Та, что меня спасла
Шрифт:
– Да плевать, – распрямляю я плечи. – Я пока ещё его жена. И никакие белобрысые мымры его на себе не женят. Вначале им нужно будет заставить его развестись или убить меня.
Я произнесла последние слова и испугалась. В свете последних событий не удивительно, если меня придут убивать. Пусть не эти – другие, но какая разница? Гинц рискует стать свободным вдовцом. Тем более, что, оказывается, он и здесь успел наследить: Снежаночка не просто вынырнула. Их, как говорится, что-то связывало в прошлом. Не удивлюсь, что и она ходила в его любовницах. Она старше меня, но всё же молода.
Меня трясло. По-настоящему. Так, что дрожало тело и руки. И зубы чокались друг с другом, как бокалы на пьянке.
Аль обхватил меня руками и прижал к себе. Я сопротивлялась. Брыкалась и дралась, как сумасшедшая кошка. Но куда там. Не гора мышц, но всё же крепкий и увёртливый мужчина. И выше, и старше, и опытнее. Но плечо я ему поцарапала – каюсь.
– Ну всё, всё, – гладит он меня по голове, как маленькую, а я продолжаю дрожать. Колотун никуда не собирается уходить из тела и души. – Прежде чем выдумывать или психовать, нужно сесть и подумать. Успокоиться. Ничего глобального не произошло. Подумаешь – сплетни и домыслы – чушь полная. Мы ещё пострадавшую сторону не выслушали.
– Он не звонит, Аль, – устала. Жутко устала. А он такой живой и тёплый. Добрый и терпеливый. Навязалась на его голову. Истерики катаю. Он не обязан мне сопли подтирать. Нужно как-то возвращаться к жизни. Без него. Без поддержки. Разобраться со своей жизнью и идти дальше. С Эдгаром или без.
– Ну и что? Мало ли, что там. Ты бы сама позвонила.
– Вот ещё, – это даже не возмущение. Так, писк загнанной в угол мыши. Ни норы нет, чтобы нырнуть и спрятаться, ни выхода. Есть только мышеловка и кот. И кто-то обязательно меня прихлопнет.
– Гордая. А ещё – глупая. Легче всего – придумать и обидеться. Если всем этим сплетням да заказным репортажам верить – давно пора некоторым персонажам рога, хвост и копыта нарастить. Так оно справедливее будет. Обо мне что только ни говорили, на ком только ни женили. А я – видишь – по-прежнему холостяк и не совсем скотина. Хотя некоторые могут с этим поспорить.
– Телефон, – я смотрю на Аля с таким ужасом, что он невольно вздрагивает. – Я забыла.
Сбивчиво рассказываю о том, кто дышал в трубку и молчал.
– А вот это уже серьёзно, Тайна, – Аль подбирается и отстраняет меня от себя. – Об этом нужно было рассказать сразу.
– Я хотела, – вот сейчас я чуть не плачу. – А потом как-то забылось. Я отключила его сразу же.
– По отключённому телефону тоже людей находят, – тянет он задумчиво, и по глазам его я вижу, что Аль пытается сообразить, что нужно сделать. – Но ты не бойся. Есть я. Есть Гинцевы бугаи. Пока ты здесь, ничего не случится.
Я и не боюсь – выпотрошена наглухо историей «Эдгар плюс Снежана». На меня какое-то отупение снисходит. Безразличие полное.
– Эдгару своему ты, я так полагаю, тоже ничего не рассказывала?
Отрицательно мотаю головой.
– Не хотела его тревожить. Он и так… ему и без этого хватает забот.
– Вот это в вас и плохо, – бьёт Аль кулаком в стену, и от этого короткого жеста становится жутко. – Вы постоянно не стыкуетесь. Без конца пытаетесь весь груз нести самостоятельно. В то время как
Я не успеваю ничего сделать. Шага ступить не успеваю. В дверь звонят. Какой-то очень нехарактерный звонок – короткое, длинное тире и крохотная точка. Будто шифр или код. Некий опознавательный знак.
Аль не меняется в лице, но застывает. Мышцы под короткими рукавами футболки напрягаются.
– Прячься. Быстро, – командует он, указывая рукой на мансарду. – И чтобы ни случилось – не спускайся.
Я пугаюсь до колик в животе. До клекота сердца в горле. Что значит – «что бы ни случилось?»…Но ослушаться его не смею – карабкаюсь наверх. Мне остаётся только ждать. Потому что если он откроет дверь монстру, и этот монстр сожрёт Аля, я всё равно ничего не смогу сделать, когда мой ужас придёт за мной сюда, под самую крышу. Сюда, где нет выхода. Разве что из окна сигануть вниз.
32. Тая
Инстинктивно я крадусь к двойному зеркалу. Почему-то уверена, что Аль заведёт посетителя в студию, а я смогу видеть его и слышать разговор. Я дышу через раз – так напряжена и напугана. Липкий страх, привязчивый, как назойливая муха. Мне его не отогнать. Одна надежда – телефон в кармане. Вдруг чего. Я достаю его и кручу в руках. Плевать. Позвоню Эдгару сама. Но через секунду подобные мысли из головы выбивает напрочь.
– Лада, – Аль ведёт себя странно. Он спокоен и в то же время похож на пружину. Ружье, что готово выстрелить, потому что предохранитель снят, а палец – на спусковом крючке.
Он жестом приглашает гостя войти. Гостью – если уж быть точной. Высокая, стремительная, подвижная. В ней нет ни настороженности, ни сдержанности. Очень живые эмоции.
Красивая и породистая. Тёмные волосы зализаны и стянуты за затылке узлом. Но эта причёска её не портит, наоборот: подчёркивает красивый лоб, хорошую кожу, мягкие скулы, маленький подбородок. Одета демократично – неброско и на вид не слишком дорого, но я уже научилась немного разбираться в одежде и моде. Этот брючный костюмчик бледно-зелёного цвета может стоить целое состояние. Слишком хорошо сидит. Отличный крой, приятные линии. Но и фигура у неё тоже замечательная – тонкая, гибкая, с приятными округлостями в нужных местах.
– Твоя знаменитая студия. Только на фотографиях её видела. А теперь вживую. Здорово. Много света, воздуха, пространства. И пахнет замечательно – красками, женским парфюмом и… творчеством, наверное.
– Я думал, у меня слуховые галлюцинации. Ушам не поверил, когда услышал наш код.
– Помнишь? Не забыл? – живо оборачивается девушка. Ей лет двадцать пять. Может, чуть больше или чуть меньше – отсюда не понять.
– Такое не забывается, Лада. Я любил тебя, ты же знаешь.
– Здравствуй, Альберт, – мягко кладёт она руку на предплечье Аля и разглядывает его, словно любуется на картину, которую рисует.