Сжигая запреты
Шрифт:
– Что означает твой детокс? – молочу ускоренным тоном раньше, чем соображаю, за какую грань ступаю.
Шатохин опускает веки и шумно переводит дыхание.
– Очищение, – отвечает, не открывая глаз. – Добровольный отказ от алкоголя, курения, секса и мастурбации в течение какого-то промежутка времени.
У меня отвисает челюсть. А потом я так резко ее захлопываю, что зубы клацают.
– Ты курил… Вчера… – вспоминаю я.
Даня поднимает взгляд.
– Да, – спокойно подтверждает он, прожигая насквозь.
– Почему?
–
– Ясно… – бормочу, хотя на самом деле ничего мне не ясно. Откашливаюсь, чтобы вернуть голосу силу. – Ты так и не сказал, как звучит первый пункт твоего списка.
Не знаю, от чего и зачем он там воздерживается. Наверное, снова врет. Потому как нагло облапывать мое тело взглядом он умудряется нереально виртуозно. Вот и после этого вопроса замирает на моем обнажившемся бедре.
Ремни мы не расстегивали. Это был молчаливый обоюдный расчет: усидеть на местах, подальше друг от друга.
Но… В один момент что-то стреляет мне в голову, и я, удерживая внимание Шатохина, медленно развожу бедра.
Он тяжело сглатывает. Натужно переводит дыхание.
Взгляда не отрывает, пока глухо оглашает:
– Первый пункт: Красавица и Чудовище. Энергетический обмен.
Вся энергия, что имеется во мне, враз с готовностью высвобождается и заряжает меня, будто электролампочку. Накал такой, что шевелиться страшно. Застывает даже мое лицо. Стопорится в груди дыхание. Лишь кончики пальцев подрагивают и словно искрят излишками напряжения.
Кто-то другой, может быть, и не понял бы. Но я ведь знаю Шатохина… Этот энергетически обмен будет сродни полету в космос.
_________
Огромное спасибо всем???
8
…после меня ни с кем другим ты не будешь, Марин…
Да, вашу ж мать…
Услышав про мое половое воздержание, первое, что ведьма Чарушина выдает – сексуальная провокация. Кто бы сомневался!
Маринка была той еще сучкой, даже в лучшие времена. Сейчас же, когда между нами кипят тонны боли, злости и гребаного разочарования, она будет измываться с особым усердием. Я это, конечно, понимал заранее. Готовился к тому, что легко с ней не будет. Но, как это обычно бывает, силы все равно не рассчитал.
Стройные бедра, узкая телесная полоска трусиков, нежные впадины по бокам от промежности – таращусь во все глаза, будто ничего более эротичного никогда и видеть не доводилось.
Охреневший от такого представления член без промедления демонстрирует свою чертову скотскую натуру и разрывает все соглашения, которые мы с ним заключили. Твердеет сходу на соточку и принимается пульсировать в том же одурелом ритме, в котором сейчас надрывается мое черное сердце. К слову, первому насрать на чувства второго. Такая синхронность отнюдь не показатель совершенной работы моего организма. Это, мать его, блядская подстава.
Сверху донизу меня заливает жаром. Да таким, что на коже тотчас испарина выступает, а внутри все пересыхает, как в пустыне Гоби. Я нервно веду языком по губам и пытаюсь в очередной раз сглотнуть. Но сглатывать больше нечем.
В запаренном мозгу на перемотке идет прошлое. Причем, с озвучкой на полную мощь.
«Я нашла точку, которую ты ласкал языком… Я трогала ее, думая о тебе… Вспоминая, что делал ты, массировала… Кружила, пока не взорвалась… Но это было не так! Не так остро, как тогда с тобой!»
Сука… Я, конечно же, напоминаю себе про все долбаные приоритеты, которыми успел обзавестись благодаря Чарушиной. Кинуть пару палок – это цель устаревшей версии меня. Обновленной требуется гораздо больше, чем ночь охуенной ебли.
Мне нужна моя Маринка полностью. Целиком и безраздельно, так говорят у нормальных людей, да? Типа того, короче.
– Ты еще елозишь свой ЦВДШ, Динь-Динь? – нагло прохрипев это, отщелкиваю ремень и подаюсь вперед, чтобы ослабить хоть как-то сковавшее тело напряжение.
Чарушина вздрагивает, отшатывается и сводит бедра.
Центром Вселенной Дани Шатохина она лично когда-то называла свой клитор.
– Ну, еложу, и что? – реагирует, как всегда, дерзко.
В попытке подавить следующие за этим выводы, стискиваю челюсти и замираю. Но совладать с собой не получается.
– Значит, с Оросом своим не догоняешься? – выталкиваю грубо, впиваясь в ее раскрасневшееся лицо взглядом.
– Пфф… Конечно, догоняюсь, Дань! С Никитой я всегда кончаю! По два раза!
Опускаю веки и ухмыляюсь, несмотря на то, что сердце выбивает в груди дыру.
– Пиздишь, Марин, – заключаю тихо.
Она издает какой-то приглушенный писклявый звук и в тот самый момент, когда я открываю глаза, подается ко мне. Ловлю ладонями ее плечи. Стискиваю и, стремительно разворачивая, приземляю задницей на свой пах. Все внутри меня мучительно сжимается, но я умудряюсь двигаться – жестко мять Маринкины сиськи и резко осаживать ее вниз на каждой попытке встать. Все это происходит в определенном ритме. Если бы на нас не было одежды, мой член, скорее всего, уже бы таранил ее влагалище.
Дышим громко, часто и крайне сердито.
– Даня… Даня… Это ты?..
Этот вопрос ошарашивает. Я даже на секунду притормаживаю. Но Чарушина продолжает дергаться, и мне приходится ее ловить.
– Конечно, я… Я, Динь-Динь… Я… – кусаю ее за шею и сразу всасываю замурашенную диким волнением кожу.
– Даня… – в голосе вибрирует странное облегчение, почти радость.
Тосковала, значит? Блядь, конечно же, тосковала.
Мое сердце грохочет, громче шума, который издают газотурбинные двигатели самолета. Не вполне понимая, что именно делаю, сбавляю натиск. Оставляя в покое конкретные части Чарушиного тела, просто обхватываю ее поперек тела и заставляю замереть.