Т. 07 Пасынки Вселенной
Шрифт:
Сделал профу укол, а все оставшиеся в моем распоряжении минуты потратил на то, чтобы снова залезть в «упряжь». Нелегкая работа для однорукого. Жаль, не знал я имени моего заботливого дружка — покрыл бы его покрепче.
Десять «g» при выходе на парковочную орбиту вокруг Терры давят всего 3,26 10 7микросекунд; просто кажется, что дольше, поскольку десять «g» в шестьдесят раз больше того, к чему привык этот жалкий мешок протоплазмы. Фактически тридцать три секунды. Боюсь, моей прародительнице в Салеме пришлось покруче в те полминуты, когда ее вздернули и заставили плясать в воздухе.
Я дал профу сердечный стимулятор, а затем три часа пытался решить вопрос, стоит ли мне самому колоться перед приземлением. И решил, что не стоит. Все, что дали мне уколы при катапультировании, это столетие кошмарных сновидений
Они и в самом деле оказались ужасными. Шесть «g» тоже были не лучше, чем десять. Даже хуже. Да и четыре, честно говоря, не фонтан. Потом нам наподдали еще разок. Потом, совершенно внезапно, несколько секунд свободного падения. После чего последовал удар о воду, который вовсе не был «аккуратненьким» и который мы приняли на ремнях, а не на прокладках, так как нырнули «головой» вниз. А после глубокого нырка (думаю, Майк этого не предусмотрел) мы вылетели из воды и снова тяжело плюхнулись, прежде чем поплыть по волнам. Земле-еды зовут это плаванием, но оно сильно отличается от плавания в свободном падении: на вас давит сила тяжести в одно «g», то есть в шесть раз больше, чем в Луне, да к тому же еще болтает из стороны в сторону. И здорово болтает… Майк уверял, что на Солнце все спокойно и нам не угрожает радиация внутри нашей «железной девы». А вот погода в Индийском океане его, видимо, не очень интересовала; прогноз для приземления барж был вполне приемлемым, и он решил, что все в порядке. Я бы на его месте решил точно так же.
Мне казалось, что в желудке у меня пусто. Но шлем вдруг наполнился такой отвратительной кислой жидкостью, что я и врагу не пожелал бы оказаться на моем месте. Затем нас перевернуло, и эта дрянь хлынула мне в глаза, в волосы и даже в ноздри. Землееды зовут такие штуки «морской болезнью». Всего лишь одна из множества мерзостей, которые у них в порядке вещей.
Не буду углубляться в подробности и описывать, как долго и нудно нас тащили на буксире в порт. Достаточно сказать, что вдобавок к морской болезни у меня почти кончился запас кислорода в баллонах. Каждый из них рассчитан на двенадцать часов — вполне достаточно для пятидесятичасового полета, большую часть которого я провел обездвиженным, но на дополнительные несколько часов буксировки маленько не хватило. Когда баржа наконец остановилась, я прибалдел настолько, что меня уже ничего не волновало, в том числе и проблема выхода из жестянки.
Хотя нет, кое-что волновало… Нас подобрали, покрутили и оставили висеть вниз головой. Позиция малоприятная, особенно при земной силе тяжести, и просто невозможная, если предполагается, что ты должен: а) отстегнуть ремни; б) выбраться из углубления, сделанного по форме скафандра; в) достать кувалду, прикрепленную к переборке с помощью барашковой гайки; г) сбить скобы, закрывающие аварийный люк; д) пробиться через него наружу; е) и в заключение вытащить на себе старика, одетого в тяжелый скафандр.
Я не выполнил даже пункта «а» — отключился, повиснув вниз головой.
К счастью, пункты эти были предусмотрены на крайний случай. Стью Лажуа знал о нашем прибытии, а незадолго до посадки известил об этом земные средства массовой информации. Я очнулся, увидел склонившихся надо мной людей и тут же вырубился. Вторично пришел в себя уже в госпитале, лежа на спине и ощущая тяжесть в груди. Чувствовал себя слабым — не больным, а просто усталым, избитым, голодным и умирающим от жажды. Кровать покрывал прозрачный пластиковый купол, благодаря которому дышалось легко и свободно.
Ко мне с обеих сторон бросились люди: с одной — тонюсенькая медсестра-индуска с огромными глазищами, с другой — Стью Лажуа.
— Привет, дружище! Как самочувствие?
— Э-э-э… нормально. Но пропади оно все пропадом! Разве так путешествуют?!
— А проф говорит, это был единственный способ. Ну и крепкий же старикан!
— Постой-ка! Профговорит? Но проф же умер!
— Ничего подобного. Конечно, вид у него неважный. Мы поместили его на пневматическую постель, наблюдаем круглосуточно, да и проволок от разных приборов в него воткнули столько — не поверишь! Но он жив и в скором времени будет готов приступить к работе. Он на полном серьезе ничего не имеет против вашего
— Ты говоришь, — медленно произнес я, — проф не разрешилтебе послать корабль?
— Вернее, не разрешил председатель Селен. Разве ты не видел наших радиопрограмм?
— Нет. — После драки кулаками не машут. — В последние дни я был дико занят.
— Верю. Мы здесь тоже… даже не помню, когда удалось покемарить в последний раз!
— Ты говоришь совсем как лунарь.
— А я и есть лунарь, Манни, и не вздумай в этом сомневаться. Но сестричка в меня уже мечет молнии. — Стью схватил ее и развернул лицом к дверям. Я решил, что ему еще далеко до лунаря. Впрочем, сестричка никак не выразила своего возмущения. — Пойди-ка, милая, поиграй во что-нибудь, а я отдам тебе твоего пациента обратно через несколько минут, еще тепленьким. — Он закрыл дверь и вернулся к моей постели. — Адам был прав на все сто. Этот путь не только дал нам потрясающую рекламу, он был наиболее безопасным.
— Реклама — да. Но безопасным? Не надо об этом.
— Безопасным, уверяю тебя, старина. Вас не сбили. Хотя в течение двух часов они точно знали, где вы находитесь, — такая большая жирная мишень. Но они никак не могли решить, что делать; не успели выработать политику. Они даже не осмелились нарушить расписание приема барж: все средства информации трубили о вас, статьи у меня были подготовлены заранее. Сейчас они уже не рискнут вас тронуть даже пальцем — вы же герои, причем жутко популярные. А если бы я терял время на поиски и фрахт корабля… ну, в общем, не знаю. Скорее всего вам приказали бы остаться на околоземной орбите; потом взяли бы вас, а возможно, и меня, под арест. Ни один шкипер не рискнет подставить себя под ракеты, сколько быему ни заплатили. Чтобы определить, хорош ли пудинг, его надо съесть, дружок. А теперь давай-ка я проинформирую тебя вкратце, как разворачиваются события. Вы оба — граждане Народного Директората Чад: это самое лучшее, что я смог сделать за такое короткое время. Кроме того, Чад признал Луну. Пришлось купить одного премьер-министра, двух генералов, нескольких племенных вождей и министра финансов — недорого, учитывая такую спешку. Пока что мне не удалось добиться для вас дипломатического иммунитета, но очень рассчитываю сделать это до вашего выхода из больницы. Как видишь, вы даже не арестованы: они не знают, что вменить вам в вину. Правда, снаружи поставили охрану, так сказать, для «безопасности». Но это даже к лучшему, иначе на тебя навалились бы репортеры и всю физиономию микрофонами бы истыркали.
— А в чем нас обвиняют? Я имею в виду, что им известно? Незаконный въезд?
— Никакого незаконного въезда, Манни. Ты вообще не был судим, у тебя наследственное панафриканское гражданство по линии одного из предков, так что никаких проблем. Что касается профессора де ла Паса, то мы раскопали доказательство, что сорок лет назад он натурализовался как гражданин Чада, подождали, пока на документе высохнут чернила, и вручили властям. Они даже не могут обвинить вас в нелегальном въезде в Индию. Они не только сами посадили вас на Землю, но офицер контроля был столь любезен, что за небольшую взятку проштемпелевал ваши девственно чистые паспорта. И вдобавок ко всему, ссылка профа в Луну не имеет юридической силы, так как правительство, сославшее его, давно ушло в отставку. Это признал вполне компетентный суд, и это обошлось мне дороже всего.
Вернулась сестра, шипевшая, как кошка, у которой отнимают котят.
— Лорд Стьюарт… вы должныдать отдых моему пациенту!
— Сию минуту, mа chere! [51]
— Так ты, значит, лорд Стьюарт?
— Правильнее будет «граф». Кроме того, у меня есть еще сомнительные права на имя Макгрегоров. А в общем, «голубая кровь» иногда помогает… Народы не стали счастливее после того, как лишили себя королевской власти.
51
Моя дорогая (фр.).