Сюжет
Шрифт:
К примеру, зал Фонда С. Марка Тэйпера насчитывал более 2400 сидячих мест – Джейк заранее это выяснил. Две тысячи четыреста сидячих мест! И, насколько он мог видеть со сцены, свободных не было. Он также видел яркие желто-зеленые обложки нового издания «Сороки» на коленях и в руках у людей. Большинство этих людей пришли уже с купленными книгами, что не могло не удручать организаторов, заказавших из «Залива Эллиот» для автограф-сессии, запланированной в холле, четыре тысячи экземпляров, но до чего же было приятно Джейку. Когда вышло «Изобретение чуда», больше десяти лет назад, он решил, что непременно сбудется его фантазия «я увижу, как читают мою книгу» – излишне говорить, что этого не случилось. Как-то раз, в подземке, он увидел, как один парень читает книгу, ужасно похожую на его, но, когда Джейк сел напротив и присмотрелся, оказалось, что это новый роман Скотта Туроу [20] , и такая «ложная тревога» повторялась с ним еще не раз. Что уж говорить о «Реверберациях», которых было продано меньше восьми сотен (и еще две сотни Джейк заказал сам, по скидке). А теперь этот зал был полон живых, настоящих читателей, заплативших свои кровные деньги за билеты, чтобы попасть в это шикарное место, читателей, сжимавших в руках его книгу, ловивших каждое его слово и разражавшихся смехом на любые его шутки, даже всякую банальщину о его «творческом пути» и о том, что он все так же носит ноутбук в кожаном портфеле, купленном вечность назад.
20
Скотт Фредерик Туроу (род. 1949) – американский писатель и юрист; автор юридических триллеров.
– О боже, – сказала ведущая, – я должна вам рассказать: я летела в самолете и читала эту книгу, и дошла до этого места – думаю, вы все понимаете, о каком месте я говорю – и я как бы ахнула! Как бы во весь голос! И подошла бортпроводница и сказала: «Вы в порядке»? А я говорю: «О боже, эта книга!» И она спросила, что за книгу я читаю, так что я ей показала, и она стала смеяться. Она сказала, такое у них уже несколько месяцев – люди вскрикивают и ахают посреди полета. Это как бы синдром. Как бы такой синдром сороки!
– О, это так забавно, – сказал Джейк. – Я всегда посматривал, что люди читают в самолетах. Моих книг я никогда не видел, уверяю вас!
– Но ваш первый роман был назван «новой и неординарной» книгой, согласно «Нью-Йорк Таймс».
– Да, верно. Это была огромная честь. К сожалению, людям это не передалось настолько, чтобы они своими ногами пошли в магазины и стали покупать ее. Скажу больше, я даже не думаю, что эта книга продавалась в магазинах. Помню, мама мне сказала, они не нашли ее в местном книжном на Лонг-Айленде. Ей пришлось заказывать ее. Неслабый облом для еврейской мамы, чей сын не стал даже доктором.
Взрывы смеха. Ведущая – ее звали Кэнди, и она была местной публичной персоной – сложилась пополам. Придя в себя, она задала Джейку весьма предсказуемый вопрос: как у него впервые возникла эта идея.
– Я не думаю, что идеи, даже великие идеи, так уж трудно найти. Когда меня спрашивают, откуда я беру свои идеи, мой ответ: в каждом номере «Нью-Йорк Таймс» сотня романов, а мы выбрасываем журнал или подкладываем в птичьи клетки. Если вы ограничены рамками личного опыта, вам может оказаться трудно увидеть что-то за пределами того, что случилось лично с вами, и, если только ваша жизнь не состоит из приключений, достойных «Нэшнл географик», вы вероятно решите, что вам не о чем писать роман. Но если вы окунетесь хотя бы на несколько минут в истории других людей и научитесь спрашивать себя: «Что, если бы это случилось со мной?» Или: «Что, если бы это случилось с кем-то, совершенно не похожим на меня» или «в мире, отличном от того, в котором я живу?» Или: «Что, если бы это случилось чуть по-другому, при других обстоятельствах?» Вы увидите, возможности безграничны. Дороги, которыми вы можете пойти, персонажи, которых вы можете встретить по пути, все, что вы можете узнать, так же безгранично. Я преподавал в программах на степень магистра искусств и могу вам сказать, возможно, самое важное из всего, чему вас может научить кто-либо. Выберитесь из своей головы и оглядитесь. Истории растут на деревьях.
– Что ж, окей, – сказала Кэнди, – но с какого дерева вы сорвали эту? Потому что, говорю вам, я читаю постоянно. Семьдесят пять романов за прошлый год, я подсчитала! Ну, «Гудридз» подсчитал, – она ухмыльнулась публике, и публика услужливо рассмеялась. – И я не могу представить другой роман, который заставил бы меня так ахнуть в самолете. Как же вам пришло такое в голову?
И снова его охватило это ощущение: холодная волна ужаса окатила Джейка – от макушки, по усмешливому лицу и по всем конечностям, вплоть до кончиков пальцев. Поразительно, но он никак не мог привыкнуть, хотя жил с этим каждый миг каждого дня, весь этот тур и предыдущий, и все те напряженные месяцы, предшествовавшие изданию, когда его новый издатель накручивал ажиотаж, а книжный мир начинал реагировать. Все то время, что он писал роман, занявший полгода, зиму и весну, у себя в квартирке, в Коблскилле, штат Нью-Йорк, и в кабинете через стену от старой стойки Творческого центра искусств «Адлон», надеясь, что никто из гостей-писателей не побеспокоит его жалобами насчет обслуживания или вопросами о том, как достать агента «Начинания Уильяма Морриса» [21] , с того самого январского вечера, когда он прочитал некролог о своем выдающемся студенте Эване Паркере. Джейк жил с этим, каждый миг каждого дня, в постоянном страхе разоблачения.
21
«William Morris Endeavor» (англ.) – американская холдинговая компания, продвигающая талантливых художников.
Само собой, он не взял ни единого слова из тех страниц, которые прочитал в Рипли. Хотя бы потому, что у него их просто не было, а если бы и были, он бы выбросил их подальше. Даже если бы покойный Эван Паркер смог прочитать «Сороку», он бы нигде не нашел в ней своих слов, и тем не менее, с тех пор как Джейк напечатал на своем ноутбуке слова «ГЛАВА ПЕРВАЯ», он жил с ожиданием, ужасным ожиданием, что кто-то, кому известен ответ на этот вопрос – Как же вам пришло такое в голову? – встанет перед ним и направит на него обвиняющий перст.
Но Кэнди, похоже, не была таким человеком. Кэнди вообще была не семи пядей во лбу, и уж во всяком случае ничего не могла знать об этом. Что Кэнди привносила в их общение, так это восхитительное чувство легкости, в то время как на Джейка глазели двадцать четыре сотни человек, и он весьма ценил в ней это качество. А ее вопрос не имел скрытого смысла. Это был просто вопрос. Иногда вопрос – это просто вопрос.
– О, ну, понимаете, – сказал он наконец, – это вообще-то не особо интересная история. Мне вообще-то слегка неловко вспоминать об этом. То есть представьте себе самое тривиальное дело, какое только можно – я выносил из дома мусор, и мимо вдруг проехала эта мамаша из того же дома с дочкой-подростком. Они кричали друг на друга в машине. Очевидно, ну, понимаете, переживали накал страстей, как никакая мать и дочь-подросток на свете.
Джейк сделал паузу для смеха публики. Эту историю про вынос мусора он приберегал как раз для таких случаев и рассказывал уже не в первый раз. В этом месте люди всегда смеялись.
– И тут мне на ум пришла идея. То есть давайте по-честному. Пусть поднимет руку женщина, никогда в своей жизни не думавшая: «Убила бы мать» или «Эта пигалица меня до убийства доведет».
Огромный зал притих. Кэнди притихла. Затем последовал очередной раскат смеха, заметно более сдержанного. Всегда так было.
– И я просто стал думать, ну, понимаете, насколько ужасной могла быть та ссора? Насколько ужасной она могла стать? Могла ли она перерасти во что-то, ну, понимаете, настолько ужасное? И что бы тогда случилось?
– Что ж, – сказала Кэнди, выдержав паузу, – полагаю, нам всем уже известен ответ.
Новый взрыв смеха и аплодисменты. Такие громкие. Они с Кэнди пожали руки и встали, и помахали публике, и ушли со сцены, каждый в свою сторону: она – в актерское фойе, а он – к столу в холле, подписывать книги, где уже начала собираться длинная извилистая очередь, о которой он когда-то так мечтал. Вдоль стола, слева от Джейка, стояли шестеро молодых помощниц. Одна продавала «Сороку», другая писала на стикере нужное имя и лепила на обложку, а третья открывала книги на нужной странице. Все, что требовалось Джейку, это улыбаться и писать свое имя, что он и делал, снова и снова, так что у него в итоге заболели челюсть и левая рука, а лица читателей стали путаться и сливаться.
Конец ознакомительного фрагмента.