Сжигая запреты
Шрифт:
Мотор глохнет. Я задерживаю дыхание.
Пока водитель огибает лимузин, мысленно приказываю себе сохранять спокойствие.
Дверь распахивается. Я выдыхаю.
«Итак… Игра началась», – даю себе отмашку и без промедления вкладываю руку в протянутую мужчиной ладонь.
Тонкая шпилька босоножек беззвучно прижимается к мокрому асфальту. Юбка по линии разреза расходится критически, открывая вид на выступающую косточку бедра и силиконовую полосочку белья. Водитель смущенно отводит взгляд. Я отстраненно оцениваю, как красиво в свете ярких фонарей сияет сдобренная увлажняющим спреем кожа. И, наконец, вышагиваю из автомобиля.
– Спасибо, – бросаю машинально.
Расправляю подол длинного амарантового платья, поднимаю взгляд и, игнорируя гулкий одинокий удар за ребрами, уверенно иду к стоящему у самолетного трапа Шатохину. С идеальной укладкой, в черной рубашке и столь же черном смокинге он выглядит не менее шикарно, чем я.
Красив дьявол. Безумно красив.
Чтобы удержать маску равнодушного, слегка надменного выражения лица, представляю, что не к нему иду, а просто двигаюсь по сцене. Но позвоночник все равно прошивает током.
– Бордо, – констатирует Шатохин с легкой ухмылкой, когда мне приходится замереть перед ним. Не бежать же впереди дьявола в пекло. То есть в самолет. Выглядеть странной сегодня в мои планы не входит. – Платье цвета твоей души. Потрясаешь, кобра.
Бесстыдно гуляет взглядом вовсе не по платью, а по тем частям тела, которые оно не прикрывает – груди и плечам. Их тотчас осыпает мурашками. Я упорно сохраняю невозмутимое выражение лица. Пусть Даня думает, что виной тому гуляющий по взлетной полосе ветерок.
– А твой костюм цвета твоей души? – выдыхаю, отражая его улыбку.
Шатохин сжимает губы. Напряженно раздувая ноздри, тянет воздух. И кивает.
– Именно так, Марин.
– Вот и славно. Не будем скрывать.
– Ничего не будем скрывать, – подхватывает он. Я вздрагиваю и едва удерживаю на лице улыбку. Кристальная честность в числе моих достоинств не числится. – Договорились? Полная откровенность. Врать смысла нет. Нам ведь не нужно друг другу понравиться.
– Точно. Не нужно, – с трудом шепчу я, покусывая губы. – Договорились.
Себе никаких клятв не даю. Если от сказанного будет зависеть моя последующая жизнь, солгу без раздумий.
Шатохин жестом приглашает подниматься на борт бизнес-джета. Я ступаю на трап и преодолеваю несколько ступенек, когда слышу, как Даня тоже начинает восхождение.
Толчок в затылок, будто физический. Ураган паники. Дикая дрожь по всему телу. Искры по венам, будто это и не вены вовсе, а сомкнувшиеся провода. Щекам резко горячо становится, а глазам – мокро.
Сжимая кулаки, впиваюсь ногтями в кожу. И заставляю себя идти, пока не оказываюсь на борту. Выбираю кресло в центре салона, чтобы в случае чего иметь возможность обзора в обе стороны.
– Откроем шампанское, Марин? Устроим веселье?
Я чуть было не соглашаюсь, потому как на нервах забываю о своем положении.
– Мне нельзя алкоголь.
Улыбка Шатохина стынет. Он весь замирает. Только моргает учащенно, усиленно пытаясь увидеть что-то внутри меня.
– Не подумал, соррян.
Даня садится напротив меня. Практически одновременно, не отрывая друг от друга взгляда, пристегиваемся.
– Мы же недалеко? – спрашиваю, только чтобы заполнить тягостную паузу. – Утром я должна быть дома.
– Недалеко, Марин. Будешь вовремя.
Киваю и незаметно перевожу дыхание, но оно упорно остается учащенным.
Самолет начинает движение, и я разрываю зрительный контакт с Шатохиным, якобы для того, чтобы заглянуть в иллюминатор.
– Что ты там не видела? Посмотри на меня, Чаруша.
Мотаю головой.
– Посмотри.
– Насмотрелась уже…
– Маринка…
Самолет взлетает. Внутри меня поднимается щекотная волна тепла. Я делаю рваный вдох. И, наконец, смотрю на Шатохина.
Он припечатывает к спинке сиденья сильнее законов физики. Вспарывает наживую. Больно адски. Но… Вместе с тем головокружительно приятно.
Сердце разбивается о ребра и тает, заливая огненной лавой мне грудь.
– Во что мы играем, Дань? – выталкиваю отрывисто.
– Ты знаешь, во что, Марин. Сама эту игру придумала.
Пульс на моей шее принимается так бешено пульсировать, будто вот-вот совершит самоподрыв и разорвет вену, а за ней и кожу.
Боже… Кто-нибудь, наложите мне превентивно жгут!
Я хочу лишиться сознания. Хочу почувствовать, как все те чувства, которые я все еще испытываю к Шатохину, покидают мое тело. Хочу умереть и воскреснуть полностью здоровой.
– Как звучит первый пункт? Мы будем одни? – никак не получается скрыть волнение.
Даня медленно, будто лениво, ухмыляется, скользит по губам языком и, склоняя голову на бок, вскидывает бровь. И я вдруг отчетливо ощущаю его вкус на своих губах. Не осознавая, что творю, облизываюсь следом.
Шатохин хрипло выдыхает. Я ненарочито повторяю и этот звук.
– Мы будем одни, – тихо подтверждает он.
Тряхнув головой, отводит взгляд. Но ненадолго. Секунда, две, три… И он опаляет с новой силой. Действует, словно детонатор. Подрывает без зазрения совести. Но и я ведь виновата – не пытаюсь отвернуться.
– Хорошо, что одни…
Низ моего живота сводит.
Я пытаюсь тормознуть все губительные процессы в своем испорченном организме, но во взгляде Дани столько секса, что мне кажется, будто он меня натурально раздевает.
Тело перебивает дрожь. Все внутри меня дребезжит. Это не просто возбуждение. Это какая-то сумасшедшая эйфория, которую я не могу погасить в одиночку.