Та сторона, где ветер
Шрифт:
– Что это за порядок? Пришел из школы – и сразу же за книжку про шпионов! Небось учебник не берешь. И вообще… Ну-ка, показывай дневник!
Пожалуйста! Генка вытаскивал из-под дивана портфель. Чего ему бояться? Пусть смотрит. Тройки по природоведению да по истории? Ну и что? Не двойки ведь. И Генка сердито дергал блестящий замок, который все время заедало…
Так было, когда Генка учился в третьем классе, в четвертом. В пятом он уже не показывал дневник так охотно. Из-за английского. Да отец во время редких приездов почти и не вспоминал о нем. И о том, что возьмет Генку в тайгу, он говорил не так часто. Но все-таки говорил иногда.
И Генка ждал. Тайга представлялась ему громадой мачтовых стволов и сплошной хвойной зелени, прорезанной тонкими лучами солнца и звенящим звуком электропил… И казалось Генке, что там, вдвоем с отцом, они будут ближе друг другу.
Но не получилась поездка. Опять все тот же английский…
Конечно, не стал Генка говорить про это Владику. Только сказал:
– У меня отец тоже инженер. Строитель. В поездках все время… А мать диспетчером на троллейбусном маршруте работает.
Он думал, что и Владик теперь скажет что-нибудь о своей матери. Владик подергал дужку наушников, примерил на голове и улыбнулся.
– Крепко держится. А то вчера знаешь что? Вечером, поздно уже, папа сидит чертит, а я лежу и пьесу слушаю: «Шторм», про моряков. Он говорит: «Хватит, спать пора». А я говорю: «Рано еще». Пьеса интересная, жалко бросать. Он опять: «Спи давай». А я залез под одеяло и слушаю. Он тогда подошел и наушники с меня тянет. А я не даю. Ну и давай дурачиться. А они – хлоп на пол. Винтик выскочил – и в какую-то щель… А теперь уж не выскочит.
– Передачу-то дослушал? – спросил Генка.
– Папа громкость включил в приемнике. Вместе и слушали. Он говорит, что все равно голова от работы распухла. Да он так часто говорит, а все равно сидит по ночам…
– Хороший он у тебя, – чуть слышно сказал Генка.
Владик снял наушники.
– Пойдем, да? Бумагу мочить…
– Айда.
Владик первым шагнул к выходу. Генка двинулся за ним и только сейчас заметил на стене у двери велосипед. Искорки света горели на спицах и ободах. Генка крутнул переднее колесо. Оно завертелось легко, с чуть слышным шорохом.
– Горьковский, – сказал Генка. – «Прогресс». Законный велик…
Владик остановился:
– У тебя нет?
– Нет. В этом году уже не купят. Может, в будущем.
– Если хочешь, бери, катайся, – предложил Владик. – Он все равно пока без дела висит.
Это была неожиданная радость. Но Генка сдержал ее.
– А твой отец? – спросил он. – Не заругается?
Владик удивленно обернулся, и его глаза, совсем непохожие на глаза слепого, скользнули по Генке.
– Что ты! Он ничего не скажет. Он все равно не ездит на нем, это же мой велосипед.
– Твой?! – вырвалось у Генки. Правда, в ту же секунду он прикусил язык.
Ну надо же так! А если Владик ослеп недавно? А вдруг он еще этой весной, как все мальчишки, носился на велосипеде по асфальтовым тротуарам, пугая прохожих и радуясь синему блеску луж?
Но Владька не обиделся. А если и обиделся, то немного, как обижается любой из ребят, когда ему не верят.
– Не веришь? А знаешь, как я на нем гонял, когда в Воронеже жили? Там вокруг двора асфальтовая дорожка была. Я на ней каждый поворот знал…
– Да я верю, – пробормотал Генка.
– Я ночью катался, – тихо сказал Владик. – Днем там прохожие ходят, малыши бегают, а я ночью. Мне-то все равно. Хорошо было. Только один раз на какого-то пьяницу налетел.
Вот. – Он подтянул узкий рукав футболки, и Генка увидел белый шероховатый рубец. – Это я тогда ссадил, – объяснил Владик. – А ты не веришь.
– Да верю я, – смущенно повторил Генка. И все-таки не удержался, спросил: – А отец-то тебе разрешал?
– Он разрешал. Он меня сам учил, – сказал Владик. И неожиданно добавил: – Он меня и ходить учил… Так, чтобы незаметно было, что я не вижу.
Генка молчал. Он думал о том, что Владька не похож на других мальчишек не потому, что слепой. На слепого он ведь тоже не похож. Тут что-то другое…
– Ой, ну пойдем! – вдруг заспешил Владик. – Не надоел тебе мой разговор? Я в эти дни все один да один дома. Все молчу… А тут ты пришел.
– Плохо одному, – сказал Генка.
Владика он понял. Но что еще мог он сказать? Это ведь только в книжках пишут, что встретятся незнакомые мальчишки и в первые же минуты: «Слушай, давай дружить!» – «Давай!» – «По-настоящему?» – «По-настоящему!» А на самом деле разве так говорят? Генка не понимал, как вообще можно об этом вслух говорить.
И Владик, наверно, думал так же.
– У вас в огороде бочка. Обмакнем туда бумагу, – предложил Генка, – а потом кнопками к стене пришпилим. Есть кнопки?
– Конечно.
Они пошли к бочке, и снова Генке казалось, что пружинистые доски вот-вот подбросят Владьку, как легкое черное перо. Перо закружится по ветру и улетит к зениту. Вон туда!
Генка поднял глаза.
В небе трепыхался и медленно падал «Желтый щит».
Генка даже не знал толком, чей это «конверт». Но большой желтый змей падал рывками, как падают все «конверты», захлестнутые закидушкой.
– Владик, – торопливо сказал Генка, – мне надо бежать. Сбили змея.
– Твой? – спросил Владик и остановился.
– Не мой. Не знаю чей. Но все равно бежать надо. Понимаешь, такое правило. Голубятники сбили.
Владик молча шагнул с дощатых мостков, давая Генке дорогу.
– Без меня не мочи бумагу, – сказал Генка, следя за падением змея.
– Значит, придешь? – обрадованно спросил Владик. – Сегодня придешь?
«Желтый щит» падал где-то в переулке Конноармейцев.
– Сегодня – не знаю. Нам дрова привезут, надо в поленницу складывать. Кубиков восемь. А завтра обязательно.
– Завтра обязательно? – негромко переспросил Владик.