Та сторона, где ветер
Шрифт:
Мама продолжала любоваться:
– Очень хорошо. Подрублю рукава, подол, пришью пуговицы, и все будет в порядке. Ну, тебе нравится?
Илька скосил глаза на темно-голубое сукно. Конечно, следовало сказать, что нравится. Но прямота характера не позволила.
– Мне в такой и ходить?
– Конечно, – сдержанно сказала мама. – А что?
– Камзол какой-то…
– Что-о?
– Длинная какая! Будто платье. Смотри, даже штанов не видать почти.
– И очень хорошо! – с радостью отозвалась мама. – По крайней мере никто не увидит, во
– Это краска и капелька смолы, – осторожно объяснил Илька. – Мы же лодку конопатили. Это, мама, все отчистится ацетоном или отстирается. – Он хотел увести маму от опасного разговора, но она уводиться не хотела.
– Много ты чистишь и стираешь! Неужели нельзя надеть что-нибудь старое, когда возишься с этой вашей лодкой?
– У старых штанов ремня нет! Куда инструменты совать?
Мама печально вздохнула.
– Крепкой руки на тебя нет, вот что. Снять бы с тебя этот ремень, а потом эти штаны, которые в смоле… Ну-ка, снимай.
– Что? – испугался Илька.
– Куртку. Раз она тебе так не нравится.
– Она нравится, – тихо сказал Илька. – Только обрежь немножко, пожалуйста. Вот настолечко. – Он растопырил пальцы.
– Пожалуйста. В конце концов, тебе носить.
Пока мама решительно орудовала ножницами, Илька заталкивал за ремень молоток и стамеску, а карманы загружал гвоздями.
На стол легла широкая полоса синего сукна. Илька устремил на нее прицеливающийся взгляд.
Нерешительно потанцевал.
– Мам… Эта тряпочка ведь, наверно, не нужна?
– А можно узнать, зачем эта тряпочка тебе?
– Для пробоины. Понимаешь, в лодке есть дырка…
– Дырка?! – мамины глаза стали круглые и синие, как пуговицы для новой курточки. – И на этой лодке вы хотите плавать?
– Ну, мама! Мы не будем плавать, пока дырка. Мы ее заделаем.
– Этим лоскутком?
– Деревом. А лоскуток для прокладки. Нам Генкин папа говорил, что раньше на плотинах из сукна прокладки делали. Знаешь, как крепко получалось! Вода ни капельки не просачивалась. Мы тоже просмолим и прибьем…
– У меня такое впечатление, что вы строите не лодку, а мой собственный гроб, – сказа мама. – Я сойду в могилу. Как вспомню, у меня волосы седеют. Неужели вам хочется утонуть?
– С нами Иван Сергеевич будет.
– Да, но когда-нибудь вы поплывете и одни.
– Когда научимся…
– Ой-ой-ой, – сказала мама. – Хоть бы она дольше не ремонтировалась, эта ваша посудина… Бери сукно и убирайся, мне к докладу на собрании готовиться пора.
Илька повязывал на шее косынку.
– Почему ты не наденешь рубашку? Неужели нравится ходить таким голопузым чучелом? Пират какой-то.
– Рубашку я ведь тоже могу перемазать. И мне влетит от тебя. А пузо я отмою.
– Прекрасно, – сказала мама. – Не вздумай опоздать к обеду. Худо будет.
– Ладно… Я возьму соленый огурчик?
– Ты голодный?
– Нет. Владик говорил, что соленые огурцы
– В самом деле? – удивилась мама. – Тогда принеси и мне.
Илька ускакал за огурцами, и Тамара Васильевна слышала, как он распевает в кухне песню, которую она никогда не пела ему у колыбели:
Мы днища смолили, костры разведя,В огне обжигали мы кили,На мачту вздымали простреленный флагИ снова в поход уходили…Лодка лежала в Генкином дворе под навесом.
Ребята сидели на лодке.
Владик и Шурик смотрели на Ильку с обыкновенным нетерпением, а Генка – мрачно и пристально.
– Мама не пускала, – поспешно сказал Илька. – Зато я вот что принес. Для заплаты.
Илькину идею одобрили, и Генка не стал ворчать и ругаться. Он встал, с треском отодрав от лодки прилипшие к смоле штаны.
– Давайте за работу…
Они работали уже четвертый день. Очистили, отскребли лодку, проконопатили щели. Осталось заделать небольшую дыру в борту, а потом браться за покраску.
Банки с белилами, черной краской и суриком стояли здесь же.
За ними вчера пришлось идти на завод, потому что Иван Сергеевич брать на себя это дело не захотел:
– Значит, я должен краску под полой через проходную тащить? Чему вы меня учите? Нет уж, дудки. Идите к директору и просите сами. В порядке дружеской помощи.
Правда, к директору он пошел вместе с ребятами.
В кабинете вся компания от робости застряла у порога, а Иван Сергеевич прошел к столу.
– Вот, Владимир Леонидович, привел весь пиратский экипаж.
Директор поднял от бумаг лицо, и Генка заморгал. От неожиданности он, кажется, даже снова сказал «здравствуйте».
– Здравствуйте, – вежливо откликнулся Владимир Леонидович. – Неожиданная встреча. Ну, как тот вредный автомат? По-прежнему глотает монеты?
– Я больше не звонил, – сказал Генка.
– Мы вместе однажды телефонную аппаратуру осваивали, – объяснил директор Ивану Сергеевичу. – Ну, так… Значит, надо вам свой фрегат ремонтировать?
Он сказал, что краску, так и быть, даст. В порядке шефской помощи юным кораблестроителям и в память о знакомстве. Только если новый танкер «Иртыш» уйдет со стапелей с непокрашенной кормой, отвечать будет эта пиратская команда. Потом он позвонил на склад и в проходную.
У проходной они встретили маленького лысого прораба Павла Романовича, бывшего хозяина лодки. Павел Романович был чудесным человеком. Когда он отдавал лодку, то отказался от всяких денег. Только намекнул, что не прочь ради такого дела распить с Иваном Сергеевичем четвертиночку. Владик со смехом рассказывал, что они распили не одну, а две четвертиночки и потом долго вспоминали детские годы и удивительные случаи в истории кораблестроения.
– Довезли свой крейсер? – поинтересовался Павел Романович. – Не растрясли по досочкам?