Сжигая запреты
Шрифт:
– Лады, Марин. Три.
И… Наша одежда начинает стремительно пропадать. Я успеваю только дышать и моргать, пока Шатохин с ловкостью иллюзиониста избавляет от нее сначала меня, а после и себя. Понимаю, что он раздевается, когда в какой-то момент, чисто из любопытства, оглядываюсь. И тотчас верчу головой обратно. Переводя дыхание, упираюсь взглядом в бурлящую передо мной воду.
Так и стою, пока Даня сам не разворачивает к себе лицом.
– Часов у нас нет, – оповещает с самым серьезным видом. – Так что,
Едва я киваю, он приподнимает меня над полом и опускает голой задницей на холодный камень. Шиплю от неожиданности. Учитывая то, как пылает мое тело, эти ощущения, несмотря на озноб, по большей части приятные.
«Получается, здесь и кондиционер есть…» – догадываюсь попутно.
Кожа пупырится, соски морщатся, низ живота напрягается, а лоно будто разрядом тока простреливает. Мой вскрик получается оборванным, только потому что я задыхаюсь, когда Шатохин отшагивает и, глядя мне в глаза, обхватывает ладонью свой вздыбленный член.
Я натужно вдыхаю, неосознанно облизываю губы, закусываю их и смотрю вниз. То, что он делает, не похоже на мастурбацию. Но и неподвижным Даня не остается. Он с силой сжимает ствол и резковатым движением будто бы тянет его вверх. Притормозив у основания головки, морщится.
Я невольно сдвигаю брови следом за ним.
Пытаюсь понять, что он испытывает. Наслаждение? Или все же боль? Собирается ли он довести себя подобным путем до оргазма? Или кончать сегодня снова только я буду? Чего он на самом деле ждет? Что ему нужно?
– Каждый раз, когда я смотрю на тебя… – выдыхает глухо и застывает, выдерживая паузу. Берет ее намеренно или вынужденно – неясно. Замечаю лишь то, как тяжело он сглатывает. Раз, другой… Будто во рту у него снова много слюны скопилось, а горло перекрыл ком. – Каждый раз первым моим порывом является взять в руку член и дрочить. И неважно, голая ты, Марин, или что-то на тебе все-таки надето. Так происходит, блядь, постоянно. Помни об этом, когда я в следующий раз буду смотреть на тебя. Помни об этом всегда!
– Боже мой… Даня… – бомблю с частым придыханием.
– Сегодня я тебе много чего расскажу. Что-то тебя удивит, что-то приведет в ужас… – оставляя эту фразу оборванной, отводит взгляд. Но я успеваю поймать совершенно несвойственную Шатохину неуверенность и какой-то долбаный, разрушающий меня саму страх.
– Даня…
Он моргает, планомерно вдыхает и, наконец, припечатывает меня взглядом.
– Я хочу, чтобы ты знала обо мне все.
Не нахожусь с ответом. Отвергнуть это стремление, конечно же, не решаюсь. Но и выказывать свой одержимый интерес тоже не могу.
– Раздвинь ноги, Марин… – хрипит Даня, разгоняя рой бурных мыслей, что подрывают мне мозг. Их будто ветром выносит. В голове остается лишь трескучий гул. – Хочу посмотреть на твою писюху… – заявив это,
Что я должна делать? Как реагировать?
К черту!
Выполняю озвученное требование без колебаний. Просто потому что сама этого хочу.
Почему нет? Что плохого может случиться?
Прежде чем развести бедра, подаюсь ближе к краю и выгибаю спину в пояснице. Проявляя излишнее усердие, направляю к промежности руку и раскрываю половые губы пальцами.
Мокрая. Чувствую это и сама же от этого еще сильнее распаляюсь. С губ срывается мягкий стон. Тело разбивает дрожь. Мне не терпится прикрыть веки и начать себя ласкать. Но желание видеть лицо Дани все же сильнее.
– О, да… Держи так, Маринка… – выдает он, фокусируя взгляд исключительно на моей промежности. – Не двигайся. Просто держи. Сегодня тебе нельзя самой себя трогать.
– А тебя? – осмеливаюсь вести какие-то переговоры. – Тебя мне трогать можно?
– Ты этого хочешь?
Подлавливает. Провоцирует. Подавляет.
Я опускаю взгляд. Смотрю на член, и рука Шатохина приходит в движение. Он ведет ею по стволу вниз и сразу же скользит обратно к головке. Из узенького отверстия выскальзывает капля предэякулята. Я это вижу, а Даня, должно быть, чувствует. Он подхватывает ее большим пальцем и с рычащим стоном размазывает по своей раскрасневшейся плоти.
Мой стон, который идет внахлест с его – это откровенное разочарование.
Я помню, какая эта жидкость на вкус. И я так сильно жажду вновь ее почувствовать, что кажется, будто уже ощущаю. Полный рот слюны собираю, но сглатывать ее не хочу. Задерживая, размазываю по губам и небу. Сворачивая язык, растираю по нему и, прикрывая веки, начинаю его посасывать.
– Мать твою… Маринка… Ведьма моя… Моя…
Мое тело содрогается и наливается новыми градусами жара.
Повышенными. Огненными. Искристыми.
Больше я не могу сохранять неподвижность. Это физически невозможно. Есть два варианта: либо я ласкаю себя, либо убираю руку с промежности, сжимаю бедра и стараюсь переключиться. Но бездействовать невозможно. Моя плоть отекла и разбухла. Она пульсирует болью, от которой меня раз за разом накрывает новыми волнами дрожи.
– Не смей. Замри, – сипит Даня, как и всегда, считывая все мои желания.
Я зажмуриваюсь крепче. Задерживая дыхание, морщусь. Вгрызаюсь в губы зубами. Кусаю и сосу их. В надежде получить хоть какое-то облегчение, резко двигаю бедрами. Но воздух не настолько осязаемый, как мне необходимо. Он лишь яростнее раззадоривает плоть.
– Я не могу терпеть… – припечатываю почти агрессивно.
И срываюсь.
Скольжу пальцами в сердцевину своей промежности. С дрожью, которая рассыпается по моему телу, будто бы на части разлетаюсь.
О, как же это прекрасно! Как приятно! Как хорошо!