Т. 12 Фрайди
Шрифт:
Смит долго молчал. Потом сказал задумчиво:
— Странно… Я ведь знаю, что приобрел другое тело. Что же может случиться еще?
— Раздвоение личности — так он сказал.
— И ты в это веришь? Ну-ка, смотри мне в глаза!
— Какая разница — верю, не верю… Я некомпетентен, и мое мнение роли не играет. Но помогать обманывать врачей я тебе не стану.
— Так, значит, да? Ладно, Джейк. Тебе известно, должно быть, что в городе есть и другие адвокаты?
— Никого больше нет, Йоханн. Я, можно сказать, единственный из всех…
— Что ты несешь?
— Суд отдал тебя под опеку. Мне.
На некоторое время Смит лишился дара речи.
— Это заговор, — выдавил наконец он. — Ну, Джейк, не ожидал от тебя…
— Йоханн, Йоханн…
— Собираетесь держать меня взаперти все время? Или возьмете выкуп? Сколько? А судья тоже с вами? А Хедрик?
— Слушай, Йоханн, помолчи немного и дай мне сказать… Я сделаю вид, что ничего не слышал, хорошо? Так вот: у меня на руках постановление суда и протокол заседания, судья сам дал их мне, чтобы ты мог прочесть. Слушай внимательно…
— Я и так слушаю. Как я могу не слушать? Я же заключенный…
— Йоханн, постановление об опеке отменят, как только ты сможешь самостоятельно прийти в здание суда и убедить судью Мак-Кэмпбелла — ты его знаешь, он честный человек, — убедить его, что ты в здравом рассудке. Мне стоило немалых трудов стать твоим опекуном, потому что не я начал это дело.
— А кто?
— Йоханна Дарлингтон Сьюард et aliae — я имею в виду твоих остальных внучек.
— Ёб… — Смит зажмурился. — Джейк, я тебе бесконечно признателен. Приношу свои извинения.
— За что? — удивился Сэлэмэн. — Судья еще не признал тебя вменяемым — следовательно…
— Хватит, Джейк, сдаюсь! Ты мне уже напихал полный нос табаку! Ах, стервы! Моя маленькая Йоханна — нужно было утопить тебя при рождении! Ее мать, Эвелин, все сажала ее мне на колени и напоминала мне, что мы тезки. А эта мерзавка писала мне на штаны — в знак дружбы. Значит, Джун, Марла и Элинор с нею… ну-ну.
— Йоханн, они почти достигли своей цели. Я пошел на все, кроме государственной измены, чтобы дело попало судье Мак-Кэмпбеллу. И лишь тот факт, что я был твоим поверенным более пятнадцати лет, решил дело в нашу пользу. Это — и еще одно…
— Что?
— То, что твои внучки тупые. Если бы они сразу начали добиваться опекунства, они бы его получили. Но сначала они решили доказать, что ты мертв.
— Ага. Слушай, Джейк, я — потом — смогу выкинуть их из завещания?
— По-моему, ты можешь сделать еще большую гадость. Ты можешь пережить их.
— Это хорошая мысль. Так я и сделаю. Да, это будет забавно!
— Попытка доказать, что ты мертв, была глупой. Такой им адвокат попался. Эксперт за четыре дня подготовил материалы, и суд за четыре минуты решил дело по прецеденту «Поместье Парсонса против Род-Айленда». Я надеялся, что больше не увижу их; этот их пацан с купленным по дешевке дипломом просочился сквозь паркет… Но тут, понимаешь ли, в дело вмешался Паркинсон… а его адвокат — настоящий.
— Паркинсон? Наш малыш Парки? Слабоумный экс-директор?
— Угу.
— М-м… да. Фон Риттер был прав: не стоит никого унижать. Это чревато. Но он-то каким боком влез в дело?
— Формально — никаким. Просто Паркинсон и адвокат его тещи каждый день приходили в суд и консультировали твоих внучек. Йоханн, я решил пока оставить все как есть и не добиваться пересмотра дела: наши свидетели вряд ли смогут поручиться под присягой, что ты восстановишься полностью и сможешь вести дела. Тем более не могли они поручиться тогда… Согласием на признание тебя временно недееспособным мы выбили почву из-под ног твоих девочек и использовали их растерянность: убедили прокурора предложить опекуном меня. Ну, и все. А став твоим опекуном, я принялся тасовать акции: ссудил Тилу денег и продал ему часть контрольного пакета. Все чисто. Никаких залипух типа «десять долларов и прочие ценности»… Таким образом мы собрали новый контрольный пакет: собственные акции Тила, плюс мои, плюс те, которые я ему продал. Потому что, если суд пересмотрит свое решение, завтра же явится Паркинсон, предъявит поручение от внучек — и вышвырнет меня вообще, а Тила — из президентов. Все висело на волоске…
— Я рад, что ты справился. Ну, Парки…
— Еще ничего не кончилось. Впрочем, тебе пока беспокоиться не о чем…
— Я не собираюсь беспокоиться ни о чем! Я буду думать лишь о птичках, пчелках и кудрявых облачках. А есть буду только заварной крем. И пюре из чернослива — в таких баночках с детской мордой. И еще я страшно рад, что мой старый друг не всадил в меня нож, пока я был без сил, — и я страшно сожалею, что такая мысль могла прийти мне в голову. И все равно, Джейк, я продолжаю настаивать: ты мелкий, жалкий и вонючий трусишка в мокрых штанах, который не может даже стащить где-нибудь и принести мне маленькое грошовое зеркальце… Ладно, подождем, пока ты созреешь. Я ведь все понял: ты не хочешь портить отношения с психиатром на случай, если я все-таки сумею убедить судью, что могу сосчитать до одного и попасть ложкой в рот.
— Рад слышать, Йоханн. Ты явно поправляешься. Становишься все тем же мерзким и капризным старым пердуном, каким я тебя знал раньше…
— Спасибо, Джейк, — хохотнул Смит. — Я тоже рад видеть тебя в добром здравии. Пусть мы не доживем до дня, когда нам захочется быть вежливыми друг с другом!.. Что еще нового есть на свете? Ах, да! Где моя чертова секретарша? Где Юнис? Никто из этой банды гангстеров не знает, как ее найти… и никто не желает помочь, даже Гарсиа, который знает ее в лицо… Джейк, а ты?
— Я?.. — Сэлэмэн казался растерянным. — А ты знаешь ее адрес?
— Где-то на севере… надо узнать у бухгалтера. Да ты же ее отвозил домой, как сейчас помню!
— Отвозил… да, на севере — но эти кроличьи ящики такие одинаковые… Может, охранники запомнили? Стойте-ка… Йоханн, твои охранники сопровождали ее несколько месяцев, пока тебя не положили на стол. Может быть, они знают?
— Джейк, ты спятил? Ко мне же не пускают никого! Я не знаю, может, их даже давно нет нигде…
— Когда я уезжал в Европу, они продолжали работать. Впрочем… как раз перед операцией я разговаривал и с самой Юнис…
— И что?
— Н-ну… она не раскрывала всех своих планов, но я понял, что быть секретарем она больше не намерена… а жаль, потому что она отменный секретарь, и я охотно взял бы ее в свою контору…
— Естественно, старый ты козел. Но ты хоть сказал ей, что она в штате пожизненно?
— Сказал. Но она девушка гордая… Я постараюсь найти ее и вернуть — ну а если не удастся, всегда найдутся хорошие секретарши.