Шрифт:
— А зачем тогда начинали?
— Потому что нефть была сто сорок долларов за баррель. Тогда и не такое откаблучивали. Вернуть кредит на рынке никто всерьёз не планировал. Хозяин рассчитывал на основном бизнесе отбить. Думал, что после такого патриотического дела пустят бюджет пилить. Учебники там, брошюры печатать, а может, и по строительной части что вкусное обломится, потому что главный бизнес у него был именно там.
— А кто ваш хозяин?
— Тогда был Армен Вагитович Макраудов. Девелопер. Ну вот, только начали проект, и тут всё с размаху и шандарахнулось. Начался кризис.
— Какой кризис?
— В том-то и дело, что непонятно. В этот раз даже объяснять ничего не стали. Раньше
— Но ведь у кризиса должна быть причина?
Ариэль пожал плечами.
— Пишут разное, — ответил он, — да кто ж им поверит. Они и до кризиса что-то такое умное писали, что кризисов больше не будет. Я лично думаю, это мировое правительство устроило. Оно деньги печатает, а в кризис цены падают. Вот оно подождёт, пока цены упадут, напечатает себе много денег и всех нас купит.
— А какое отношение это имеет к графу Толстому?
— Самое прямое. У нас ведь даже голуби на процент со скважины жили. Нефть упала, деньги кончились. Народ стал за концы тянуть, кто кому должен. Наш Армен Вагитович, как девелопер, попал особенно неприятно. У него чеченское бабло зависло. Стали вопрос решать на уровне крыши. А крыша теперь у всех одна, только углы разные. Чечены под силовыми чекистами, а Армен Вагитович — под либеральными.
— А в чём между ними разница?
— Да из названия же ясно. Силовые чекисты за то, чтобы всё разруливать по-силовому, а либеральные — по-либеральному. На самом деле, конечно, вопрос сложнее, потому что силовые легко могут разрулить по-либеральному, а либеральные — по-силовому.
— Вы как-то примитивно объясняете, — сказал Т., — словно слесарю.
— Потому что вы такие вопросы задаёте. Короче, съесть могут и те, и эти. Но либеральные кушают в основном простых людей, какие победнее. Типа как киты планктон, ничего личного. А силовые кушают в основном либеральных — замочат одного и потом долго все вместе поедают. Так что в пищевой цепочке силовые как бы выше. С другой стороны, либеральные целый город могут сожрать, и никто не узнает. А когда силовые кем-нибудь обедают, про это все газеты визжат, поэтому в целом условия у них равные. И чёткой границы между ними на самом деле нет. Поняли теперь?
— Не до конца.
— До конца я тоже не понимаю, так что не расстраивайтесь. Короче, силовые чекисты подумали, подумали, и решили Армена Вагитовича сожрать. А либеральные, как ни визжали, ничем ему помочь не смогли. Силовые даже дело уголовное завели — у Армена Вагитовича какие-то офшорные концы болтались. В общем, чтобы вас не утомлять, попал он так, что осталась одна дорога — быстро всё отдать, кому скажут, и в Лондон, к сбережениям. Потому что могли лет на десять разлучить. Вот он и отдал бизнес в счёт долга. Строительство, бензоколонки и нас до кучи.
— И много за вас дали?
— Нас никто не считал. Пустили просто в нагрузку. В общем балансе мы просто не видны. Бензоколонки и строительный бизнес продать ещё можно, хотя по нынешнему времени даже это проблема. А наше издательство — это, фактически, три компьютера и валютный кредит, который на них висит. Кто такое купит? А чеченам надо деньги вернуть, причём быстро, потому что они тоже кругом должны. В общем, спустили они к нам в контору кризисного менеджера.
— Кого?
— Кризисного менеджера. Сулеймана. Такой, понимаешь, джигит с дипломом «мастер оф бизнес администрейшн», которого пять лет учили отжимать бабло из всего, что видит глаз и слышит ухо. Эффективный управленец типа. Посмотрел
— Более-менее, — ответил Т.
— Маркетологи сразу объявили, что эту туфту про кающегося Толстого мы никому не продадим. Что и так все понимали с самого начала. И тут кто-то говорит — господа, а раз у нас такие писатели наняты, зачем нам вообще с этой бодягой про покаяние возиться? Давайте сделаем нормальный триллер с элементами ретродетектива и впарим ботве по самые бакенбарды… Начали мозговой штурм. Сперва хотели переименовать Льва Толстого в поручика Голицына. Но выяснилось, что Лев Толстой уже во всех контрактах прописан. За Голицына агенты новых денег попросили бы. Этот вариант отпал. Зато оказалось, можно без всякой доплаты заменить имя на «граф Т.» — в типовом договоре его в двух местах так написали, чтобы в строчку влезло, и они бы судиться заебались. Дальше что? Сюжет в договоре прописан нечётко, только пара слов про путешествие в Оптину Пустынь, отлучение от церкви и непротивление злу насилием. А возврат аванса прописан конкретно: в случае неодобрения рукописи… Ну вот, объяснили авторам, что главное действующее лицо теперь «граф Т.», и будет оно не писателем, а героем-одиночкой и мастером боевых искусств, возрастом лет около тридцати, потому что старец в качестве главного героя никому не нужен. И станет он, значит, пробираться в эту Оптину Пустынь с приключениями и стрельбой. Ну ещё с эротическими сценами и умными разговорами, с учётом того, что на рынке востребован влюблённый герой байронического плана.
— Что значит — байронического плана?
— Байронический… Ну это типа такой Каин и Манфред. Утомлённый демон с зарплатой от ста тысяч долларов в год.
— А если меньше?
Ариэль усмехнулся.
— Какой же байронизм, если денег нет. Это не байронизм тогда, а позёрство. Деньги, впрочем, ещё не всё. Байронизм… Это, скажем так, то, что делает вас сексуально привлекательным для читательницы, которая отождествляет себя с княгиней Таракановой.
— Её Митенька придумал, эту княгиню?
— А кто же, — ответил Ариэль. — Первый эротический эпизод планировался прямо на корабле. Просто Гриша Овнюк её раньше замочил, чем Митенька успел под вас приспособить. У них даже скандал из-за этого был. Митенька на него как заорёт своим тенорком — ты что, говорит, делаешь, палач? Я три дня жду, пока Арик сюжетную линию продавит, а ты мою мокрощелку сразу гандошишь? А Гриша отвечает — я, говорит, не могу вдохновение тормозить из-за всякой мошкары. Для меня ваш проект вообще мелочь. Не хотите, говорит, так совсем уйду, контракт почитайте внимательно.
— И Аксинью тоже Митенька придумал?
Ариэль кивнул.
— Её уберегли пока.
— Точно говорю, слабоумный этот ваш Митенька.
— Бросьте, граф. Очень способный парень, хоть я его и не люблю. Как никто другой умеет передать ледяное дыхание кризиса. Вот я запомнил из его последней колонки: «башни московского Сити, задранные ввысь так же дерзко и безнадёжно, как цены на пиздятину второй свежести в кафе „Vogue“»… Закрутил, шельмец, а? Или вот так: «гламурные телепроститутки, содержанки мегаворов и гиперубийц, которые даже из благотворительности ухитрились сделать золотое украшение на своём бритом лобке — что они, как не проекция Великой Блудницы на скудный северный край, багровый луч адского заката на разъеденных хлоридом калия снегах Замоскворечья?»