Т. 11 Угроза с Земли
Шрифт:
Эриксон посмотрел на Харпера — тот утвердительно кивнул и впился взглядом в приборы. Ленц увидел, что Эриксон нажал кнопку посреди приборной доски, потом услышал щелканье многочисленных реле там, по ту сторону щита. На мгновение все стихло.
Пол затрясся у него под ногами в судорожных конвульсиях — ощущение было такое, словно вас с невероятной быстротой лупят палками по пяткам. Давление на уши парализовало слуховой нерв, прежде чем он смог воспринять немыслимый звук. Воздушная волна обрушилась на каждый квадратный дюйм его тела как один сокрушающий удар. И когда Ленц пришел наконец в себя, его била неудержимая дрожь — первый раз в жизни он почувствовал, что стареет.
Харпер сидел на полу. Из носа у него текла кровь. Эриксон уже поднялся — у него была порезана щека. Он прикоснулся к ране и с тупым удивлением уставился на свои окровавленные пальцы.
— Вы ранены? — бессмысленно спросил Ленц. — Что бы это могло?..
— Густав! — заорал Харпер. — Мы нашли, нашли! Изотоп-пять сработал!
Эриксон посмотрел на него с еще большим удивлением.
— Пять? — недоуменно переспросил он. — При чем здесь пять? Это был изотоп-два. Я заложил его сам.
— Ты заложил? Это я заложил образец. И это был изотоп-пять! Понятно?
Все еще оглушенные взрывом, они стояли друг против друга, и, судя по выражению их лиц, каждый считал другого упрямым тупицей.
— Постойте, мальчики, — нерешительно вмешался Ленц. — Может быть, вы оба правы. Густав, вы заложили в камеру изотоп-два?
— Ну конечно! Я был недоволен результатом предыдущего опыта и решил его повторить.
— Джентльмены, значит, во всем виноват я! — радостно признался Ленц. — Я пришел, отвлек вас, и вы оба зарядили камеру. Во всяком случае, я знаю, что Харпер это сделал, потому что сам видел, как он закладывал изотоп-пять. Прошу меня извинить.
Лицо Харпера осветилось, и он в восторге хлопнул толстяка по плечу.
— Не извиняйтесь! — воскликнул он, хохоча. — Можете приходить в нашу лабораторию и вот так отвлекать нас сколько угодно! Ты согласен, Густав? Вот мы и нашли ответ. Доктор Ленц подсказал его.
— Но ведь вы не знаете, какой изотоп взорвался, — заметил психиатр.
— А, пустяки! — отрезал Харпер. — Может быть, взорвались оба, одновременно. Но теперь мы это узнаем. Орешек дал трещину, и теперь мы расколем его!
И он со счастливым видом оглядел разгромленную лабораторию.
Несмотря на все настояния Кинга, Ленц все еще отказывался высказать свое мнение о сложившейся ситуации. Поэтому, когда он вдруг сам явился в кабинет генерал-директора и заявил, что готов представить свой отчет, Кинг был приятно удивлен и испытал истинное облегчение.
— Ну что ж, я очень рад, — сказал он. — Садитесь, доктор. Хотите сигару? Итак, что вы решили?
Но Ленц предпочел сигаре свои неизменные сигареты. Он явно не спешил.
— Прежде всего, насколько важна продукция вашего реактора? — спросил он.
Кинг мгновенно понял, куда он клонит.
— Если вы думаете о том, чтобы остановить реактор на длительное время, то из этого ничего не выйдет.
— Почему? Если полученные мной сведения правильны, вы вырабатываете не более тринадцати процентов всей энергии, потребляемой страной.
— Да, это верно, но мы обеспечиваем выработку еще тринадцати процентов энергии, поставляя наш плутоний атомным электростанциям, и вы, наверное, не учли, что это значит в общем энергетическом балансе. А наша энергия, которую мы вырабатываем прямо или косвенно, предназначена для самых важных отраслей тяжелой индустрии — стальной, химической, станкостроительной, машиностроительной, обрабатывающей. Лишить их тока — все равно что вырезать у человека сердце.
— Но ведь пищевая промышленность от вас, по существу, не зависит! — настаивал Ленц.
— Нет. Сельское хозяйство… Хотя мы поставляем определенный процент энергии обрабатывающим предприятиям. Я вас понимаю и готов признать, что производство, а также транспорт, то есть распределение пищевых продуктов, могут обойтись без нас. Но подумайте, доктор, что будет, если мы лишим страну атомной энергии. Всеобщая паника! Ведь это же краеугольный камень всей нашей индустрии!
— В нашей стране и раньше бывали всеобщие паники, но мы справились даже с нефтяным кризисом, когда нефть начала иссякать.
— Да, справились, потому что на смену нефти пришла солнечная и атомная энергия. Вы не представляете, что это будет, доктор. Это почище войны. В нашей системе все взаимосвязано. Если вы сразу остановите тяжелую промышленность, все остальное полетит кувырком.
— Не важно. Все равно вы должны остановить реактор!
Кинг невольно взглянул на застекленное реле в стене кабинета. Он, как и каждый дежурный инженер, мог бы укротить реактор. Уран в реакторе находился в расплавленном состоянии при температуре выше двух тысяч четырехсот градусов по Цельсию, и, чтобы остановить реактор, достаточно было разлить уран по небольшим контейнерам. Масса урана в каждом таком контейнере была недостаточна для поддержания цепной реакции.
— Нет, я не могу этого сделать, — сказал Кинг, — Вернее могу, но реактор недолго будет стоять. Совет директоров просто пришлет другого человека, который меня заменит.
— Да, вы правы.
Некоторое время Ленц молча обдумывал положение, потом сказал:
— Прошу вас, закажите мне место, я хочу вернуться в Чикаго.
— Вы нас покидаете?
— Да.
Ленц вынул изо рта мундштук, и лицо его, впервые утратив благодушное выражение олимпийского божества, стало серьезным, почти трагичным.
— Если нельзя остановить реактор, мне здесь нечего делать. Иного решения проблемы я не вижу, да его и не может быть! Я должен объяснить вам все до конца, — продолжал он. — Вы имеете здесь дело с локально обусловленными неврозами. Грубо говоря, симптомы их проявляются как нервная неустойчивость, или своего рода истерия. Частичное выпадение памяти у вашего секретаря Штейнке — хороший пример этому. Штейнке можно вылечить шоковой терапией, но это вряд ли будет гуманно, поскольку сейчас он избавлен от постоянного напряжения, которого он не смог бы вынести. Другой ваш юнец, этот Харпер, из-за которого вы послали за мной, — пример неустойчивости из-за повышенного чувства ответственности. Как только его избавили от этой ответственности, он моментально стал вполне нормальным человеком. Но вот его друг Эриксон — за ним нужен глаз да глаз… Но главное — это причина всех подобных неврозов, и мы говорим о том, как их устранить, а не о том, в какой форме они выражаются. Так вот, такого рода неврозы возникают всегда, когда обстоятельства сильнее человека, когда он не в силах вынести постоянной тревоги и страха. В конце то концов он так или иначе сходит с ума. А здесь обстоятельства именно таковы. Вы набираете интеллигентных, чутких молодых людей, втолковываете им, что малейшая их ошибка или даже случайное, неподвластное их контролю изменение в реакторе приведет к гибели бог знает скольких тысяч человек, и после этого хотите, чтобы они не сходили с ума! Это же просто нелогично, немыслимо!