, ощупал днище.
– Дайте нож поострее! – резко сказал он.
Охранник неторопливо полез в карман, достал нож, щелкнул лезвием. Гуров взял у него нож, осторожно надрезал внутреннюю шелковую обшивку чемодана. Все, затаив дыхание, следили за его руками. Гуров откинул лоскут плотной переливающейся ткани и удовлетворенно выпрямился. Под обшивкой чемодана были заботливо разложены тысячедолларовые купюры – десять не слишком толстых пачек. Кто-то присвистнул.
– По-моему, тут миллион, – сказал Гуров. – Красивая сумма. Наверняка в декларацию не вносилась.
– Вот сука Такер! – с веселым удивлением произнес Валерий Толоконников. – Хорошие бабки с собой возил! Только не для нас с тобой, Диман!
– Кто знает? – многозначительно сказал Гуров.
– Ладно, расскажу все, как было, – надрывно проговорил Дмитрий Толоконников. – Не знаю, как оно повернется, но мы никакого криминала не творили. А то, что там Такер наворочал, это его дело. Нам за чужие грехи париться неохота, но это уж, как ваша совесть рассудит. А на нас с братом никакой вины нет. Мы за других не ответчики, верно?
– Ты не разбегайся, ты прыгай! – медленно усмехнулся Гуров. – Если нет вины, то и беспокоиться не о чем – шпарь себе правду-матку, и все дела! И наша совесть здесь ни при чем. Не мы с иностранцами в конспирацию играли.
– Да мы тоже, – быстро остывая, сказал Толоконников. – Попросил человек… Мы подумали – а что такого? Он нам тоже много добра делал.
– Это мы слышали, – перебил Крячко. – Он вам за красивые глаза цены снижал.
– Нет, ну было взаимовыгодное сотрудничество, так сказать, – пытаясь сохранять хотя бы видимость солидности, сказал Толоконников. – Вот услуги ему оказывали, в доме принимали – он гостиниц не любил. Последний раз багаж по его просьбе человеку передавали…