Та, что гасит свет (сборник)
Шрифт:
— Стой! — вдруг отстранился Борис Антонович. — Мне же нельзя!
— Миленький! Любимый! — горячо зашептала Наташа, приблизив к нему свое лицо. — Скажи мне, только честно: может так случиться, что тебя не вылечат?
Борис Антонович ответил, как отрезал:
— Может!
— Послушай, а вдруг мы последний раз в жизни занимаемся любовью? Что, если это так?
Пауза длилась лишь секунду — Борис Антонович бросился к ней, отскочила пуговица, полетела на пол одежда…
Любовный пыл утих только с рассветом. Около полудня Наташа стала его будить.
— Отстань, любимая, — ответил он. — Мне
— Ты что, забыл? У нас же сегодня экскурсия!
— Перенеси на завтра. Я что-то не в силах… Если хочешь, пойди, погуляй сама.
— Идет!
Она быстро собралась, чмокнула его в щеку и выпорхнула из номера.
Борис Антонович выпил три таблетки мовалиса и снова заснул.
Проснулся он через несколько часов от Наташиного щебета. Она трясла его за плечо:
— Боря, Боречка, проснись! Я в маленьком магазинчике такой черный брючный костюмчик нашла — отпад! А к нему оранжевый шарфик с черными узорами. Если бы только видел, что за прелесть! Я хочу его, хочу! Дай денежек, а?
— Бери, — устало отмахнулся от нее супруг.
— Ур-ра! — пропела Наталья, выхватила несколько бумажек из его портмоне и испарилась.
Борис Антонович позвонил на ресепшен, попросил чаю — побольше, целый чайник. Он открыл купленную перед поездкой книгу Уэльбека, листал и с мазохизмом примерял образы его героев на себя. «Беда всего страшнее настигает нас, когда нам покажется, что возможность счастья реальна и вполне достижима», — читал он. «Относительно физической любви я не строил никаких иллюзий. Молодость, красота, сила: критерии у физической любви ровно те же, что у нацизма. Разжигать желания до полной нестерпимости, одновременно перекрывая любые пути для их осуществления, — вот единственный принцип, лежащий в основе западного общества. Сначала ее невозможно будет уговорить, потом она застыдится, когда мы вместе выйдем на улицу, станет колебаться, а стоит ли знакомить меня с друзьями, — и, не раздумывая, бросит меня ради мальчишки, своего ровесника», «Подобно всем очень красивым девушкам, она, по сути, годилась только для секса, и глупо было использовать ее как-то иначе, видеть в ней нечто большее, нежели роскошное животное, балованное и испорченное во всех отношениях, избавленное от любых забот, от любого тяжелого или скучного труда, чтобы целиком посвятить себя сексуальному служению». Нет, ну какая жуть…
Вернувшаяся после похода по магазинам Наталья в одной майке, через которую просвечивали соски, села на кровать, скрестила ноги и стала грызть яблоко, листая только что купленный журнал.
Борис Антонович с кровати в этот день так и не встал.
На следующее утро за ними заехала на машине экскурсовод Мирра. Жена внимательно слушала ее рассказы («Хоть что-то ее заинтересовало!» — подумал Борис Антонович). Они осмотрели кучу достопримечательностей, но в памяти Бориса Антоновича отложились только Брандербургские ворота, бывшее здание гестапо, которое ни русские, ни американцы специально не бомбили, надеясь после войны найти в нем ценные архивы, да подъем на смотровую площадку какой-то высотки, откуда открывался чудесный вид на город. Обедать отправились в швейцарский ресторан, расположенный в «Сони-центре». Наталья с удовольствием уплетала баранину с ананасом, который, по идее, должен был после расщепить бараний жир. «Тридцать шесть евро, — грустно думал Борис Антонович. — И как мы будем жить в своем Верх-Исетском районе?»
Вечером пошли в ирландский паб. Он оказался шумным, с огромным количеством народа. Звучала живая музыка, Наталья кинулась танцевать с какими-то мулатами, было весело, он чуть-чуть оттаял.
Утром на следующий день опять собрались на прогулку. Борис Антонович ужаснулся — он не мог найти цепочку с крестиком! Ни на полу, ни под матрацем, ни в ванной — нигде!
— Наташа! — закричал он. — Я крестик потерял!
— Как потерял?
— Ну не могу найти, и все! У тебя своего нет?
— Ты же знаешь, я не ношу… А потом, чужой крест надевать нельзя.
— Тогда едем покупать.
— Куда?
— Должен же быть в Берлине православный храм. Ведь здесь столько русских!
— А почему именно сейчас? Дома купим.
— Да ты что! — рассвирепел Борис Антонович. — У меня завтра операция! А я без креста! С ума сошла?
Наталья только пожала плечами. Дежурная администраторша на их вопрос ответила, что православный храм находится на православном кладбище, написала адрес и вызвала такси.
Подъехав к кладбищу, они увидели закрытые ворота. Борис Антонович прошелся вдоль забора и нашел приоткрытую калитку. Взяв жену за руку, он потащил ее за собой к небольшой церквушке, возвышающейся среди неухоженных могил. Слева от калитки приютился одноэтажный домик. Залаяла собака. На улицу вышел бородатый мужчина в клетчатой рубашке с длинными рукавами и джинсах.
— Здравствуйте! — поздоровался Борис Антонович.
— Здравствуйте! — ответил тот. — Что вам угодно?
— Нам бы батюшку.
— Я батюшка. А что вы хотите?
— Понимаете, — заволновался Борис Антонович, — у меня завтра операция, а я потерял крестик. Нельзя ли у вас купить?
— Не продаю я крестики, — удивился батюшка.
— Да? — расстроился Борис Антонович. — Что же мне делать? Я боюсь на операционный стол без креста…
— Простите… — расстроился священнослужитель. — Мы с матушкой сейчас трапезничаем. Присоединяйтесь к нам, а там что-нибудь придумаем.
— Нет, нет, что вы! — замахал руками Борис Антонович. — Мы лучше пока по кладбищу походим, подождем вас…
— Как хотите. Здесь есть на что посмотреть… — Священник повернулся и скрылся за дверью.
Держась за руки, они осторожно стали пробираться мимо могил. История разных судеб открылась им. Эмигранты, одни эмигранты… Обер-лейтенант… генерал… княгиня… Российский политик Владимир Дмитриевич Набоков, отец знаменитого писателя Владимира Владимировича, маленький покосившийся черный камень — памятник композитору Глинке… Вся история русской эмиграции на небольшом клочке берлинской земли.
Их окликнул батюшка.
— Вот что могу предложить вам, — сказал он и раскрыл ладонь.
Борис Антонович увидел старинный эмалевый образок с маленьким колечком для шнурка и с облегчением вздохнул.
— Сколько я вам должен? — засуетился он.
— Да что вы, право! Ничего не надо! Давайте благословлю, и идите с богом! — Священник осенил его крестом.
Они вышли через калитку на улицу. Наталья разжала ладонь мужа:
— Дева Мария?
— Вообще-то Богоматерь. Ну да ладно…