Т. 05 Достаточно времени для любви
Шрифт:
— В наше время выгоднее всего привозить на Землю продукты питания. Но скоро придется торговать, минуя Землю, напрямую прямо между колониями.
— Неужели дела так плохи?
— Очень плохи. Они не желают учиться. А что за неприятности у тебя с банком? Может, продемонстрировать силу, пока «Энди Джи» крутится наверху? Я покачал головой.
— Благодарю, капитан, но так дела не делаются, иначе мне придется отправиться вместе с тобой. К силе следует прибегать, лишь когда не остается ничего другого и овчинка стоит выделки. А я собираюсь остаться. Дела собственного банка Эрнста Гиббонса не беспокоили. Он никогда не позволял себя тревожить по вопросам менее важным, чем
После этого Гиббонс разъезжал с девочкой на Баке в седле, рассчитанном на двоих: его седло находилось на обычном месте, а перед ним располагалось небольшое седельце с крохотными стременами… как раз на том месте, где у обычного седла бывает лука. В передней части седла была обшитая кожей дужка, за которую мог держаться ребенок. Гиббонс также снабдил свое усовершенствованное седло двумя подпругами — так было удобнее мулу и спокойнее всадникам на крутом склоне. Так они проездили несколько лет, обычно тратя на прогулку час или более после школы, долго беседовали втроем или пели все вместе, причем Бак громко фальшивил, но всегда отбивал копытом правильный ритм. Гиббонс вел, а Дора подпевала. Часто пели о ломбарде — эту песенку Дора считала своей и понемногу добавляла к ней новые куплеты, в том числе и о конюшне Бака, что возле школы.
Дора росла и превратилась в высокую, стройную девушку. Маленькое переднее седельце сделалось ей мало. После двух неудачных попыток Гиббонс купил кобылу: одну Бак отверг, потому что она показалась ему бестолковой — он так и сказал: «луповата», — а другую, потому что она пожелала воспользоваться преимуществами, предоставляемыми недоуздкам, и попыталась удрать.
Гиббонс позволил Баку выбрать третью. Советы давала Дора, а Гиббонс молчал. Так у Бака появилась подруга, а Гиббонсу пришлось делать пристройку к конюшне. Пока еще Бак жил в платном стойле и был рад тому, что дома его ждала Бьюла. Петь она не научилась и разговаривала немного. Гиббонс подозревал, что кобыла попросту опасается открывать рот в присутствии Бака, потому что она всегда охотно разговаривала или по крайней мере отвечала хозяину, когда он ездил верхом один. К его удивлению, ездить ему пришлось на Бьюле, а Дора разъезжала на жеребце, и стремена большого седла пришлось укорачивать.
Но вскоре их пришлось снова удлинять — Дора росла и становилась юной женщиной. Бьюла родила жеребенка; Гиббонс оставил кобылку себе, Дора назвала ее Бетти и всячески занималась дитятей. Поначалу кобылка брела за всеми под пустым седлом, потом Дора научила ее возить всадника. Настало время, когда ежедневные прогулки совершались уже вшестером, поездки часто заканчивались пикниками; миссис Мейбери ездила на Баке, самом крепком, а самая легкая, Дора, — на Бетти. Гиббонс же обычно садился на Бьюлу. Это лето было для Гиббонса одним из самых счастливых. Они с Элен ездили рядом на взрослых мулах, а Дора на нетерпеливой кобылке скакала впереди, затем возвращалась, и длинные каштановые волосы девушки развевались на ветру. Однажды Гиббонс спросил:
— Элен, а мальчики уже начинают крутиться возле нее?
— Ах ты, старый жеребец, ни о чем другом думать не можешь?
— Ну что ты, дорогуша, просто я хочу знать.
— Конечно, мальчики обращают на нее внимание, Эрнст. А она на них. Но пока твое беспокойство излишне. Она девочка разборчивая и товар второго сорта не выберет.
На следующее лето эти счастливые семейные выезды не возобновились: миссис Мейбери вдруг почувствовала возраст и теперь влезть на мула и спуститься с него могла только с чьей-либо помощью.
Когда пошли слухи о его монополии в банковском деле, Гиббонсу хватило времени, чтобы подготовиться к разговору. Коммерческий банк Новых Начал был временным учреждением; они с Заккуром всегда учреждали подобный банк в той колонии, которую заселяли. Чтобы колония росла, необходимы деньги: бартером пользоваться неудобно.
Поэтому Гиббонс не удивился, когда его пригласили на встречу с депутацией горожан, намеревавшихся обсудить именно этот вопрос; подобное рано или поздно случалось повсюду. В тот вечер, причесывая свою шевелюру и добавляя к ней седины, как и к вандейковской бородке клинышком, он готовился к столкновению и освежал в памяти уже слышанные в прошлом идеи: как заставить воду течь в гору, как остановить солнце и что одно яйцо можно считать за два. Чем-то его порадуют сегодня, может быть, чем-нибудь новеньким? Он надеялся на это.
Гиббонс выщипывал волосы из якобы отступающей назад шевелюры. Черт, с каждым годом стареть все трудней и трудней. А затем надел свой походный килт… юбка не только впечатляла, но и позволяла лучше укрыть оружие и быстро достать его. Он почти не сомневался, что не успел досадить никому настолько, чтобы обиженный решил взятьсяза оружие, но когда-то — один только раз — он проявил неоправданный оптимизм и с тех пор решил придерживаться верного пессимистического подхода. Потом он кое-что спрятал, запер, установил кое-какие устройства из тех, что Заккур доставил с последним рейсом, — их не продавали в фактории «Доллар ребром», — открыл дверь, запер ее снаружи и пошел своим обычным путем, через бар, где сообщил бармену, что вернется через несколько минут.
Через три часа Гиббонс сумел выяснить одно: никто из собравшихся не смог придумать нового способа снизить курс валюты, все их предложения он слышал по меньшей мере пять сотен лет назад, а скорее всего тысячу, и каждое уходило корнями в глубокую историю. В самом начале собрания он попросил председателя дать указания писарю записывать каждый вопрос, чтобы ответить сразу: он любил рассматривать дела в целом — и ему это позволили. Наконец председатель собрания Джим «герцог» Уорвик проговорил:
— Стало быть, так, Эрни. Мы хотим национализировать, — надеюсь, я не ошибся в слове — коммерческий банк Новых Начал. Ты не относишься к числу выборных, но, как все понимают, являешься заинтересованным лицом — и мы хотим услышать твое мнение. У тебя есть возражения против нашего предложения?
— Нет, Джим, валяй дальше.
— Что? Боюсь, я не понял тебя?
— У меня нет никаких возражений против национализации банка. Если это все, давайте разойдемся и отправимся спать.
Кто-то среди собравшихся выкрикнул:
— Эй, я задал вопрос и хочу, чтобы на него ответили: что будет с деньгами из Нового Питтсбурга?
— А я о процентах! Процент дело скверное —так в Библии говорится!
— Так как, Эрни? Ты же обещал ответить на вопросы.
— Да, я обещал. Но если вы национализируете мой банк, лучше задавать вопросы вашему государственному казначею — или как вы его там захотите назвать? Новому главе банка. Кстати, кто он? Следовало бы посадить его в президиум.