Шрифт:
— Но на этот раз никакой серой пустоты, обещаю. Всё будет наполнено до краёв. Как говорят в Тибете и Голливуде, смерть — это только начало, хе-хе… А сейчас, граф, мне пора. Я в ближайшее время занят — побои, заявление в суд, потом в Хургаду поеду на две недели. Так что вряд ли мы с вами скоро встретимся за коньячком. Не скучайте.
— Что будет дальше? — спросил Т.
— Сначала Гриша сюжетец подтянет, чтоб смысловых лакун не было. А как вернусь, посмотрим. Постараюсь безболезненно.
— Постойте, — сказал Т., — я не об этом.
— Нет, — ответил Ариэль, — так было бы слишком расточительно. Дом пустой потому, что его хозяин, господин Олсуфьев, ждёт сегодня в гости известную вам Аксинью. В такие дни он с вечера отпускает всю прислугу.
— А где тогда сам Олсуфьев?
— Вчера он задержался на службе по случаю дня рождения Государя, — сказал Ариэль. — Но в настоящую минуту он уже вышел из коляски и подходит к подъезду.
От демиурга к этому времени остался только прозрачный контур — словно он был сделан из хрусталя. Т. скорее догадался, чем увидел, что Ариэль улыбается, а потом исчез и этот контур.
Откуда-то издалека долетел тихий смешок, и у Т. мелькнула неприятная мысль, что Ариэль всё это время находился совсем не там, где он его видел. Но думать было уже некогда — внизу хлопнула входная дверь.
XXI
Т. подошёл к коллекции оружия на стене, снял с крючков двустволку и открыл её. Гильзы равнодушно глянули на него холодными латунными глазами. Закрыв ружьё, Т. подошёл к входной двери и встал сбоку — так, чтобы не достала пущенная сквозь филёнку пуля.
«Интересно, — подумал он отстранено, — а могу я умереть по своему желанию? Встать под пулю и разрушить планы Ариэля? И почему я этого до сих пор не сделал? Наверно, потому не сделал, что какая-то моя часть считает Ариэля бредовым видением, кошмаром наяву, вызванным душевной болезнью. И это, наверно, и есть моя здоровая часть — та, благодаря которой я всё ещё жив…»
В коридоре послышались шаги.
«К тому же, — думал Т., — если я сейчас встану под пулю, я не разрушу планы Ариэля. Это как раз вполне с ними согласуется. Может, потому меня и посещают такие мысли? Вот чёрт, опять запутался. Впрочем, не время…»
Шаги в коридоре стихли у самой двери.
Прошло несколько минут. Наконец, Т. надоело это безмолвное противостояние, и он взвёл оба курка. Их щелчки показались напряжённому слуху громкими, как удары бича.
— Граф, — произнёс мужской голос за дверью, — я знаю, что вы здесь. Я видел разбитое стекло и верёвку на крыше. Не стреляйте, прошу вас.
— Да что вы, сударь, — сказал Т., — я и не собирался. Какие только мысли приходят вам в голову…
Дверь открылась, и в комнату вошёл высокий человек в белом кавалергардском мундире, с золотой каской в руке. Это был блондин лет тридцати с небольшим — вернее, подумал Т., полублондин: волосы сохранились только на его висках и затылке,
Т. заметил, что кавалергард держит каску надетой на кулак — будто выставив перед собой золотой таран со стальной птицей и белой восьмиконечной звездой. Т. усмехнулся и навёл ствол ему в лицо.
— Вы обещали не стрелять, — напомнил тот.
— Я и не буду, — сказал Т., — если вы отдадите мне свой пистолет.
— Пистолет?
— Да, — ответил Т. — Пистолет, который вы прячете под каской. Она выступает вперёд дальше, чем если бы вы несли её просто на руке.
Кавалергард виновато улыбнулся, снял каску с руки и отдал Т. маленький браунинг. Взяв оружие, Т. кивнул в сторону стола.
— Садитесь. Только без глупостей, предупреждаю очень серьёзно.
Господин уселся на то место, где незадолго перед этим сидел демиург.
Т. нахмурился — у него мелькнула крайне неприятная мысль, что это на самом деле не Олсуфьев, а всё тот же Ариэль, который выбежал за дверь, переменил грим и наряд и вошёл в комнату в новом качестве.
Т. сел напротив кавалергарда и положил ружьё на колени. Несколько мгновений они молча глядели друг на друга. Потом Олсуфьев нарушил молчание.
— Я знал, рано или поздно вы придёте, — сказал он. — Что ж, граф, у вас есть все основания требовать удовлетворения. И я обещаю дать его в любой форме. Только прошу не впутывать в наши расчёты Аксинью. Это чистое существо не имеет никакого отношения к происходящему между нами.
— Прекрасно, — ответил Т. — Может быть, в таком случае вы объясните, что, собственно, между нами происходит? Я теряюсь в догадках.
Олсуфьев исподлобья глянул на Т., словно игрок, пытающийся понять, какие карты на руках у соперника.
— Что вы знаете?
Т. усмехнулся.
— Я знаю не всё. Но кое-что мне известно. И если я хоть раз замечу ложь, я размозжу вам голову. Поэтому не лгите и не изворачивайтесь. Рассказывайте всё как есть от начала до конца.
— Спрашивайте, — согласился Олсуфьев.
— Что такое Оптина Пустынь?
— Не знаю.
— Вы лжёте, — сказал Т., поднимая ружьё.
— Нет, не лгу. Я действительно не знаю. И сыскное отделение тоже. Ваше путешествие, граф, как раз и является попыткой найти ответ на этот вопрос.
— Не говорите со мной загадками, — сказал Т. — Мне нужны отгадки. Ещё раз спрашиваю, что находится в Оптиной Пустыни?
Олсуфьев улыбнулся.
— Бог.
Т. посмотрел на него с недоумением.
— Бог?
— Это просто самое короткое известное мне слово, указывающее на то, что за пределами всяких слов. Можно притянуть сюда много других терминов, только какой смысл? Вечная жизнь, власть над миром, камень философов — всё это меркнет по сравнению с тем, что находит пришедший в Оптину Пустынь.