Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
Айру мало утешило то, что отец вернулся почти сразу — его забраковали, не знаю за что.
Юный Джонсон терпел это унижение три долгих года, а двенадцати лет убежал из дома и записался в барабанщики.
Он спустился по Миссисипи на барже и умудрился отыскать второй Миннесотский полк еще до того, как начался шерманов-ский поход к морю. Его кузен Джайлс поручился за него, мальчика приняли на обучение — он ничего не смыслил в искусстве барабанного боя — и поставили на довольствие в штабную команду.
Но тут за ним явился отец и увез беглеца домой.
Так что Айра пробыл на войне всего три недели и ни разу не побывал в бою. И даже эти
Его послужной список не сохранился, поскольку полковой адъютант попросту отпустил его домой с дедушкой Эйси, порвав все бумажки.
Предполагаю, что дедушка задал отцу грандиозную трепку.
За те девять дней, что отец с Томом провели дома перед тем, как отправиться в армию, я ни разу не видела, чтобы мать выразила отцу свое неодобрение — только в тот первый миг она не удержалась от удивленного восклицания. Но с тех пор она ни разу не улыбнулась. Чувствовалось, что между родителями неладно, но при нас они этого не проявляли.
Однажды отец все-таки раскрыл то, что его тяготило. Я помогала ему почистить и привести в порядок карты его пациентов, чтобы передать их доктору Чедвику на время войны.
— Где твоя улыбка, Индюшачье Яичко? — спросил отец. — Волнуешься за своего молодого человека?
— Нет, — солгала я. — Он должен был пойти, я знаю. Но я не хотела бы, чтобы уходили вы. Наверное, это эгоистично, но я буду скучать по вас, cher papa.
— И я по тебе. По всем вам, — отец помолчал и добавил: — Морин, когда-нибудь и ты можешь испытать… думаю, наверняка испытаешь… что это такое, когда твой муж уходит на войну. Некоторые, я слышал, говорят, будто женатым людям на войне не место: у них ведь семьи. Но в этом есть жестокое противоречие. Негоже женатым пятиться и предоставлять холостякам сражаться вместо себя. Нечестно было бы надеяться, что холостяк умрет за моих детей, если я сам не желаю за них умирать. Если все семейные будут отсиживаться дома, то и холостые откажутся сражаться — чего ради они должны прикрывать женатых? И Республика будет обречена — никто не помешает варварам вторгнуться в нее, — отец озабоченно смотрел на меня. — Ты же понимаешь, да? — мне кажется, он искренне хотел тогда знать мое мнение, искал моего сочувствия.
Я вздохнула.
— Да, отец, думаю, что понимаю. Но в такие времена еще острее ощущаешь свою неопытность. Я хочу одного — чтобы война поскорее кончилась, и вы вернулись домой, и Том, и…
— Брайан Смит? Согласен.
— Да, и он. Но сейчас я подумала о Чаке. О Чаке Перкинсе.
— Он тоже идет? Молодец!
— Да, он мне сказал сегодня. Его отец дал согласие и завтра едет с ним в Джоплин, — я смахнула слезу. — Пусть я и не люблю Чака, но у меня к нему особое чувство.
— И неудивительно.
В тот же день я согласилась пойти с Чаком на Марстонский холм, презрев клещей и миссис Гранди. Я сказала, что горжусь им, и приложила все мое умение, чтобы это доказать. (С презервативом — ведь я обещала отцу.) И тут случилось удивительное.
Я пошла с Чаком, только чтобы позаниматься гимнастикой и тем доказать, что я горжусь им и приветствую его готовность сразиться за нас. Но произошло чудо. Фейерверк, да какой! У меня все поплыло перед глазами, веки крепко зажмурились, и я начала издавать громкие звуки.
А полчаса спустя чудо повторилось. Удивительно!
Чак со своим отцом уехал на поезде 8.06 из Батлера, и в тот же день они вернулись — Чак принял присягу
Я не влюбилась в него, нет. У меня перебывало достаточно мужчин, чтобы я научилась отличать здоровый оргазм от любви до гроба. Я просто радовалась тому, что нам так хорошо, и решила прощаться с Чаком, пока можно, почаще и погорячее — будь что будет. Чем мы и занимались всю неделю, пока не распростились окончательно — и навсегда.
Чак больше не вернулся домой. Нет, он не погиб в бою — он так и не выбрался из Чикамауга Парка в Джорджии. Его унесла то ли малярия, то ли желтая лихорадка, а может, и тиф. От этих болезней у нас умерло солдат в пять раз больше, чем погибло в боях. И все же они тоже герои. Разве не так? Они пошли в добровольцы, они собирались воевать… и не схватили бы заразу, если бы сидели дома, не вступая в армию.
Я снова собираюсь встать на ящик из-под мыла. В двадцатом веке я то и дело сталкивалась с людьми, которые или вообще не слышали о войне 1898 года, или не придавали ей никакого значения. «A-а, эта… Это ведь была не настоящая война, так — заварушка. А что с ним приключилось? Подвернул ногу, когда бежал с Сан-Хуанского холма?»
Убила бы их всех! А одному выплеснула-таки сухой мартини.
Это все равно, на какой войне погибнуть, — ведь смерть приходит к каждому только раз.
И потом, летом 1898 года мы не знали, что война скоро кончится. Соединенные Штаты не были сверхдержавой — они вообще не входили в число крупных держав, а Испания тогда еще считалась великой империей. Наши мужчины вполне могли уйти от нас на долгие годы… и не вернуться. О войнах мы судим по кровавой трагедии 1862–1865 годов, а та война началась в точности как эта — с того, что президент призвал ополченцев. По словам старших, никому даже и не снилось, что мятежные штаты — которых было наполовину меньше северных, в которых было наполовину меньше населения и полностью отсутствовала тяжелая промышленность, необходимая для современной войны, — что эти штаты продержатся четыре долгих, тяжких, смертельных года.
Умудренные горьким опытом, мы не тешили себя надеждой, что сумеем легко и быстро победить Испанию. Мы молились только о том, чтобы наши мужчины вернулись домой — хоть когда-нибудь.
И настал день, пятое мая, когда наши мужчины уехали — военным эшелоном, который шел из Канзас-Сити с заходом в Спрингфилд, потом в Сент-Луис, потом на восток, в Джорджию. Мы все поехали в Батлер провожать их — отец с матерью впереди, в двуколке, которой обычно пользовались только по воскресеньям. Том правил Дэйзи и Красавчиком. Подошел-поезд, мы торопливо попрощались — уже кричали: «По ваго-онам!» Отец передал Бездельника Фрэнку, а мне досталась коляска с детворой.
Но поезд отошел не сразу — кроме солдат надо было погрузить еще и багаж. И все время, пока он стоял, на платформе в середине состава духовой оркестр, предоставленный Третьим полком Канзас-Сити, играл военную музыку. «Я видел славу», а следом «Хочу я на родину, в хлопковый край», а потом «Ставь палатки поживей» и «В кепи перышко воткнул и брякнул — макаронина!» Потом заиграли «Когда в темнице я сидел», и тут паровоз дал гудок, поезд тронулся, и музыканты стали прыгать с платформы и садиться в соседний вагон — тому, кто играл на трубе, пришлось помочь.