Сюрприз для двоих
Шрифт:
Мы застаем суету и маленький скандал. Ругаются моя Машка и Петькина Анька, не поделили кухню. Сам Полюс стоит у окошка и не знает, что ему делать. Девчонки продолжают переругиваться, но все без отрыва от производства. Нам хозяин квартиры радуется, еще больше, чем Свешников мне у магазина.
– Что с бабами делать? спрашивает меня Полюс. У него большие глаза, в которых застыла растерянность, и это меня веселит.
– С девушками! я стучу ему по лбу кулаком и сваливаю, пока Петя не решил мне ответить.
Машка и Анька режут салаты. Нож сейчас кажется опасным оружием в их руках. Я кладу на плечи Машке руки и нагибаюсь, чтобы поцеловать в щеку. Она улыбается, подставляя губы.
– Осторожно, Светлячок, не порежься, - говорю я, отрываясь от ее губ.
– Как ты ее языком не режешься, - ворчит Анька.
– Ты своим ядом салат только не приправь, - парирует Машка, забывая обо мне.
– Да, куда уж мне до тебя, - снова заводится Анька.
– Девки, хватит языками чесать, мы жрать хотим, - вваливается на кухню Штырь.
Девчонки тут же объединяются против него.
– Может, хоть что-то сделаешь? накидывается на него Анька. Стоит король на именинах, руки в боки.
– Вот именно, - подхватывает Машка. Лук бы хоть порезал. И картошку на горячее начисти. Тоже мне, барин.
– Заколыхались! возмущается Штырь. Мужики, что за бунт на вверенной вам территории?
Мы с Полюсом переглядываемся, на наших рожах до безобразия счастливые улыбки. Крепкая мужская дружба пасует перед разгневанными женщинами, и мы закрываем за собой дверь, подпирая со своей стороны, оставляя Сему наедине с нашими гарпиями. А когда возвращаемся на кухню, девочки мило болтают о своем, а Штырь в фартуке стоит у плиты и уничтожает нас многообещающим взглядом.
Машку в тот день отпустили до десяти вечера, как всегда, под мою ответственность. Мы просидели со всеми вместе до девяти да, до девяти. Я прихватил припрятанную третью бутылку вина, и мы ушли в сквер, в нашу беседку. Машка прихватила чашку, мы ее потом так и забыли там
– За что пьем? Машка сидит у меня на коленях, сжимая в пальчиках ручку чашки в большой красный горох.
– А за что хочешь? спрашиваю я, разглядывая ее в отблесках фонарей.
– За тебя хочу, - улыбается она.
– А я за тебя, - за неимением второй тары, я пью прямо из горла.
– Тогда за нас, - она подводит общий знаменатель.
– За нас, - соглашаюсь я.
Мы чокаемся бутылкой о чашку. Оба уже достаточно хмельные. Мой Светлячок сегодня расхрабрилась и после вина попробовала коньяк... несколько раз
Мы и вышли посидеть на улицу, чтобы протрезветь немного. С чего мы решили, что понижение градуса приведет к отрезвлению? А может, дело в том, что мы и так планировали уйти от всех пораньше и посидеть вдвоем, потому забрали эту несчастную третью бутылку «Киндзмараули ». До сих пор помню, как восхитительно пьяна была моя девушка. Она много смеялась, говорила глупости и жутко стеснялась этого, и от того казалась трогательной и беззащитной. Я держал ее на коленях и боялся разжать руки, боялся отпустить хоть на минуту, потерять это единение. Мне до крика не хотелось отпускать ее со своих колен, словно вместе с ней могла исчезнуть и часть моей души
– Дим, мы ведь никогда не расстанемся?
– Никогда, Светлячок.
– Ты не уйдешь, не исчезнешь?
– Не уйду и не исчезну.
– И меня не отпустишь?
– Ни за что! Машк , я умру без тебя.
– Не надо, лучше живи для меня.
– Только для тебя и живу.
– Знаешь, Димка, даже если ты исчезнешь, я тебя все равно найду и не отпущу.
– Только попробуй отпустить.
– И никогда не вздумай во мне сомневаться.
– А ты во мне.
Мы смотрим друг другу в глаза и молчим. Я тону в ее взгляде, и слова сами срываются с языка.
– Ты только для меня, Светлячок, и не для кого другого, запомни. Вместе мы целое и постоянное, а друг без друга
– Ноль. Пустота.
– Да.
– Дим, я люблю тебя.
– А я тебя, Маш, навсегда
Господи! Как, почему, зачем?! Как могло случиться, что наша песня оборвалась? Почему мы так и не сказали друг другу слов, которые остановили бы все это? Зачем мы позволили нашему маленькому уютному мирку расколоться на части? Машка
– Машка - повторил я вслух и тряхнул головой, отгоняя застарелую боль.
Взгляд вновь остановился на бутылке вина
Мы сидим в беседке, забыв о времени. Пустая бутылка из-под вина стоит рядом, накрытая чашкой. Мы уже давно ничего не говорим. Головка моей притихшей девочки покоится на моем плече. Иногда мне кажется, что она спит, но ладошка Светлячка поглаживает меня по груди, перебирается на лицо.
– Колючка, - шепчет она.
– Завтра буду гладкий, - успокаиваю я и беру ее руку в свою ладонь. Сжимаю пальчики, целую, грею своим дыханием.
Она приподнимается и тянется к моим губам. Мы целуемся до тех пор, пока Машка не отталкивает меня.
– Тошнит, - сдавленно говорит она, слетая с моих колен.
Ее отец появляется, когда я придерживаю Машку, расстающуюся с вином и остатками сегодняшнего застолья. Он останавливается за нашими спинами, и мы обнаруживаем его, когда Светлячок распрямляется, и я протягиваю ей платок.
– Очень хорошо, - говорит дядя Костя ледяным тоном.
Машка испуганно смотрит на отца, и я закрываю ее собой.
– Дядя Костя, мы уже собирались домой, - говорю я. А это Машка несвежий беляш съела.
Наивная ложь, которая никого не обманывает. Отец вытаскивает Машку из-за моей спины, мы меряемся с ним взглядами, но я отступаю.
– Чтобы я тебя рядом с моей дочерью не видел, - бросает мне дядя Костя и тащит ее за собой. А ты неделю из дома не выйдешь, - это уже достается Светлячку.
Машка оглядывается на меня, а я стою и смотрю им с отцом вслед. Мои губы упрямо поджаты, сдаваться без боя я не собираюсь
Меня пытались не подпускать к Машке, не звали ее к телефону, закрывали перед моим носом дверь. После нескольких дней осады я купил бутылку водки и пошел на работу к ее отцу. Моими неожиданными союзниками стали его коллеги, призвавшие дядю Костю к диалогу, потому что я пообещал, что стану его тенью и не отстану до тех пор, пока он не поговорит со мной