Та сторона, где ветер
Шрифт:
Илька теперь любил эту лодку, как живую.
Он думал о ней все время. Думал о том, как ветер приподнимет и натянет парус, как желтая вода забормочет у черных бортов, как острый лодочный нос, качнувшись, приподнимется на пологой волне.
Карту со зверями он изрисовал силуэтами лодок и пароходов.
По ночам ему снились реки с заросшими берегами. Мачта цеплялась за сплетение веток, разгоняя оранжевых попугаев. Высокие пароходы осторожно выползали из-за мохнатых от зелени мысов и обрадованно трубили, выбравшись на широкую
На мелководье, как громадные цветы, стояли на розовых ногах фламинго…
Глава восьмая
Смола и краска въелись в Генкины ладони. Руки пахли лодкой. У лодки был запах праздника, солнца и путешествий.
Генка приходил вечером в дом, падал в постель и засыпал, засунув ладони под щеку. Летучие сны, которых он не помнил, тоже пахли краской, смолой и мокрым песком отмелей. На этих отмелях Генка, Илька и Владик купались после работы.
Просыпался Генка словно от веселого дружеского толчка: вставай, вспомни, сколько всего впереди!
Впереди ждала радость нового дня. Вернее, много радостей. И самой главной была не лодка, не ожидание первого плавания и не свобода летних дней. Главной Генкиной радостью был Владик.
Не сразу Генка понял, что радость редко бывает без тревог. Тревога впервые кольнула его, когда Владик вдруг отложил стамеску, сел на чурбак, отвернул лицо и не ответил на какой-то вопрос. Генка не умел расспрашивать. Он молча драил наждачной бумагой оструганную мачту, а мысли его были о другом: неужели он сам, не заметив, чем-то обидел Владьку?
Он понял вдруг, что без Владьки жить спокойно не сможет. И ни при чем тут прошлый год и летучие «конверты», которые запускали вместе, и тот проклятый провод на крыше. Если бы Генка встретил Владика сейчас, было бы то же самое.
Так, по крайней мере, казалось.
Владик был нужен Генке. А нужен ли он, Генка, Владику так же сильно?
Впрочем, тревога была недолгой.
Владик обернулся, и на лице его Генка не увидел никакой обиды.
– К тете Наде ходил вчера, – сказал Владик устало, будто тетя Надя жила километров за сорок. – Не к ней самой, а на чердак… Приборы хотел взять для лодки.
– Ну и как? Все разломано, да?
– Все цело, – тоскливо сказал Владик. – Только я туда больше не пойду. И брать не буду… Я без этого чердака раньше жить не мог. Ну, понимаешь, он для меня самым главным был. А сейчас посмотрел – грязь да паутина. Железки ржавые. Компас – просто склянка с водой. И темно…
– Можно ведь все поправить, вычистить. Или тетка не разрешит?
– Не знаю… Разрешит. Только я не хочу. Там и раньше так было, просто я не видел… А сейчас как-то страшно там даже.
Он отвел взгляд и опустил плечи. Генка снова почувствовал: самый большой Владькин страх – это страх перед новой слепотой. И темные углы помогают
Генка взглянул на ребят. Илька с восторгом мазал красной кистью днище лодки. Шурка же бессовестно бездельничал и давал Ильке руководящие указания. Оба они на разговор не обращали внимания.
Генка решился спросить:
– Владь… А как же тогда? Помнишь, ты говорил про метеорологов.
– Помню, – твердо ответил Владик. – Не хочу. Тогда хотел, а сейчас не хочу. Думаешь, струсил?
Генка пожал плечами. Думать так было бы глупо.
– А чего хочешь? – спросил он.
– Не знаю, – тихо сказал Владик. – Я хочу чего-нибудь очень хотеть. И делать что хочется. Чтобы получалось. Но я не знаю. За что ни возьмусь, ничего не выходит. Даже рисовать не могу, только красками мажу.
– Научишься, – осторожно сказал Генка.
– Может быть… – сказал Владик.
Стояла веселая вихревая погода. В небе на разной высоте и с разной скоростью летели желтые и серые облака. Они лохматились и рвались, обгоняя друг друга. Но их косматое кипенье не закрывало синевы и солнца. Небо в эти дни казалось особенно высоким и звонким, а солнце ловко увертывалось от облачных стай и жарило мальчишкам плечи.
Как всадники, налетали удалые ветры. Гнули у заборов репейники, прижимали лопухи. Иногда вместе с ними, барабаня и звеня, проносились короткие озорные дожди. Солнце во всех краях неба строило и рассыпало горбатые радуги.
Генка рано вышел на крыльцо. Босиком. Доски были теплые и влажные после очередного дождика. Земля еще не высохла.
По двору, высоко поднимая лапы, ходил с кислой мордой полубродячий Яшкин кот Стефан.
– Кис-кис, Степка, иди ко мне, – дружелюбно сказал Генка.
Стефан пренебрежительно дернул кончиком хвоста и ушел в калитку.
– Я знаю, кто сожрал цыпленка, – сказал Генка вслед.
Стефан перешел на трусливую рысь.
Генка обогнул дом и зашагал к навесу.
Перед лодкой на корточках сидел Илька. Кончиками пальцев Илька осторожно проводил по форштевню. Сначала Генка решил, что он проверяет, высохла ли краска. Но сделал еще два осторожных шага и услышал, как Илька говорит:
– Маленький мой… Фрегатик хороший…
Генка нагнулся и шумно захлопал по штанине, будто стряхивая пыль. Краем глаза он заметил, как Илька вскочил, смущенный и готовый огрызнуться.
– Не сохнет? – спросил Генка.
Илька растопырил ладонь со следами белил.
– Зря ты лапаешь! – сердито заметил Генка. – Следы на краске будут.
– Я тихонечко, – сказал Илька и вытер ладонь о живот.
– Что за белила! – начал возмущаться Генка. – Вся краска давно сухая, а они липнут и липнут. Еще не меньше трех дней ждать придется, а то штаны от скамеек не отдерем потом.
– Лопнуть можно, – уныло откликнулся Илька.
– За три дня не лопнешь.
– Шурика жалко. Уедет, так и не поплавает с нами.