Сюжет из подвала
Шрифт:
Потянуло сыростью и тоской.
«Все на свете имеет свой запах, даже прозрачный воздух», – снова вспомнила чьи-то слова Арина. «Он существует в нашем сознании, играет ассоциациями, вызывает блаженство, отвращение, а иногда приводит к пониманию многих вещей. Иногда то, что называется „запахом“, не имеет отношение к обонянию. Это – обволакивающие душу потоки микрочастиц, вызывающие чувства», – вспомнила чьи-то мысли Арина.
Глядя на двух несчастных львят и вдыхая сыроватый воздух, Арина вспомнила свою жизнь, где аромат весны и цветов уступил место застоялому запаху прошлого, и она тихо заплакала.
Наплакавшись, Арина вытерла
Глава 3
Открыв дверь в свою квартиру, Арина обвела взглядом покрытые лепниной потолки и продекламировала:
– Я – грязный львенок, но с открытой пастью!
– «Пастью»… – ответила ей эхо, удобно пристроившееся под высокими потолками.
– Ха-ха-ха! – засмеялась Арина немного истеричным смехом, ибо после прогулки по вечерней Москве она была возбуждена. С неистовством стянув с себя сапоги и шубку, она небрежно повесила их на вешалку и рванула в комнату, чтобы вновь встретиться с тишиной.
Арина оглядела комнату. Ничего не изменилось: то же большое окно, за которым покачивались голые ветки деревьев, те же несущиеся машины и тот же желтоватый свет старого уличного фонаря, колдовскими бликами отражающийся в зеркальном шкафу. Нервно стянув с себя одежду, Арина плюхнулась в кресло и затихла.
Она и не заметила, как в гостиной снова зазвучали тихие звуки весеннего вальса Шопена. Арина встрепенулась, встала и почувствовала, что ей вдруг нестерпимо захотелось танцевать, почувствовать себя бабочкой, которая пережив лютую зиму, танцует свой девственный, весенний танец. Метнувшись к зеркальному шкафу, Арина вытащила из стоящей на полу коробки потертые балетные туфли, надела их, и… мир вдруг преобразился. Она, словно ландыш, почувствовала себя стоящей на растаявшей от снега поляне. Вокруг еще бушует метель, но земля уже согрелась и ей, бабочке, уже нечего бояться. Арина встала на пальцы, подняла руки, закрыла глаза и начала танцевать. Сначала немного неуклюже, а потом все увереннее, пока полностью не впустила музыку в себя и не полетела по комнате в танце бабочки. Тлеющая искорка, которая продолжала жить в ней, вдруг превратилось в мятежное пламя и выплеснулось наружу. Арина зажглась, закружилась по комнате и растворилась в Шопеновских созвучиях.
Трудно было Арине. Она с болью вставала на пальцы и с трудом удерживала равновесие. Но бабочка все равно летала, а мир смотрел на ее танец через большое окно, за которым неслись сквозь снежную метель игрушечные машинки.
Вальс закончился, и совершенно обессиленная Арина ничком упала на кровать и тут же уснула. Во сне она видела весну с ее теплым солнцем и нежными ландышами, которые распускались прямо у нее на глазах.
В три часа ночи ее разбудил громкий бой часов.
«Надо бы их приглушить», – подумала Арина и повернулась на другой бок в надежде уснуть, но ей это не удалось. После непривычного напряжения у нее сильно болела спина,
Развязав ленточки, она с облегчением скинула жесткие пуанты и пошевелила натруженными пальцами, которые буквально горели от боли. Потом блаженно сунув ноги в мягкие домашние тапочки, Арина поковыляла в гостиную, чтобы попить воды. По дороге она пробормотала:
– Да, танцы, видимо, уже не для меня.
– Ты ошибаешься, Алейникова, – прозвучал мягкий женский голос.
Арина обернулась на звук и увидела, что на маленьком диванчике сидела молодая женщина в черной старомодной шляпе и широком светлом платье. Больше в темноте она ничего не могла разглядеть.
Тонкая рука женщины потянулась к стоящему на журнальном столике ночнику и нажала кнопку. Раздался характерный щелчок и зажегся свет.
– Теперь ты меня видишь? – спросила незнакомка.
– Теперь вижу, – заикаясь, ответила Арина. – А вы безумно хороши в вашей черной шляпе, которая как нельзя лучше, оттеняет жемчужное ожерелье, – выдавила из себя Арина.
– Ха-ха-ха! – рассмеялась незнакомка, посверкивая большими темными глазами. Ее тонкие губы были ярко накрашены, а лицо, шея и даже руки – сильно напудрены. Сложения она была среднего, однако во всей ее фигуре чувствовались легкость и изящество. Широкое белое платье до колен удачно подчеркивало ее мускулистые, накаченные икры и ноги с высоким подъемом, который буквально выскакивал из коричневых туфель на чуть скошенных каблуках.
– Вы – танцовщица? – неловко спросила Арина.
– Я не думала, что ты так догадлива, Алейникова.
– Просто такой высокий подъем может быть только у служительниц Терпсихоры. Кто же вы? – со страхом спросила Арина.
– Я думаю, ты уже догадалась.
– Это вы танцевали вчера ночью весенний вальс?
– Да, я. К сожалению, мой танец был прерван, и я не успокоюсь, пока не передам его другой танцовщице.
– Так вы пришли ко мне из мира мертвых?
– Да, – беззаботно ответила женщина. – А ты что, не знала, что мертвые живут среди живых? И грань между этими мирами слишком тонкая, чтобы ее мог различить человек.
Как тебе не стыдно! – перешла в наступление женщина. – Балерина, а лишена тщеславия! Какая-то серая мышь, которая при первой неудачи загнала свое горе внутрь себя и решила изменить свою суть!
– Карсавина тоже не стремилась к славе.
– Но она ее получила и вошла в историю.
– Я не Карсавина.
– Не отнекивайся! – взвизгнула женщина. – В тебе еще теплится искра божья, иначе бы я к тебе не пришла. Я видела твой весенний танец. В нем была история, сюжет, который ты сумела выразить, несмотря на свою лень. Хочешь убежать от себя?
– Я не знаю, кто вы.
– Я – Амалия Яхонтова, балерина небольшого театра, который стоял здесь еще до революции. Прекрасный был театр: белый, с розовыми колоннами. В 18-ом году прямо во время спектакля его подожгли ребята в тельняшках.
– Большевики?
– Кажется, – равнодушно ответила женщина. – А может, просто бандиты. Я не успела завершить пируэт, потому что пламя охватило меня.
– Вы сгорели заживо? – ужаснулась Арина.
– Да, не успев завершить свой весенний вальс. Знаешь, как ужасно слышать из подвала этот безумный, ревущий и такой живой мир! – сверкнула глазами Амалия.