Та сторона, где ветер
Шрифт:
Перечеркнутый крест-накрест тонкими планками змей похож на большой почтовый конверт. Так их и называют – «конверты». Но есть еще у каждого «конверта» свое имя. Лучше всех знает эти имена Илька. Если его поймать на улице, он охотно остановится на полминутки, запрокинет голову и, протянув в небо ладонь, посыплет звучные названия: «Леонардо», «Желтый щит», «Василек» (это уж, конечно, девчонки выдумали), «Битанго», «Восток-203» (это для запаса такая цифрища), «Гагаринец»…
Илька знает их всех. Даже по звуку трещотки может определить, какой змей сейчас у него над головой.
Бывает, что «конверты» падают. Если змей оборван порывом ветра, это еще полбеды: «конверт» подберут и отдадут хозяину. Хуже, если змей сбили голубятники. Они пираты. Они придумали, что воздушные змеи пугают голубей. И еще придумали закидушки. Это два камня и шпагат. Когда змей в воздухе, нить к нему от крыши тянется не прямо: она провисает и, прежде чем уйти вверх, проходит невысоко над землей. Здесь ее и заарканивают закидушками голубятники.
Прихватив добычу, они мчатся домой и по привычке ждут выкупа. Не дождавшись, они выходят на улицу. Здесь их ловят и колотят. Таков закон.
Ветры и небо сдружили мальчишек-змеевиков. С утра до вечера бегут вверх по ниткам пестрые клочки бумажных «телеграмм». Это хозяева «конвертов» ведут разговор. Нехитрую воздушную азбуку понимают все, даже Илька, хотя и с обыкновенным-то чтением он познакомился всего год назад. А чего тут не понимать? Обыкновенная азбука Морзе: белая «телеграмма» – точка, черная – тире. А разноцветные клочки – это позывные. У каждого свои. У Генкиного «Кондора», например, два зеленых. Так его всегда и вызывают для беседы или для отпора голубятникам.
И есть такое правило: как появится в небе новый змей, он должен дать свои позывные. А как же иначе? Небо одно, и все в нем должны знать друг друга.
Большой белый змей появился вчера. Словно квадратная луна, взошел он из-за тополей на улице Чайковского и поднялся выше всех. Он не дал позывных и не ответил на сигналы.
Шурик Черемховский стоял, прислонившись к забору, грыз сухой стебелек и смотрел вверх. Белый квадратик змея неподвижно висел в зените. Светлая нитка, почти неразличимая в синеве, уходила от него за тополя. Небо сейчас было почти пустым. Пестрые «конверты», словно стесняясь белого незнакомца, потянулись к своим крышам, исчезли. Только над соседним кварталом невысоко маячил голубой «Василек» Надьки Колпаковой да над зеленой крышей Тольки Селькупова трепыхался, пытаясь взлететь, неуклюжий «Погонщик туч».
Белый змей шевельнулся. Было заметно, что он взял еще несколько метров высоты. И снова замер.
– Возможно, он нас не понял, – сказал Шурик, не разжимая зубов, чтобы не выпустить травинку. Стебелек дернулся вверх и вниз, словно стрелка чуткого прибора.
– Чего? – откликнулся с забора Яшка Воробей.
Он сидел на корточках, примостившись на срезе шаткого столба. Сидел и тоже смотрел вверх похожими на темные блестящие кнопки глазами. Не отрывая глаз от змея, он повторил:
– Чего не понял?
– Сигналов, – сказал Шурик.
– Ха! Все понимают, а он неграмотный, значит? Спросил бы – научили бы…
Шурик пожал плечами и выплюнул стебелек.
Щелканье подошв рассыпалось за углом. И вылетел Илька.
Не сбавляя скорости, словно конькобежец, он описал крутую дугу и, чтобы остановиться, с разбегу уперся ладонями в забор. Доски и столб закачались. Закачался и Яшка, смешно размахивая тонкими руками. Не удержался и прыгнул, отбил пятки об асфальт. Замахнулся острым кулачком на Ильку:
– Козел бешеный! Тормоза не держат, что ли? Как тресну!
Илька ловко присел.
– Оставь его в покое, – сказал Шурик. И спросил у Ильки: – Узнал?
– Про что?
Шурик движением бровей указал вверх:
– Чей он?
Илька заморгал.
– Я не знаю…
– А-а… – разочарованно протянул Шурик. – Я думал, ты узнавать бегал.
– Я еще вчера бегал, – сказал Илька немного виновато. – Но там, на Якорной, сидят Витька и Серега Ковалевы. А на улице Чехова еще какие-то голубятники. Но они ведь тоже, наверно, знают про катапульту. Им теперь только попадись. Да, Яшка?
– Еще бы! – усмехнулся Воробей, и его треугольное личико даже сделалось круглее.
– А ты при чем? – сказал Ильке Шурик. – Ты в этой истории ведь не участвовал.
– Будут они разбираться! – сказал Воробей.
Илька потоптался, вздохнул и показал на змея:
– Знаете что? Вот, по-моему, он это нарочно, вот и все.
– Кто? – рассеянно спросил Шурик. Он что-то обдумывал и опять жевал травинку.
– Тот, кто его запустил, – объяснил Илька. – Вон он где! Выше всех. Вот он и думает: раз выше – значит, плевать на всех.
Яшка скривил маленький рот:
– Гляди-ка ты, «выше»! У меня «Шмель» еще выше поднимался.
– Ух и врешь! – изумился Илька.
– И кроме того, твой «Шмель» упал, – заметил Шурик.
Яшка понял, что перегнул. Но ни ссориться, ни стукать по шее Ильку не хотелось. Белый «конверт» висел в небе как насмешка над всеми змеевиками.
– Генкин «Кондор» все равно поднимется выше, – твердо заявил Яшка.
– Он может, – согласился Шурик. – Но Генки нет.
Илька открыл рот, но сказать ничего не успел. Сказал Воробей:
– Генка теперь злой. С английским у него дело – гроб. Увяз.
– А он и не старался выкарабкаться, – спокойно произнес Шурик.
Яшка уставился на него колючими глазами:
– «Не старался»! А ты знаешь? А чего стараться, если все равно бесполезно! Если человек не может!
Шурик согласился:
– Может быть. Я не знаю: я учу немецкий. Он, говорят, легче.
– У разных людей голова по-разному устроена, – задумчиво произнес Яшка. – У одного языки учатся хорошо, а у другого никак. У Галки, у моей сестры, в медицинском институте английский язык да еще латинский, на котором рецепты выписывают. И она хоть бы что. А я в этот латинский заглянул – ну ни капельки не понятно.