Та, что надо мной
Шрифт:
После пары странных смертей в столице шептались о том, что вторая натура Сулвы - гадюка. Я не принимал участия в подобных разговорах - возможно, потому, что знал об этом безусловно. Никогда не питал предубеждения против змей вообще, но какое-то время назад домоправитель Вул завёл по моей просьбе несколько кемских котов, известных как непревзойдённые охотники. Два первых помёта он уже успел раздать просителям, сейчас подрастал третий.
Дойдя до дома, я свернул от ворот к жилищу Вула. У его жены на леднике была припасена свежая рыба, так что я нарезал её на кусочки и созвал всё кошачье семейство на пир, пытаясь понять, кто из уже немалых отпрысков будет побойчее. К Сейно я возвращался с закрытой корзиной,
Пристроив кемское отродье, я вышел прогуляться по окрестным улицам, петляя туда-сюда и снова возвращаясь. Сто шагов от ворот Сейно - ничего подходящего. Двести шагов - снова ничего. Ещё дальше возвышалась заброшенная пожарная каланча, взамен которой недавно была построена новая. Я не стал подходить к ней слишком близко, опасаясь чьих-нибудь внимательных глаз, а вместо этого прикинул на листке папира, просматриваются ли с её верхушки ворота Тэка. Они должны были быть видны, но находились на самом излёте для прицельной стрельбы - и на немалом расстоянии даже для летающего ульфа.
Обедали у Сейно поздно, и я успел лишь немного отдохнуть в его доме после еды, как наступили сумерки. Пожалуй, следовало дождаться полной темноты, но я и так пропустил четыре дня, за которые уже мог бы понять, в городе ли девушка.
Одна улица, вторая, площадь, переулок, ещё одна улица...Есть! Где-то неподалёку дом Кори. И совсем рядом дом Альда. Определить нужное место точнее я всё равно не смогу, а вот к Альда ещё не поздно зайти и рассказать ему, как идут поиски.
Слуга почти сразу же приходит на звонок, и быстро проводит меня в дом, но вот хозяин сегодня хотя по-прежнему любезен, но сух, как земля во время второй летней луны. Даже линии крови ульфа в его присутствии, кажется, выцветают - возможно, потому, что похожи на его собственные - очень похожи, хотя всё-таки явно принадлежат разным родам. Выслушав мой рассказ, Альда кривит губы и с сожалением замечает, что тоже не слишком продвинулся в изучении вопроса. Короче говоря, мне лучше было бы зайти дней через пять... или через десять. Только рассказ о сегодняшнем убийстве вызывает у него слабое оживление:
– Вы уверены, что это тот же почерк?
– спрашивает он недоверчиво.
– Не вполне, - честно отвечаю я. И чувствую, что напрасно трачу время занятого человека и должен немедленно удалиться. Только на улице я вспоминаю с полдюжины вопросов, которые собирался задать, но так и не задал Альда.
Распростившись с ним, я решаю, что уже достаточно стемнело, чтобы незаметно забраться на каланчу. Хорошо было бы посмотреть, не осталось ли наверху каких-то следов. Чердак завален разным хламом - мешки с отсыревшим песком, доски, проржавевшие вёдра. Выглядят они так, словно многие годы никто не трогал их с места, дав беспрепятственно покрыться толстой шубой пыли. Возле ничем не закрытого оконца тоже набросаны грязные доски, но вот на полу под ними пыль кое-где стёрлась, словно у окна кто-то лежал. Тот, кто уже побывал здесь в засаде, похоже, очень осторожен, поскольку постарался спрятать свидетельства своего присутствия.
Значит, я должен как можно скорее найти здесь место, где укроюсь - и при этом оставить почти всё так, как было. К счастью, внушительная куча грязных и рваных мешков как раз подходит для того, чтобы туда забраться. Надеюсь, что я сумею ни разу не чихнуть за всю эту ночь. Надеюсь, что моя госпожа в нужный момент уйдёт за тучи, чтобы скрыть оставшиеся следы. Я надолго затаиваюсь и каждый раз, когда мышцы окончательно затекают и начинают ныть, стараюсь напрягать их и расслаблять, почти не шевелясь.
Наконец, я чувствую шаги - именно чувствую по дрожанию пола и неожиданно понимаю, что кто-то - и этот кто-то не ульф - уже совсем близко. Все пролёты лестницы незнакомец ухитрился преодолеть бесшумно, и сейчас идёт прямо к оконцу. Судя по доносящимся до меня слабым теням звуков, он убрал доски и расположился на полу уже в совершенной тишине. Осматривать весь чердак он, на моё счастье, не стал - думаю, что не захотел выдавать себя следами на пыльном полу и шумом.
Мой гость совсем не прост, и пока он лежит, как и я, в ожидании рассвета, он, скорее всего, слишком собран и напряжён, чтобы пропустить моё нападение. Всё, что я пока могу себе позволить - осторожно, по чуть-чуть сдвинуться так, чтобы мне было его видно. Сейно обещал мне, что покинет дом ещё в утренние сумерки, и я упорно жду, пока небо начнёт немного светлеть. Не заснуть оказывается ещё труднее, чем не чихнуть.
В вязкой полутьме я вижу, как находящийся в засаде всё так же беззвучно садится по-йортунски у окна, поднимает лук и тянется за лежащей рядом стрелой. От меня до него всего три шага, но первые два должны быть совсем бесшумными, а последний - очень быстрым. Сейчас, когда он уже начал целиться...
Я прихожу в себя, когда мои пальцы уже нащупывают на его шее две нужных точки. Всего лишь сильно на них нажать, не ломая хребет, не вырывая кадык - живым он будет гораздо полезнее. Наклоняясь над обмякшим стрелком, чтобы связать ему руки и ноги, я окончательно убеждаюсь, что он не павиец ни по крови, ни по повадкам. У него дальнобойный и мощный йортунский лук с роговой накладкой, и на большом пальце специальное кольцо для стрельбы из такого. Великое единение! Мне самому не верится, что я провёл целую ночь рядом с йортуном, ничем себя не выдав, и даже смог застать его врасплох. Живущие охотой - отличные следопыты и непревзойдённые лучники. И как мне всё-таки повезло, что весь чердак провонял гнилью и плесенью - этот народ не только обладает чутким слухом, но и чувствителен к чужим запахам.
Когда я возвращаюсь с сыскарями, с чердака тянет ещё более тяжёлым духом. Стрелок лежит уже не на животе, как я его оставил, а навзничь, сильно потемневшее лицо обращено вверх, голова запрокинута. Видимо, я исчерпал на сегодня свой запас везения. Йортун ухитрился проглотить собственный язык и задохнуться, сердце уже не бьётся. Я гляжу, как медленно тускнеют чёрные райки его глаз и начинают сереть белки по их краю. Даже отъявленные негодяи из этого народа обычно сохраняют верность своему слову. Теперь он уже не сможет ничего сказать о своём нанимателе.
Тем не менее, картина совершённых преступлений для меня проясняется. Слухи об ульфе специально раздували, чтобы воспользоваться ими для покушения. Полвера убили из лука, быстро и не поднимая шума. Но кто-то, находившийся рядом с домом Сейно, вытащил стрелу и оставил рваные раны на его груди, сердце в которой уже не билось - вот почему почти не было крови. Это было сделано для того, чтобы архимаршал не опасался нового покушения, уже на него самого.
Но это значит, что сам ульф, хотя он уже шесть ночей скрывается где-то в городе, всё это время удерживался от нападений. Или кто-то удерживал его. Тот ли это, кто нанял убийцу? Я не уверен. Прятал ли этот человек его и раньше? Тоже не отдам голову на отсечение.
Я пошёл к себе домой отсыпаться и лишь вечером навестил Тэка. От калитки, когда мне её открыли, прянули в сухую траву две гибкие рыжеватые тени, и я облегчённо вздохнул.
Сейно при встрече сказал мне всего одну фразу, но в ней слышался клёкот хищной птицы: 'Я всегда знал, что вы способны на удивительные вещи, друг мой'. Потом мы втроём сидели за накрытым столом и болтали о разных пустяках, и лишь под конец он обронил:
– Через три дня будет приём у короля. Вы пойдёте?