Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
Но уже через пятнадцать месяцев Иштар объявила, что дело сделано. Не могу описать вам подробно, как проходил процесс омоложения — тогда я в этом еще не разбиралась, ученицей меня приняли намного позже, когда я приобрела квалификацию и медсестры, и врача, соответствующую бундокским нормам. И в учебной клинике, и в клинике омоложения для наркоза используют средство под названием «лета» — с пациентом вытворяют страшные вещи, а он ничего об этом не помнит. Вот и я не помню ничего тяжелого, а помню только блаженные праздные дни, когда читала мемуары Теодора, изданные Джастином, и узнавала манеру Вудро: автор врал напропалую.
Однако чтение было захватывающим. Теодора взаправду мучила совесть из-за того, что он спал со мной. Боже ты мой! Можно забрать парня из Библейского
А кое-что в мемуарах вызвало у меня гордость за моего «непутевого» сына: он во все времена был неспособен бросить жену и ребенка. Поскольку я придерживаюсь мнения, что упадку и разрушению Соединенных Штатов во многом способствовали мужчины, забывшие свой долг по отношению к беременным женщинам и малым детям, я охотно прощаю своему скверному мальчику все его выходки — за то, что в этом грехе он неповинен. Мужчина должен жить — и умереть, если надо, — ради своей подруги и своих детенышей, а иначе он никто. Вудро, эгоистичный во многом другом, эту кислотную пробу выдержал с честью.
Мне радостно было узнать, как сильно Теодор желал меня. Я в свое время сгорала от желания к нему, и когда я прочла, что его желание не уступало моему, это согрело меня. Во времена нашего романа я не была в этом полностью уверена (женщина, одержимая похотью, может быть жуткой дурой), а с годами моя уверенность все уменьшалась. Но вот оно, доказательство: ради меня он с открытыми глазами сунул голову в пасть льву — пошел добровольцем на войну, до которой ему не было дела, и «подставил задницу под пули», по словам его сестер. (Его сестры — мои дочери. Боже правый!)
Кроме мемуаров Лазаруса я читала исторические труды, которые давал мне Джастин, и учила галакту методом погружения. После первых двух недель в Бундоке я попросила, чтобы со мной не говорили по-английски, и взяла у Фины мемуары Теодора на языке оригинала. Вскоре я уже бегло говорила на галакте и начала на ней думать. В основе галакты лежит испанг [174] , вспомогательный язык, на котором в двадцатом веке стали общаться обе Америки ради облегчения торгово-промышленных переговоров. В этом искусственном языке английские и испанские слова управляются испанской грамматикой, несколько упрощенной ради удобства англоязычной стороны.
174
Язык придуман самим Хайнлайном (его названия явно происходит от слов ИСПанский+ АНГлийский) и во второй параллели он служит аналогом искусственного международного языка эсперанто (создан Л. Заменгофом в 1887 г.) или же дальнейшим развитием той же идеи.
Позже Лазарус сказал мне, что испанг считался еще и официальным языком космолетчиков во времена Космического ограничительного акта, когда все космические пилоты служили или в «Спейсвейз лимитед», или в других дочерних компаниях «Гарриман Индастриз». Он сказал, что целые века и тысячелетия спустя в галакте еще долго можно было распознать испанг, хотя словарь значительно обогатился — подобным же образом и в подобных же целях Римская церковь на долгие века приняла и обогатила латынь цезарей. Оба эти языка были необходимы людям, а поэтому жили и развивались.
«Я всегда хотела жить в мире, созданном Максфилдом Парришем — и вот я в нем живу». Этими словами открывается дневник, который я начала вести в период своего омоложения, чтобы осмыслить и смягчить шок, испытанный мной, когда меня заживо изъяли из Безумных Лет Теллус Прим и кинули в почти апол-лоническую стихию Теллус Терциус.
Максфилд Парриш был художник моего времени (18701966), реалистическими средствами изображавший невиданный никем прекрасный мир — увенчанные облаками башни, ослепительных девушек и захватывающие дух горные вершины. Если вам неизвестно, что такое «синие тона Парриша», зайдите в бундокский Музей искусств и
Да, мой скверный мальчик Вудро женился на мне под давлением своих жен и брачных собратьев. Они все решили сами, хотя, видимо, не собирались в полном составе: трое жен Вудро, две его клоновые сестры и Элизабет, до своего превращения в женщину звавшаяся Эндрю Либби, были с ним в рейсе.
В то время (в 4324 году галактической эры) на месте было семь взрослых членов семьи Лонг: Айра Везерел, Галахад, Джастин Фут, Гамадриада, Тамара, Иштар и Миневра. С Галахадом, Джастином, Иштар и Тамарой вы уже знакомы. Айра Везерел состоял в бундокском правительстве (если его можно так назвать); Гамадриада — его дочь, заключила, по всей видимости, договор с дьяволом; Миневра, стройная, длинноволосая брюнетка, два века была компьютером, пока с помощью Иштар и клоно-вой техники не воплотилась в существо из плоти и крови.
Делать мне предложение послали Галахада и Тамару.
Я не собиралась выходить замуж. Однажды я уже венчалась на всю жизнь — «пока смерть не разлучит нас», — но мой союз столько не продержался. Теперь я была счастлива, что живу в Бундоке, меня переполняла радость возвращенной молодости и охватывал почти невыносимый восторг от предвкушения снова оказаться в объятиях Теодора. Но брак? Зачем давать обеты, которые все равно нарушаются?
— Мама Морин, — сказал Галахад, — наших обетов никто не нарушает. Все, что мы обещаем друг другу — это совместно заботиться о наших детях: растить их, шлепать, любить, учить — все, что требуется. А теперь послушай меня. Выходи за нас прямо сейчас, а с Лазарусом договоримся потом. Мы его любим, но хорошо знаем. В опасной ситуации Лазарус стреляет быстрее всех в Галактике. Но поставь перед ним самую простую жизненную задачу, и он будет мямлить без конца, рассматривая ее со всех сторон в надежде отыскать идеальный ответ. Поэтому единственный способ убедить Лазаруса — это поставить его перед фактом. Он будет дома уже через несколько недель — Иштар знает точную дату. Обнаружив, что ты вошла в семью и уже беременна, он заткнется и тоже женится на тебе — если ты захочешь.
— А разве я, выходя за всех вас, не выхожу тем самым и за Лазаруса?
— Не обязательно. И Гамадриада, и Айра входили в нашу семью с самого начала, но только через несколько лет Айра признал, что ничто не препятствует ему стать мужем своей дочери. А Гамадриада только ждала да посмеивалась, зная, что все равно кончится этим. Тогда мы устроили для них особую свадьбу — такой пир закатили, закачаешься! Уверяю тебя, мама Морин, наши устои отличаются большой гибкостью: нерушимо только наше обещание отвечать за будущее всех ребят, которых вы, бабоньки, нам нарожаете. Мы даже не спрашиваем, откуда они взялись — какой прок от ваших туманных объяснений.
Тамара перебила его, сказав, что за этим следит Иштар. (Галахаду только бы острить — Тамара шутить не умеет, но любит всех на свете.) И в тот же день я сочеталась со всей семьей в их прелестном садике-атриуме (в нашем садике!). Я плакала и смеялась, а все остальные держали меня за руки, и Айра шмыгал носом, а Тамара улыбалась сквозь ручьем текущие слезы, потом мы все хором сказали «да!», они поцеловали меня, и я поняла, что они принадлежат мне, а я — им, ныне и присно, аминь.
Забеременела я сразу же, поскольку Иштар подгадала так, чтобы свадьба совпала с моей овуляцией — она-то вместе с Айрой и разработала всю операцию. Когда я после положенных девяти месяцев родила свою девочку, я спросила у Иштар, кто ее отец. Она ответила: «Мама Морин, это дитя всех твоих мужей — тебе не обязательно знать, от кого она. Вот когда у тебя будет чет-веро-пятеро, я скажу тебе, чьи они, если тебе еще будет любопытно». Больше я никогда не спрашивала.