Та, которой не должно быть…
Шрифт:
– Глупо, – резюмировал Заваров. – Алла, ты такая мнительная?
Удалив из кухни Федьку с Майкой, он пытался первый конфликт с женой решить в свою пользу и бесился, потому что она упрямо просила отменить поездку. Собственно, в конфликтном состоянии находился он, Алла, сидя за столом и болтая ложечкой в чашке с чаем, была тиха, тем не менее тверда, как наковальня. Заваров не из тех, кто на поклон ходит, но, лишившись сразу дочери и жены, ощутил пустоту. Он проектировал будущее с размахом архитектора, больного гигантоманией, а потому что любит, когда всего много: денег – много, прислуги – много, пространства – много. И нематериальных ценностей должно быть много – преданности,
– Ты не знаешь, Гена, – произнесла Алла тихо, чтобы даже тоном не злить новоявленного мужа, он и так превзошел себя, став воплощением добра и сердечности. – Пропал Рома, друг твоей Майки и моего Федьки.
– Как пропал? – стух Заваров.
– Отец Ромы звонил сыну… Мне страшно. Если ты считаешь это мнительностью, то, наверное, я – да, мнительная.
– Ладно, давай заберем с собой Майку и Федьку на острова, – сдался он, правда, жена об этом не просила, но Заваров догадался. – Я сейчас позвоню…
– У Федьки нет загранпаспорта.
– Нет? Как это – нет? Почему – нет?
– Он не ездил за границу. Я только собиралась заказать…
– Безобра… – развел он руками. – Что же мы теперь должны остаться в этом сером городе?
– Видимо, да.
Что сказал бы Заваров на категоричный отказ, неизвестно, он умеет давить, заставлять, угрожать и подчинять. Но на кухню ворвался Федька, за ним прибежала Майка, сын с трудом, волнуясь и путаясь, выговорил совершенно чудовищную новость:
– Ма… Ромка… Звонил отец, сказал, нашли… Рома нашли… Ма, его, как Гарика… в мусорном баке…
– Гарика убил какой-то тип в разрушенном доме во время игры, – занялась подсчетами Алла, на глазах бледнея. – Некий тип пробрался в твой дом, Гена, и напугал Майку… Теперь Рома? То есть все ребята из вашей компании?
– Ну да… – пожимал плечами Федька, не понимая ничего. К сожалению, он в отца, массу мозга ему заменяют бицепсы. – Может, тип этот еще кого пришил в городе, а мы не знаем?
Все-таки есть оно: предчувствие. Впрочем, Алла мать, этим все сказано. За тысячу километров она чувствовала, когда Федька болел, мало того, это необъяснимо, но она знала, чем болел. Однажды в Турции приснилось: бегает сын по полю голеньким, смеется, а с неба снег падает на Федьку, и куда снежинка упала, там пятнышко остается. Алла проснулась и перебирала в уме: «Краснуха, корь, ветрянка… Ветрянка!» И точно, у сына была ветрянка. А сейчас? Она ощутила враждебность, будто зловещие тени хороводы водят вокруг нее с Федькой и подбираются ближе, ближе… А стоит прилечь, вместо снов чернота снится, в той черноте бездонной Алла будто бы летит или падает… Нет, она просто мать, только поэтому осознала: смертельная угроза близко.
Нина не вернулась ни на следующее утро, ни через день. Пока Эдгар искал ее, она без него побывала в загородном доме – ключ он кладет в тайник, который показала хозяйка, Нина место знает и ключ вернула. Ее черное кружевное платье валялось на кресле, а кое-какая одежда Эдгара исчезла. Для кого, спрашивается, она забрала? И ни записки, ни намека, куда ушла.
Ревность… Это не простое слово, оно имеет силу тысячи богатырей и способно раздавить, сломать. Оно как соляная кислота и яд, так как реально разъедает и отравляет душу, не оставляя там и уголка для света. Эдгар постепенно
– Привет, – сказала, улыбаясь, не Нина.
– Ты? – опешил он.
И разочаровался. И растерялся. Эдгар не готов был увидеть здесь не то что Ларису, а и ближайших друзей, он о них позабыл в этой кутерьме со второй Ниной. Однако долг вежливости требовал предоставить гостье стул, предложить чаю-кофе с конфетами, только затем он поинтересовался:
– Чем обязан?
– В связи с новыми обстоятельствами наш шеф достал с полки дачное дело и хочет переговорить с тобой.
– Я же давал показания.
– Шеф предпочитает теперь опросить лично. Жанна сегодня утром была у него, теперь тебе предстоит…
Лариса пригубила чашку с чаем, медленно облизнула нижнюю губу, оставив рот приоткрытым. Эдгар ждал, что она еще скажет, а гостья, похоже, задумалась или замерла в нерешительности. К сожалению, глаза Ларисы были опущены, по ним он бы разгадал ее цели и задачи, а пока довольствовался догадками и задал следующий вопрос:
– А что за обстоятельства?
Она вскинула на него глаза… и Эдгар понял, зачем Лариса приехала к нему в эдакую даль. Банальная очевидность, закамуфлированная чувством долга и фальшивой заботой, наполнила его скукой, ведь нет тайны – нет и раздражителя, увлекающего к границам, которые непременно жаждешь переступить.
– Два трупа имеют те же ранения, что и Нина. Ты единственный человек, оставшийся в живых, а Петрич – это мой начальник – надеется, что время твою память восстановило.
– Но я помню только то, что помнил тогда.
– Вот и скажешь об этом завтра ему лично. Да, чуть не забыла… У тебя должна быть тетрадь детектива, которого ты нанял…
– Ого! Круто работают ваши службы.
– Ты сам говорил мне, что нанял детектива. А Жанна рассказала Петричу, что ты забрал тетрадь из дома Ганина. Не спрашивай, откуда она знает, я не отвечу. Ну, спасибо за чай, я пошла…
Идя за ней, Эдгар подумал, что надо бы ее отвезти, так как до остановки, где проезжают маршрутки и такси, топать далеко. Потом придется ждать долго, а время к вечеру.
– Лариса…
– М?
Она с готовностью обернулась, странно, что не начала раздеваться, ибо на ее лице было написано: хочу тебя. На ум Эдгару пришла сальная народная мудрость: «Сучка не захочет – кобель не вскочит», но, как и все народные высказывания, точно отображала сущность Ларисы. Он не вспомнил Виталия, которому станет больно, если узнает об измене (а она уже изменила ему мысленно). Эдгар понадеялся, что Лариса, может быть, перебьет спонтанно воскресшее влечение к новой Нине – ему очень нужно отделаться от нее. Поэтому он дерзко притянул Ларису к себе, обнял и потянулся губами к ее губам, не таким сочным, как у Нины, но весьма порочным. А порок, как известно, привлекает, ибо разрешает многое из того, что под запретом у людей нравственно крепких. Лариса, хитрая бестия, отклонилась назад:
– Ты что! А Виталий?.. Нехорошо…
Его рука уже находилась под юбкой и гладила бедро между чулком и трусиками. Эдгар поднял на Ларису опьяневшие глаза и довольно жестко сказал:
– Ты же за этим приехала ко мне.
Он бросил ее на стену, дернул в разные стороны рубашку, к счастью, та была на кнопках. Лариса не надела бюстгальтера, посему руки Эдгара получили свободный доступ к ее груди. Она задрожала, словно через нее пропустили электрический ток, хватала ртом воздух, а может, ловила губы Эдгара. Он грубо потащил ее на диван и упал вместе с ней.