Т. 04 Дорога доблести
Шрифт:
— Отличная мысль, — проговорил я неторопливо и огляделся. Пока Стар рисовала чертеж Башни, Руфо упаковал все, что мы оставляли здесь, и (теперь я это заметил) положил одну спальную подстилку у одной стены, а две других рядышком — у другой, самой дальней.
Я задал свой вопрос без слов, показав взглядом на Руфо и пожав плечами с видом «А что потом?».
Ее ответный взгляд не сказал мне ни «да», ни «нет». Вместо этого она приказала:
— Руфо, иди спать и дай ноге отдых. Ляг на живот или носом к стене.
Впервые Руфо показал, что не одобряет наших
— Подглядывать я не нанимался!
Стар сказала так тихо, что я едва разбирал слова:
— Извини его, милорд муж. Он стар, у него свои слабости. Когда он ляжет, я погашу свет.
— Стар, любимая, — шепнул в ответ я, — все это никак не соответствует моим представлениям о медовом месяце.
— Ты так хочешь, милорд, мой возлюбленный? — заглянула она мне в глаза.
— Да. По рецепту медового месяца полагается кувшин вина и ломоть хлеба, но там ничего не говорится о дуэньях мужского полу. Я очень сожалею.
Она положила свою легкую руку мне на грудь и опять посмотрела в лицо.
— Я очень рада, милорд.
— Рада? — Не понимаю, зачем ей понадобилось так говорить?
— Да. Нам обоим нужен сон. Из-за завтрашнего дня. Эта сильная рука, привыкшая держать шпагу, дарует нам еще много ночей и рассветов.
Я сразу почувствовал себя лучше и улыбнулся ей.
— О’кей, Принцесса. Только сомневаюсь, что засну.
— Ах, конечно, заснешь.
— Побьемся об заклад?
— Выслушай меня, милорд, мой любимый. Завтра, после того, как ты победишь… мы сразу же отправимся ко мне домой. Никаких отсрочек, никаких неприятностей. Я очень хочу, чтобы ты выучил язык моей страны и не чувствовал себя там чужаком. Я хочу, чтобы моя страна стала твоим домом, и немедленно. Пусть мой муж приготовится ко сну, ляжет на спину и позволит дать ему урок языка. Ты заснешь, ты же знаешь, что заснешь.
— Что ж, отличная мысль. Но тебе же сон нужен еще больше, чем мне.
— Прошу прощения, милорд, но это не так. Четыре часа сна сделают мой шаг снова пружинистым, а на устах вновь заиграет улыбка.
— Ладно!
Через пять минут я уже вытянулся на подстилке, глядя в самые дивные в мире глаза и слушая любимый голос, мягко выговаривавший слова на чуждом для меня языке.
Глава 14
Руфо тронул меня за плечо.
— Завтрак готов, босс. — Он сунул мне в одну руку сандвич, в другую — кружку пива. — Хватит для драки, а ланч уже упакован. Я приготовил вам чистую одежду и оружие… помогу одеться, как только вы поедите. — Он был уже одет и подпоясан ремнем.
Я зевнул, откусил кусок сандвича (анчоусы, ветчина и майонез с чем-то, отдаленно похожим на помидоры или латук) и осмотрелся. Место рядом со мной пустовало, но, судя по всему, Стар только что встала. Она еще не оделась. Стояла на коленях в центре зала и рисовала на полу какой-то узор.
— Доброе утро, болтушка, — сказал я. — Опять пентаграмма?
— Ммм… — Стар не подняла даже глаз.
Я подошел поближе, чтобы рассмотреть, что она делает. Что бы это ни было, но рисунок исходил не из пятиугольной звезды. Он имел три главных центра, был очень сложен, включал несколько надписей в разных местах — я не разобрал ни языка, ни алфавита. Мне показалось, рисунок чем-то походит на проекцию гиперкуба.
— Уже позавтракала, птичка?
— Я встала давно.
— То-то ты у меня похудела. Это тессеракт [123] ?
— Хватит! — Она откинула волосы назад, взглянула на меня и смущенно улыбнулась. — Прости меня, дорогой. Колдуньи — стервы, как на подбор, это уж точно. Но, пожалуйста, не заглядывай мне через плечо. Я ведь работаю по памяти — книги пропали в болоте, и мне дьявольски трудно. И еще — прошу тебя — сегодня никаких вопросов… Ты можешь нарушить мою уверенность в себе, а я должна быть совершенно уверенной.
123
Тессеракт (или гиперкуб) — куб, имеющий четыре измерения. На свойствах геометрии этого геометрического тела Хайнлайн построил сюжет своего рассказа «…И построил он себе скрюченный домишко…» (1941 г.), в более ранних и менее точных переводах рассказ назывался «Дом, который построил Тил», «И построил он дом».
— Прошу извинения у миледи, — расшаркался я.
— И не надо быть со мной таким официальным, родной. Просто люби меня и быстренько поцелуй, а потом оставь в покое.
Я наклонился к ней и наградил высококалорийным поцелуем с майонезом, после чего оставил в покое. Одевался я, одновременно приканчивая сандвич и пиво, потом зашел в естественный альков, в сторонке от Хранителей, установленных в проходе, в тот самый, что служил нам мужским туалетом. Когда я вернулся, Руфо уже ожидал меня с моей шпагой и перевязью в руках.
— Босс, вы опоздаете даже на собственное повешенье.
— Очень надеюсь.
Через несколько минут мы уже стояли на этой пентаграмме, Стар, так сказать, на площадке питчера [124] , а я с Руфо — на второй и третьей центральных точках. Оба были обвешаны вещами: я — с двумя канистрами, со шпагой Стар и с ее боевым поясом, застегнутым на самую первую дырочку, и с моим собственным оружием, а Руфо — с двумя колчанами, с луком Стар, с ее медицинской сумочкой и нашим ланчем. Наши луки с натянутыми тетивами мы зажали под левыми подмышками. Каждый держал в правой руке обнаженную шпагу. Штаны Стар я засунул сзади под ремень, откуда они торчали неряшливым хвостом, а Руфо поступил так же с ее жакетом. Что же касается ее мокасин и шляпы, их мы распихали по карманам. Выглядели мы с ним словно уличные торговцы.
124
Питчер — подающий в бейсболе.