Сюжет с вариантами

Левитанский Юрий Давыдович

Было…

Hо свистел, как уркач, аркан. А ханурик плясал канкан. Заманили силком в капкан, как Букашкина - в хор цыган. Заманили? А ходит слух увели, как последних шлюх. Как уводят публичных дам, чтобы там шагадам магадам. Был приварочек - первый сорт, Умыкнули, ханурик, черт! Где приварочек? Нету. Сперт. А еще говорили - спорт!

А было -

два любящих сердца, два нежных предсердья, хотя и не лишенных некоторой сентиментальности, одна пара левых и одна пара правых желудочков, две пары легчайших легких, приближавшихся к среднему весу, два пупочка, сладких и нежных, как руки Лолобриджиды, и это не считая всего остального, а если считать, то получится свежей парной зайчатины 2 раза по 8 кг, или всего 16 кг по 1 р. 29 к. за 1 кг в среднем - итого 2811 г, если перевести в голландские гульдены…

Шагадам, кричу, магадам. Hе отдам! Пятый день по следу лечу, чу -чую мочу. Ничего - все равно доскачу. Ничего - что не по годам. Шагадам, кричу, магадам. Нервы, что ли, отключены? Ветчины хочу, ветчины! Hе морковное е-мое. Hе капустные кочаны. А хочу получить свое. Ветчины хочу, ветчины! Что скрываемся, что темним! Никакой там ни скрымтымным. Ветчины хочу, ветчины небывалой величины!

Баллада о зайчике Роуфе, охотничьем сыне Баграте, Чуреке и Чебуреке

(Ф. Искандер)

У злобы - свои законы, у чести свои права. Есть заяц, и есть охотник. Инжир, курага, айва. За рынком у старой хашной сошлись они, аккурат, заяц по имени Роуф и охотничий сын Баграт. Лил на ущелье месяц свой черный венозный свет. И сказал Баграт: - Нэнавижу! и вскинул свой пистолет. И в хашной умолкли споры, когда он привстал в седле. Hо пуля в стволе молчала. Молчала пуля в стволе. Она молчала, как рыба, навага, судак, филе… Все так же в ущелье месяц лил свой венозный свет, когда Роуф сказал Баграту: – Hу-ка, дай сюда пистолет! Когда торжествует дружба, с дороги уходит злость. И бросил Баграт ему пистолет, как бросают собаке кость. Уже текла по горам заря, как течет виноградный сок, когда Роуф своею рукой всадил пулю себе в висок… Да здравствует сила сильных! Пусть слабый не будет слаб! Да здравствует дух броженья, шашлык и люля-кебаб! Да здравствуют ритмы Киплинга, папаха, аллюр, абрек, фазаны и козлотуры, мангал, чебурек, чурек!

Другое дерево

Киноречитатив

(Г. Поженян)

Зайцы бежали к морю. Зайцы бежали быстро. Сосны бежали рядом, истекая янтарным соком. Hо зайцам янтарь не нужен, они его есть не станут. Зайцу нужна морковка. Зайцу нужна капуста, хотя бы даже цветная. В крайнем случае, брюква. Или зеленый горошек. Зайцу жить невозможно без чего-нибудь овощного… Hо сосна не такое дерево. Совершенно другое дерево. Hа сосне не растет морковка. Hа сосне не растет капуста. Никакой калорийной пищи от нее получить невозможно. Даже клубня простой картошки и то на ней не увидишь… Hо зайцы об этом не знали. Зайцы бежали к морю. Ибо если не днем и не ночью, а в воскресное, скажем, утро заяц принял решенье -он уже от него не отступит… А до моря бежать - не просто. А до моря бежать - не близко. Hо зайцы бежали так быстро, что в конце концов добежали. И они увидели море… Море очень сильно смеялось.

Hе про того парня

(Р.Рождественский)

Айсберг - льдина. Будут вьюги кружить. Мат в четыре хода. Три-четыре-пять. Льдина - все едино, можно прожить. Заячья охота. Есть где погулять. А он и не старался, был парень жох. Ему это дело что конфета драже. За двумя погнался убил четырех. Стал их пересчитывать восемь уже. Стал их пересчитывать, кровных своих, Сереньких глаза отведешь едва, А их уже не восемь шестнадцать их. Какое там шестнадцать, когда тридцать два! Шестьдесят четыре. Пять, шесть, семь… Спать ложусь в испарине. Думаю вот. Видно, это парень другой совсем. Другой, видно, парень. Совсем не тот.

Морковью дорожить умейте…

(С. Щипачев)

Я помню, за окошком дождик лил, когда я в зыбке слушал горестную повесть о том, как зайца в поле застрелил один охотник, потерявший совесть. И я тогда подумал: зайца бить хотя бы где - а все равно негоже. Ведь он еще, возможно, мог любить! А может быть, его любили тоже! И, может быть, как яблонька бела, в косыночке, надвинутой на брови, его на лавочке любимая ждала с букетиком шпината и моркови. Hо верю, верю, через толщу лет, свершив круговращение в природе, он явится к любимой на обед укропинкой, возросшей в огороде. И в этот день, что будет радостно трубитьнад скромною семейною пирушкой,хотел бы я на том обеде бытьгорошинкой, морковинкой, петрушкой.А может, я в моркови стал бы жить,опять волнуя души и тревожа…Умейте же морковью дорожить:морковь – она с хорошей тыквой схожа.

Alter Zayac

Поэма

(Александр Межиров)

Я сплю, положив под голову

Блока и Мандельштама,

А ноги мои упираются

в Гослит и Воениздат.

Из набросков

1

Среди гула и гама,В сорок давнем году,Собирала мне мамаНа дорогу еду.Не кефир и не яйца,Не варенье с халвой,Положила мне зайцаВ мешок вещевой…Три блистательных годаУ меня впереди.Говорит мне комвзвода:– Ну, не ешь, погоди!Старшина и комротыМне с НП своегоПовторяют: – Ну, что ты,Да не тронь ты его!Два комбрига с комкоромТретьи сутки подрядС молчаливым укором– Потерпи! – говорят.Но, шатаясь как пьяный,Но почти как шальной,Запах чувствую пряныйУ себя за спиной.Головою качаю.Папироску курю.– Не могу! – отвечаю.– Я начну! – говорю…Так кончается детство,И сейчас же затоОткрывается действоВ цирковом шапито.Наступает минутаДолгожданного дня.Острый запах батутаОбжигает меня.Не игра, не забава.Крутизна виража.Этот вертит удава,Тот глотает ежа.А я зайца глотаюС акробаткой одной,А с другою листаюКалендарь отрывной.Проношусь в мотоцикле,Пробуждаясь порой,Как в лирическом циклеПосторонний герой.Обнимаю девчонкуНа привале крутом.Открываю сгущенкуОкровавленным ртом.И, за мною вставая,Обступает меняВся моя боеваяЦирковая родня.Обступает, рыдает,И под крики ееАльтерзайца съедаетАльтерэго мое.

2

Снова отхожу и оживаю.Где-то в двух шагах от БеговойВ коммунальном доме проживаюС популярной труппой цирковой.По соседству с нами, не без риска,Проживают, господи прости,Две жонглерки, иллюзионистка,Знаменитый комик-травести.С комиком ужасная морока,Хоть репертуар его расхож.Говорят, что был похож на Блока.Стал, скорей, на Брюсова похож.Занят этой темою локальной,Сплю, к недоуменью своему,Под стеной, почти не вертикальнойИ горизонтальной потому.Душу в тело перевоплощаю.Ничего от ближних не таю.Акробатку чаем угощаю,Куплетисту пиво отдаю.Ежедневно в непогодь сырую,Возвратясь с прогулки верховой,Жареного зайца дрессируюВ полуохлажденной духовой.Приручаю, переобучаю,А когда стемнеет на дворе,Полуконспективно отмечаюВ неперекидном календаре:«Нет причин печалиться и плакать.Думаю, поспею к январю».Недопережевываю мякоть.Понемногу допереварю.

Арфа, Марфа и заяц

(Давид Самойлов)

В Опалихе, возле Плаццо де Пеццо,в котельной жил одинокий заяц,который, как это умеют зайцы,долгими зимними вечерамиочень любил поиграть на арфе.Правда, казалось несколько странным,что заяц в котельной играл вечерамине на органе иль клавесине,на окарине иль клавикорде,не на волторне или тромбонеи даже не на виоле де гамбо,как это любят другие зайцы,а на обычной концертной арфе.Впрочем, стоит ли удивляться,что заяц в котельной играл на арфе?Просто мы с тобой не имеем арфы,и потому мы на ней не играем…Однажды зашел я к нему под вечер(люблю провести вечерок в котельной,в бойлерной, в камергерском блескечерных венецианских кресел!),и мы разговорились о Бахе,о Брамсе, о Шуберте и Сен-Сансе,о Скарлатти и Доницетти,о кантилене и о белькантоиталианской оперной школы.Потом он стал в концертную позу,как это умеют одни лишь зайцы,и положил холеную рукуна струны, натянутые вертикально,настроенные в до-бемоль мажоре,синие, как гусарский ментик,красные, как бутылка кьянти.А на чердаке распевала Марфа,в манере, присущей одной лишь Марфе,и я задохнувшись тогда подумал:ах, арфа, ах, Марфа, ах, боже мой!

Рифмовник для Каина

(Арсений Тарковский)

Шелест пуха, дух вязаньяТеплой кофты шерстяной.Мамка щучья и фазанья,Кто там ходит за стеной?Кто там ходит в синей феске,Лапу серую жуя,Как на той старинной фрескеВ грозной книге Бытия?Это Авель, бедный мальчик,Как пред скинией Давид, –Авель, Авель, бедный зайчик,Тихо в дудочку дудит.То сбивается со счета,То на счет четыре-пятьВдруг выходит за ворота,Чтоб немного погулять…В темных зернах хлорофиллаСпит минога и омар.Дремлет муха дрозофила,Насекомое комар.В лавке грека Ламбринади,Там, где раки Бордолез,Спит селедка в маринаде,Погружаясь в майонез.Но, угрюм и неприкаян,Проявляя волчью прыть,По дорогам ходит Каин,Хочет Авеля убить.У него одна забота –Все живое отравлять.Он не любит, если кто-тоНочью вышел погулять…Спит животное кузнечик.Остро пахнет бузиной.С желтым ядом черный глечикНосит Каин за спиной.Он шагает то и дело,Все готов перетерпеть –Лишь бы Авелево телоЖелтым ядом натереть…Я взываю к Артемиде –Чтобы не было того,Отымите, отымитеГлечик с ядом у него!Дайте Каину письмовник,Пусть забудет о грехе.Дайте Каину рифмовникНа шатучем лопухе.Дайте Каину подстрочник,Подберите словари,Пусть сидит и переводитОт зари и до зари.Посидит, попереводитГода три-четыре-пять –Будет знать, как братьев меньшихЖелтым ядом отравлять!